Николай Гарин-Михайловский - Детство Тёмы (Семейная хроника - 1)

Тёма сомневается, чтобы он был похож на генерала.

- Папеньке и маменьке радость, - продолжает Кейзеровна. - Папенька здоров?

- Здоров, - отвечает Тёма, смотря в пространство и роя сапогом землю.

- И маменька здорова? и братик? и сестрички? Ну, слава богу, что все здоровы.

Тёма чувствует, что можно идти дальше, и тихо, чинно двигается вперед.

У дверей своей лачуги сидит громадный Яков и наслаждается. Его красное лицо блестит, маленькие черные глаза блестят, разутые большие ноги греются, вытянутые на солнце. Он уже пропустил перед обедом...

В отворенное окно несется писк и шипение сковороды, на которой жарится одна из пойманных сегодня камбал. Яков каждое воскресенье ходит удить рыбу. Шесть дней он переносит пятипудовые мешки на своих плечах с телег на суда, а в седьмой - до обеда удит, а с обеда до вечера кейфует и наслаждается отдыхом. С ним живет старуха мать, и больше никого. Была когда-то жена, но давно сбежала, и давно уже ничего о ней не знает Яков.

- Яков, я уже поступил в гимназию, - говорит Тёма, останавливаясь перед ним.

- В гимназию, - добродушно тянет Яков и улыбается.

- Это мой мундир.

- Мундир? - повторяет Яков и опять улыбается.

Наступает молчание. Яков смотрит на большой палец ноги, как-то особенно загнувшийся к соседу, и протягивает к нему руку.

- Много наловил? - спрашивает Тёма.

- Наловил, - отвечает Яков, отставив рукой большой палец ноги, который, как только его выпустил Яков, еще плотнее насел на соседний.

- А мне уж нельзя больше с тобой ходить, - говорит Тёма, вздыхая, - я теперь гимназист.

- Гимназист, - повторяет Яков и опять улыбается.

Тёма идет дальше, и везде, где только сидят, он останавливается, чтоб показать себя. Только заметив Ивана Ивановича, он спешит пройти мимо. Тёма не любит разговаривать с Иваном Ивановичем, когда он пьян. А Иван Иванович, отставной унтер-офицер, сослуживец отца, несомненно пьян. Он сидит на завалинке, качается и поводит кругом мутными глазами.

- Стой! - кричит он, увидав Тёму, - на караул!

- Дурак, - отвечает, не останавливаясь, Тёма.

- Стой!! Едят тя мухи с комарами!

- И Иван Иванович делает вид, что бросается за Тёмой.

Тёма пускается в рысь, а Иван Иванович весело визжит:

- Держи, держи!

Тёма скандализован; он заворачивает за угол, оправляется и опять чинно идет дальше.

Появление Тёмы перед ватагой произвело надлежащий эффект. Тёма наслаждается впечатлением и рассказывает, с чужих слов, какие в гимназии порядки.

- Если кто шалит, а придет учитель и спросит, кто шалил, а другой скажет, - тот ябеда. Как только учитель уйдет, его сейчас поведут в переднюю, накроют шинелями и бьют.

Ватага, поджав свои босые грязные ноги, сидела под забором и с разинутыми ртами слушала Тёму. Когда небольшой запас сведений Тёмы о гимназии был исчерпан, кто-то предложил идти купаться. Поднялся вопрос, можно ли теперь идти и Тёме. Тёма решил, что если принять некоторые меры предосторожности, то можно. Он приказал ватаге идти поодаль, потому что теперь уже неловко ему - гимназисту - идти рядом с ними. Тёма шел впереди, а вся, ватага, сбившись в тесную кучу, робко шла сзади, не сводя глаз со своего преобразившегося сочлена. Тёма выбирал самые людные улицы, шел и беспрестанно оглядывался назад. Иногда он забывал и по старой памяти ровнялся с ватагой, но, вспомнив, опять уходил вперед. Так они все дошли до берега моря.

