Максим Горький - Русские сказки

- Стыдно...

- Мало ли что! Многие сытней нас жили, однако - пошли же на это!

- Им всё равно в арестантские роты срок подходил...

- Брось! Ты гляди: нынче даже литераторы учат:

"Живи как хошь, всё равно -помрешь"...

Спорили, спорили, так и не сошлись.

- Нет, - говорит черненький, - ты - валяй, а я лучше жуликом останусь...

И пошел по своим делам: калач с лотка стянет и не успеет съесть, как его схватят, изобьют и - к мировому, а тот честным порядком определит его на казенную пищу. Посидит черненький месяца два, поправится желудком, выйдет на волю - к рыжему в гости идет.

- Ну, как?

- Служу.

- Чего делаешь?

- Ребенков истребляю.

Будучи в политике невеждой, черненький удивляется:

- Почто?

- Для успокоения. Приказано всем - "будьте спокойны", - объясняет рыжий, а в глазах у него уныние.

Качнет черненький головой и - опять к своему делу, а его - опять в острог на прокормление. И просто, и совесть чиста.

Выпустят - он опять к товарищу, - любили они друг друга.

- Истребляешь?

- Да ведь как же...

- Не жаль?

- Уж я выбираю которые позолотушнее...

- А подряд - не можешь?

Молчит рыжий, только вздыхает тяжко и - линяет, желтым становится.

- Как же ты?

- Да так всё... Наловят их где-нибудь, приведут ко мне и велят правды от них добиваться, добиться же ничего нельзя, потому что они помирают... Не умею я, видно...

- Скажи ты мне - для чего это делается? - спрашивает черненький.

- Интересы государства требуют, - говорит рыжий, а у самого голос дрожит и слезы на глазах.

Задумался черненький - очень жалко ему товарища

- какую бы для него деятельность независимую открыть?

И вдруг - вспыхнул!

- Слушай - денег наворовал?

- Да ведь как же? Привычка...

- Ну, так вот что - издавай газету!

- Зачем?

- Объявления о резиновых изделиях печатать будешь...

Это рыжему понравилось, ухмыльнулся.

- Чтобы не было ребенков?

- А конечно! Чего их на мучения рожать?

- Это верно! Только - газета зачем?

- Для прикрытия торговли, чудак!

- Сотрудники, пожалуй, не согласятся?

Черненький даже свистнул.

- Вона! Ныне сотрудники сами себя живьем в премии предлагают подписчицам...

На том и решили: стал рыжий газету издавать, "при участии лучших литературных сил", открыл при конторе постоянную выставку парижских изделий, а над помещением редакции, ради соблюдения приличий, учредил дом свиданий для высокопоставленных лиц.

Дела пошли хорошо, живет рыжий, толстеет, начальство им довольно, и на визитных карточках у него напечатано:

"Вдоль Поперек Ивсяко Редактор-издатель газеты "Туда-сюда", директор-учредитель "Сладкого отдыха администраторов, утомленных преследованием законности". Тут же торговля презервативами оптом и в розницу".

Выйдет черненький из острога, зайдет к товарищу чайку попить, а рыжий его - шампанским угощает и хвалится:

- Я, брат, теперь даже умываться стал не иначе, как шампанским, ей-богу!

И, зажмурив глаза от восторга, умильно говорит:

- Хорошо ты меня надоумил! Вот это - служба отечеству! Все довольны!

А черненький тоже рад:

- Ну, вот и живи! Отечество у нас невзыскательно.

Растрогается рыжий - приглашает товарища:

- Вань, айда ко мне в репортеры!

Смеется черненький:

- Нет, браток, я, должно быть, кончерватор, уж я останусь жуликом, по-старинному...

Морали тут нет никакой. Ни зерна.

.................................

1909 г.

Однажды начальство, утомясь в борьбе с инакомыслящими и желая, наконец, опочить на лаврах, приказало наистрожайше:

«Сим предписывается привести в наличность всех инакомыслящих, без стеснения извлекая оных из-под всяческих прикрытий, а по обнаружении искоренить дотла различными подходящими для того мерами».

Исполнение сего приказа было возложено на вольнонаёмного истребителя живых существ обоего пола и всех возрастов Оронтия Стервенко, бывшего капитана службы его высочества короля фуэгийцев и властелина Огненной Земли, для чего и было ассигновано Оронтию шестнадцать тысяч рублей.

Не потому Оронтий к сему делу призван был, чтобы своих дошлых не нашлось, а потому, что был он неестественно страховиден, отличался волосатостью, позволявшей ему ходить голым во всех климатах, а зубов имел по два ряда – шестьдесят четыре штуки полностью, чем и заслужил особенное доверие начальства.

Но, несмотря на все эти качества, и он задумался жестоко:

«Как их обнаружишь? Они – молчат!»

А действительно, житель в этом городе был муштрованный – все друг друга боялись, считая провокаторами, и совершенно ничего не утверждали, даже с маменьками разговаривая в условной форме и на чужом языке:

– N’est-ce pas? (не так ли – Ред.)

– Maman, пора бы обедать, n’est-ce pas?

– Maman, а не сходить ли нам сегодня в кинематограф, n’est-ce pas?

Однако, подумав достаточно, нашёл-таки Стервенко способ вскрытия тайных помыслов: вымыл волосы перекисью водорода, в нужных местах побрился и стал блондином унылого вида, а потом надел костюм печального цвета, и – не узнать его!

Выйдет вечером на улицу и раздумчиво ходит, а завидя, что житель, послушный голосу природы, крадётся куда-то, – нападёт на него с левого бока и вызывающе шепчет:

– Товарищ, неужели вы довольны этим существованием?

Сначала житель замедляет шаги, как бы что-то вспоминая, но чуть вдали покажется будочник – тут житель сразу и обнаружит себя:

– Городовой, дер-ржи его...

Стервенко тигром прыгал через забор и, сидя в крапиве, размышлял:

«Эдак их не возьмёшь, закономерно действуют, черти!»

А тем временем – ассигновка тает.

Переоделся повеселее и начал уловлять иным приёмом: подойдёт к жителю смело и спрашивает:

– Господин, желаете в провокаторы поступить?

А житель хладнокровно осведомляется:

– Сколько жалованья?

Другие же вежливо отклоняют:

– Благодарю вас, я уже ангажирован!

«Н-да, – думает Оронтий, – поди-ка, поймай его!»

Между тем, ассигновка как-то сама собою умаляется.

Заглянул было в «Общество всесторонней утилизации выеденных яиц», но оказалось, что оное состоит под высоким давлением трёх епископов и жандармского генерала, а заседает однажды в год, но зато каждый раз по особому разрешению из Петербурга.

Скучает Оронтий, и от этого ассигновка как будто скоротечной чахоткой заболела.

Тут он рассердился.

– Ладно же!

И начал действовать прямо: подойдёт к жителю и без предисловий спрашивает его:

– Существованием доволен?

– Вполне!

– Ну, а начальство недовольно! Пожалуйте...

А кто скажет – недоволен, того, разумеется:

– Взять!

– Позвольте...

– Чего-с?

– Да я недоволен тем, что оно недостаточно твердо.

– Да-с? Взз...

Таким способом набрал он в течение трёх недель десять тысяч разных существ и сначала посажал их куда можно, а потом стал развешивать, но – для экономии – за средства самих же обывателей.