Наум Фогель - Капитан флагмана

Джеггерс остановился у одного из фрезерных станков с программным устройством, неторопливо обошел его. Молодой парень в берете и легкой спецовке продолжал работать как ни в чем не бывало.

"Отучили-таки глазеть на иностранцев", - с удовлетворением подумал Бунчужный, искренне любуясь и внешним видом рабочего, и тем, как умело он орудует у станка. Джеггерс вскинул свой фотоаппарат, щелкнул затвором. Потом отыскал фирменную дощечку и ее сфотографировал.

"Деловой мужик, - подумал о нем Тарас Игнатьевич, - не тратит времени на расспросы".

Они пошли вдоль цеха и завернули на участок наладчика универсально-сборочных приспособлений - УСП. Эти приспособления не были особой новинкой. Но участок был организован совсем недавно и оборудован лучше, чем на других заводах, давал большую экономию. Тарас Игнатьевич охотно показывал его гостям.

Широкое окно. Цветы на белом подоконнике. Возле него - письменный стол с горкой книг на нем. Справа и слева, во всю стену, - светлые шкафы со множеством ящиков. Посредине - стол с металлической плитой вместо крышки.

Изготовление кораблей по шести-семи проектам одновременно на конвейер не поставишь. Сотни, тысячи деталей, множество всяких механизмов подаются на стапель и соединяются здесь в гармоническое целое.

Многие из этих деталей - уникальные. Порой на всю серию кораблей их пойдет всего несколько десятков. А изготовлять очень сложно. Приходится прибегать к "шаблону". Обходится такой "шаблон" дорого. А когда детали изготовлены - его хоть выбрось. В таких случаях на выручку приходит наладчик УСП со своими ящиками, в которых расположились многие тысячи точнейших деталей. Из этих деталей и собирают всякого рода приспособления. Когда отпадет необходимость в таких "шаблонах", их просто разбирают.

Джеггерса заинтересовало только что собранное приспособление, укрепленное на вращающейся станине. Джеггерс повертел его и поинтересовался, где изготовляются такие точные детали. Переводчик назвал институт. Джеггерс тут же записал адрес.

Потом попросил показать ему трубный цех. Бунчужный не собирался туда, однако и вида не подал. Лишь кивнул в знак согласия.

У входа в этот цех стояли главный конструктор, технолог и еще трое из "комсостава". Все в рабочих спецовках. Курили, смеялись чему-то. Увидев Бунчужного и гостя, замолкли. Тарас Игнатьевич поздоровался кивком.

В трубном Джеггерс заинтересовался новым труборезным станком, несколько секунд присматривался к его работе, сфотографировал.

После этого они пошли смотреть жилмассив. В прошлый раз, когда Джеггерсу показывали первые дома будущего города, вокруг было пустынно ветер гнал золотистый песок, то там, то тут наметая мелкие барханы. А сейчас тут живет более тридцати тысяч человек.

Но Джеггерса поразили не дома, не их цветная керамическая облицовка, не закованные в добротный асфальт широкие улицы, не зеркальные витрины магазинов, не архитектура Дворца кораблестроителей, широкоэкранного кинотеатра и спортивного комплекса с плавательным бассейном. Его поразили деревья, матерые тополя, каштаны и клены, которых и в помине не было всего два года назад. Он погладил шелковистую кору тополя, потом отошел на несколько шагов в сторону, чтобы охватить взглядом все дерево, дотянувшееся до пятого этажа, и только руками развел.

- Как вам удалось это, мистер Бунчужный?

- Расскажи ему, - обратился Тарас Игнатьевич к переводчику.

Тот рассказал.

Зимой, в мороз, с помощью специального крана берут взрослое дерево вместе с комком материнской земли и в контейнере перевозят сюда, в заранее приготовленные ямы. Весной оно пробуждается как ни в чем не бывало и ведет себя так, словно родилось тут двенадцать-тринадцать лет назад.

- Восхищен, мистер Бунчужный. Вы - волшебник. Добрый волшебник.

Тарас Игнатьевич кивнул и посмотрел на часы. Ему хотелось до отъезда хоть немного побеседовать с Джеггерсом неофициально, доверительно. Джеггерс тоже посмотрел на часы и заметил, что он очень сожалеет, но время на исходе. Они вернулись в кабинет. Бунчужный отпустил переводчика, жестом пригласил Джеггерса к столу. Налил в рюмки коньяку. Предложил выпить. Выпили. Закусили.

- Я плохо владею вашим языком. Но, полагаю, лучше разговаривать на плохом английском, нежели молчать.

- Зачем же нам, дорогой мистер Бунчужный, беседовать на плохом английском, когда мы можем поговорить на вполне удовлетворительном русском?

Бунчужный посмотрел на него с удивлением, улыбнулся:

- Какого же черта мы тратили время на переводы?

Джеггерс хитровато прищурился:

- Выгодно, когда думают, что ты, как это говорил ваш Короленко, "без языка": иногда совершенно неожиданно можно услышать много интересного.

- И неинтересного тоже, - буркнул Бунчужный. - Иногда такое можно услышать - в глазах потемнеет.

- Можно, - согласился Джеггерс. - Кстати, что значит "зануда"?!

- У нас так называют скучного и до тошноты нудного человека.

- А вот это? - он раскрыл свой блокнот и заглянул туда: - "Выбирала дивка - и выбрала дидька".

- Это украинская поговорка. Так говорят, когда девушка долго выбирает суженого, а потом останавливает свое внимание на ком не следовало бы.

- И матушка, конечно, бывает недовольна. То-то мистер Скиба вспомнил о ней.

- Нет, это ругательство. Крепкое русское словцо, - сказал Тарас Игнатьевич.

- Да, русские умеют ругаться, - Джеггерс улыбнулся с хитрецой. - Как это у Ильфа и Петрова, мистер Безенчук? Помните? "Туды его в качель!" Впрочем, наши тоже умеют ругаться. Особенно докеры и моряки. О, наши моряки умеют великолепно ругаться! Только они в таких случаях не вспоминают матушку. Да, когда играешь роль невидимки, можно услышать и много неприятного. Но интересного все-таки больше.

Тарас Игнатьевич спросил Джеггерса о планах его фирмы. Тот стал рассказывать. Это были не очень радостные планы, полные тревог в связи с конкуренцией, забастовками, проблемами сбыта. Бунчужный говорил не столько о технических проблемах, сколько о коллективе, благоустройстве цехов, сервисе трудящихся.

Джеггерс опять прищурился. От этого на его умном лице появилось добродушно-хитроватое выражение, словно он, играя в шахматы с опытным противником, вдруг сделал неповторимо удачный ход.

- А ведь вы не отличаетесь от нас, мистер Бунчужный. Вы просто лезете из кожи вон, чтобы максимально повысить производительность труда. Вы делаете все, чтобы обеспечить своему заводу постоянную высококвалифицированную силу рабочих. Вы создаете отличные условия: благоустроенные цеха, цветы на окнах и у станков. Вы создали для своих людей целый город. Вы не хотите, чтобы они трепали себе нервы в трамваях, автобусах и троллейбусах. Больница по своему оснащению и комфорту похожа на госпиталь для избранных мира сего. Ночной санаторий в сосновом лесу, дом отдыха. И все это бесплатно. Если бы вы могли для всех, кто живет вдали, приобрести за полцены автомобили, вы бы сделали и это.