Ах, какое чудное было море! Все оно точно золотыми кружками отливало и сверкало на солнце и тихо, едва слышно билось о мягкий песчаный берег. А там, на горизонте, оно, уже совсем спокойное и синее-синее, уходило в бесконечную даль. Там, казалось, было еще прохладнее.

Но и тут хорошо, когда скинешь горячий мундир и останешься в одной рубахе. Тёма оглянулся, где бы уложить новенький мундир?

- А вот дайте, я подержу, - проговорил вдруг высокий, худой старик.

Тёма с удовольствием принял предложение.

- Да вы бы, сударь, немного подальше от этих... неловко вам, - шепнул Тёме на ухо старик, когда Тёма собрался было раздеваться.

"Это верно!" - подумал Тёма и, обратившись к ватаге, сказал:

- Нам в гимназии нельзя... нам запрещено вместе... Вы здесь купайтесь, а я пойду подальше...

Ватага переглянулась, а Тёма со стариком ушли.

- Ну, вот здесь уж можно, - проговорил старик, когда ватага скрылась из глаз благодаря выступающему камню. Тёма разделся и полез в воду. Пока он купался, старик сидел на берегу и не мог надивиться искусству Тёмы. А Тёма старался.

- Я могу вон до тех пор доплыть под водой, - кричал он и с размаху бросался в воду. - Я и на спине могу, - кричал опять Тёма. - Я могу и смотреть в воде!

И Тёма опускался в воду, открывал глаза и видел желтые круги.

- А я могу... - начал снова Тёма, да так и замер: ни старика, ни платья не было больше на берегу. В первую минуту Тёма и не догадался о печальной истине: ему просто стало жутко от одиночества и пустоты, которые вдруг охватили его с исчезновением старика, и он бросился к берегу. Он думал, что старик просто перешел на другое место. Но старика нигде не было. Тогда он понял, что старик обокрал его. Растерянный, он пришел к ватаге, уже выкупавшейся и одетой, и сообщил ей свое горе. Розыски были бесполезны. Все пространство, какое охватывал глаз, было безлюдно. Старик точно провалился сквозь землю.

- Может, это нечистый был, - сделал кто-то предположение, и у всех пробежали мурашки по телу.

- Пойдем, - предложил Яшка, не отличавшийся храбростью, и, быстро вскочив, напялил шапку на мокрые волосы.

- А я как же? - жалобно проговорил Тёма.

Была одна комбинация: остаться Тёме на берегу и ждать, пока дадут знать домой. Но одному было страшно, а из ватаги никто не хотел оставаться с ним. Всех напугал нечистый, всем было страшно, все спешили уйти, и Тёма волей-неволей потянулся за всеми.

- У-ла-ла-а! Голый мальчик!

- Голый мальчик! Голый мальчик! - И толпа городских ребятишек, припрыгивая и улюлюкая, бежала за Тёмой.

Голый мальчик не каждый день ходит по улицам, и все спешили посмотреть на голого мальчика. Тёма шел и горько плакал. Почти каждый прохожий желал знать, в чем дело. Но Тёма так плакал, что говорить сам не мог; за него говорили его друзья. Это было очень трогательно. Все останавливались и слушали, слушал и Тёма. Когда рассказ доходил до мундира, Тёма не выдерживал и начинал снова рыдать.

- Но почему же вы не возьмете извозчика? - спросил Тёму господин в золотых очках.

"Извозчика?!" - думал Тёма. Разве мало убытков папе и маме от пропавшего платья! Нет, он не возьмет извозчика.

Два господина остановили процессию и тоже пожелали узнать, в чем дело. Выслушав, один из них спросил Тёму:

- Как ваша фамилия?

- Ка-ка-рташев, - ответил, захлебываясь, Тёма.

- Генерала Карташева? - переспросил удивленно господин и, посмотрев насмешливо на своего спутника, проговорил пренебрежительно: - Венгерский герой!