Александр Грибоедов - Горе от ума (сборник)

Извольте ж к ней сейчас отправиться, – подите!

Я вас послушаюсь, – иду сейчас.

Скажите,
Кто этот сча́стливый, что вами предпочтен?

Зачем вам имя знать его?

Затем, что он
Заплатит дорого… да!

Что вы? успокойтесь;
Вы что-то стра́шны.

Как?

Я вас боюсь…

Не бойтесь!
Какая мне нужда до вас и до него,
И как его зовут…

Вот, взбесит хоть кого!
Да и меня ж потом ревнивым называют!

Но в самом деле, мне кого предпочитают?

Кто знает, может быть, и он соперник мой?
И точно! – нынче он доволен так собой!

Вы здесь, Росла́влев? – Ну, опять сердит? Скажите:
За что? – Вы влюблены, любимы.

Извините!
Вы шутите, а я… я вовсе не шучу.
Да кстати, я давно просить у вас хочу;
Прошу покорно мне сказать чистосердечно,
Как честный человек.

Вы спросите, конечно,
Что не намерен ли у вас я перебить?

Однажды навсегда прошу мне объявить,
С какими видами так часто, постоянно
Сюда вы ездите?

С какими? – Очень странно!
Я видов не имел ни на кого отнюдь;
А если…

Их на вас имеет кто-нибудь…
Ну, кто ж?

Когда б от вас хотели допытаться,
Вы не сказали бы, конечно?

Может статься.
Но вы? вы скажете? – не правда ли?

Бог мой!
Как этак приставать? Вот человек какой!
И даже помолчать он не дает свободы!
Пусть так; вы смущены, я – жалостлив с природы.

Без предисловия.

Прошу же скромным быть.

Однако этого не должно б говорить.

Теперь всё говорят, – ну, говорите ж.

Милый!
Вы слишком горячи! А если б что и было,
И если даже есть, так вам нет ну́жды в том;
Ну, понимаете, что вы тут ни при чем.

Ужли Эледина? – Вот это будет ново!

А что ж?

Вы шутите.

Да нет.

Честно́е слово?

Честно́е слово. – Вот: всегда бедам чужим
Смеялся Ленский ваш! Ну, смейтесь же над ним.
Я от Элединой давно терплю нападки;
Да, да!

Но, может быть, все это лишь догадки,
Без основания.

Одни догадки? Вот!
А если дело-то серьезнее пойдет,
На доказательства… Что? это вас тревожит?

Нет! потому что их и быть у вас не может.

Не может, точно так. Да как у нас и быть?

А если, например, здесь можем мы найтить,
Между такими же другими письмецами…
Оно? – Нет, не оно. – А, вот! – прочтите сами.

Заметьте, что Амур лукавое дитя:
Всё это писано как будто бы шутя;
Всегда ведь женщины с насмешек начинают,
А там привяжутся, а там и обожают,
А там…

Ну, мочи нет, как Ленский мне смешон!
Я рад до крайности, что так обманут он!
Нет, вы – вы смотрите за Лизой осторожно,
Вы очень знаете, что женщине всё можно.

А он без милости уверен был в себе.

Что ж? Все мы этой же подвержены судьбе.
Вот, Ленский! наконец слова мои сбылися!
Я говорил тебе…

Когда? – как завелися
У нас свидания почаще с нею?

Нет!
Гораздо прежде. – Ах! и мне таких же бед
От Лизы можно ждать.

Да, да, – я уверяю.

Прошу не уверять…

Нельзя; когда я знаю…
И в том, что к грусти вам причину подает,
Никто участия такого не берет,
Как я… Прощай же.

«В печали, в огорченьи,
Всегда любовники грустят в уединеньи».

Он весел и поет! он счастлив и любим!
А Ленский между тем смиряйся перед ним!
А с Лизой в ссоре я? – Хоть тем могу я льститься,
Что Лизе вряд ли он успеет полюбиться.
Вот женщины, мой друг! – Что?..

А! да вот и он
И что-то невесел!

Опять уж рассержён!

Ну, Ленский, в женщинах ничто мне не понятно!

Мне тоже, признаю́сь.

Они… невероятно!
Как хитры, скрытны! – в них обманется хоть кто.

Как ветрены!

Да он заговорил не то; —
Неужли угадал?

Таить немного прока;
Узнает без меня, – а рассказать жестоко.
Оба сходятся с двух сторон.

С чего бы мне начать?

Послушай, милый мой!
Мы с Лизой разговор имели преживой,
Да с ней не сговоришь: совсем другая стала!
И неуступчива, как сроду не бывала!
Тут что-нибудь да есть. – Так! бог уж ей судья,
А что душой кривит Эледина твоя.

Нет! за Эледину, как за себя, ручаюсь;
А в Лизе, виноват, я что-то сомневаюсь;
Однако ж, не сердись, ведь это ни к чему,
Будь рассудителен. – А видно по всему,
Что вряд ли ты любим.

Так! обо мне заботы;
А об самом себе подумать нет охоты?