Леонид Гаврилкин - Остаюсь с тобой

- Веселенькая истина! - Капшуков сказал это так же разочарованно, как это вышло у Скачкова.

- Для вас это еще не истина. Для вас она станет истиной, когда вы дойдете до нее сами, своей жизнью. Так что не спешите жить, - засмеялся Скачков. - Я вот поспешил. Или опоздал. На свою станцию... И меня загнали в тупик. Вы слышали когда-нибудь на станции, как объявляют, что такой-то скорый опоздал на два-три часа? Слышали. А чтобы вот так опоздал пригородный? Не слышали? И я не слышал. Хочу, дорогой мой, стать пригородным. Поэтому и поеду в район, возглавлю управление. Кажется, оно неплохое. Правда, сейчас у них с планом не очень, однако ничего... Может, мне и удастся там сделать что-то. - Опять глянул на Капшукова. Ему показалось, что тот слушает его рассеянно, точно вполуха. Замолчал.

Так - молча - они прошли еще немного.

- Может, заглянем в бар, Валерий Михайлович? - неожиданно предложил Капшуков. - Здесь недалеко, в конце сквера. Я очень благодарен вам за все. Вы так открыто поговорили со мной. А главное, я теперь знаю правду. А то болтают черт знает что.

- А именно?

- Ну, что вы будто бы не поладили с шефом, вас попросили... Сплетни, одним словом. Признаюсь, меня поразила ваша честность и требовательность к себе, и мне интересно, да и полезно будет послушать вас. Может, откроете и секреты, так сказать, фирмы.

- Какие секреты? Завтра вы только сядете за стол, сразу же звонок вам. Надо то, другое. Вы - звонок своим сотрудникам. И начнется... Вот и все секреты.

- И все же, - настаивал Капшуков.

"А он далеко пойдет, - подумал Скачков, разглядывая с виду такое наивное лицо Капшукова. - На ходу умеет приспособиться. Возможно, он больше, чем остальные в отделе, мечтал о повышении, да думал, что его время не пришло, потому и прикидывался таким скромненьким".

- Я, знаете, никогда не ходил в эти бары, - сказал Скачков. - И вам не советую. - И подал руку: - До свидания. Желаю успеха.

Обычно Скачков любил побыть дома один. Можно было посидеть в мягком кресле, просмотреть газеты, подумать над бумагами, которые иногда приносил с работы, а то и просто подремать, отойти от дневных тревог, волнений, отдохнуть в ожидании жены, которая возвращалась с работы веселой, болтливой, лишая его тишины и покоя до самого сна.

Сегодня ему нечего было делать. По привычке освежившись под холодным душем и надев теплый махровый халат, он уселся перед телевизором. Показывали какой-то фильм, но Скачков никак не мог понять, что там и к чему, и скоро выключил. Взял стопку книг, которые недавно принес из книжного магазина. Не заинтересовали и книги. Встал, подошел к зеркалу, висевшему в передней, и внимательно посмотрел на себя, точно увидел впервые. Усталое кислое лицо, безразличные глаза. Над ушами торчат космы седых волос. Жена не раз говорила, чтобы подстригался выше, тогда, мол, и седина не будет так заметна. Перевел взгляд на часы, мигавшие зелеными цифрами на столе в зале. Жена сказала, что задержится. Она каждый вечер задерживается, но не так, как сегодня. Уж не устроила ли прощальный вечер? Они не могут там без таких застольев. Вошло в привычку.

Вышел на балкон. Сумерки сгустились, замутив воздух, окутав город. Старые дома точно размылись, исчезли, а белые кубы новых еще ярче засияли своей белизной. Прямо перед ним, через двор, стояли два пятиэтажных. Стандартных, серых. Во всяком случае, он всегда видел их такими. А оказывается, один из них чуть розоватый, другой - светло-салатовый. Правее же этих стариков совсем недавно выросла громада с широкими окнами и закрыла собой полнеба. А еще правее, за скопищем голубых шиферных и жестяных крыш, стояло синее здание, разлинованное вертикальными белыми полосами. Можно было подумать, что там повесили длинные полотенца. За ним рвался в небо факультет журналистики университета. Крылатая надстройка над ним в виде развернутой газеты придавала зданию легкость, напоминала всем, кто там учится. Жаль, что этот светлый символ можно увидеть только издали. Скачков и сам увидел его впервые.

Что-то таинственное, неразгаданное было в городском пейзаже. И чем дольше Скачков всматривался в здания, тем больше жалел, что за телефонными звонками и бумагами прозевал что-то очень дорогое и важное, может быть, более дорогое и важное, чем телефонные звонки и бумаги. Вот он уедет, а город останется. Останется неразгаданным. И как знать, может быть, там, куда Скачков уедет, ему будет не хватать этого города. А, с досадой поморщился он, нам всегда чего-нибудь не хватает. Что сделано, то сделано, и переделывать поздно, поздно! Он ведь и правда был недоволен своей работой и хотел сменить ее. Вот и сменил. И все, точка.

Вернулся в квартиру, позвонил Кириллову, редактору отраслевого журнала, жившему в соседнем подъезде:

- Зайди...

И не успел Скачков открыть холодильник, чтобы посмотреть, есть ли там какая-нибудь закуска, как тот уже нажал на кнопку звонка.

- Ну, что случилось? - спросил с порога.

- Ничего особенного. Вот уволился...

- И дурак, если это правда.

- По этому случаю и посидим. Давай поближе к столу.

- Мне нельзя, врач запретил. - Кириллов выглядел и правда неважно. Лицо опухшее, под глазами мешки.

- Нельзя так нельзя. Тогда так посидим, - и показал на кресло у газетного столика в зале.

- Какую еще проблему придумал себе? Или скучно одному стало?

- И проблема есть, и скуки хватает. - Скачков сел напротив. - А может, по маленькой? У меня чудесный коньяк.

- Не сомневаюсь, что он у тебя чудесный, однако... - Кириллов взял из стопки верхнюю книгу, глянул на заголовок, бросил снова на столик. Начитаешься за день в редакции, на книги и смотреть не хочется.

- Я уволился...

- Конечно, ты смелый человек, но...

- Что - но?

- Я тебе говорил. Боишься под старость рога наставит? Не бойся. Рога не наставит, не тот возраст, а вот рожками твою лысинку украсить может. - Он засмеялся. Увидев, что Скачков не реагирует на его шутку, сказал уже без насмешки, искренне: - Я давно тебе советовал найти молодуху, сходить раз-другой к ней в гости, и тогда на женины фигли-мигли будешь смотреть спокойно. А то вообразил, что на ней свет клином сошелся, и дрожишь.

- Не думай, что я только из-за жены... - Скачков внимательно посмотрел на Кириллова, точно раздумывая, говорить или не стоит, и продолжал: - Это у меня давно. Еще года два назад у нас пошли слухи, что одного из начальников подотделов будут поднимать выше. Я считал, что поднимут меня. Подняли другого. Вот тогда я и подумал, что нечего мне здесь сидеть, все равно ничего не высижу. Лучше плюнуть на все и махнуть к себе на родину, в какой-нибудь Зуев. Знаешь, под старость тянет туда, где пуповину зарыли... Он умолк, ожидая, что скажет на это Кириллов. Но тот смотрел на него усталыми глазами, чуть заметно улыбался и тоже молчал. - А когда дочка вышла замуж, пошла жить на частную квартиру, я еще раз подумал о Зуеве. А что? Мы уедем, а квартира останется дочке. Никто ее не выгонит. Прописана.