Валентин Катаев - Рассказы и сказки

Подобно ему, обмануты и обокрадены и те герои романа, которые, живя в Советской стране, все еще пытаются руководствоваться буржуазными жизненными принципами: так, Клава Корнеева бросает любимого человека и уезжает к нелюбимому, потому что мечтает о "роскошной жизни" на курорте, боится "пропустить такой исключительный случай". Катаев воплощает глупое, пошлое, мещанское счастье в сатирическом гротеске, аляповатой полотняной декорации, - мавританский замок "кондитерской белизны" и "малахитовые кипарисы", выстроенные "безукоризненным частоколом вдоль идеального канала", - которая служит фоном для снимков у провинциальных фотографов.

В романе "Время, вперед!" плодотворно соединились две струи раннего катаевского творчества - романтическая и сатирическая. Романтика утверждения молодого революционного мира утратила здесь тот несколько книжный характер, который был присущ югростовским рассказам, и обрела реальные жизненные черты. То же самое произошло и с катаевской сатирой. В романах и рассказах "гудковского" периода она зачастую принимала гротескно-гиперболические формы и переходила даже в сатирическую фантастику. Теперь писатель сатирически осмысляет, казалось бы, обыденные явления, детали повседневного быта и деятельности своих героев.

Волнующая поэтичность первых дней начавшегося социалистического строительства определила и новый для катаевского творчества лирико-романтический пейзаж. С его помощью писатель показывает действительный мир, окружающий героев, находящимся в непрерывном развитии, в процессе неисчислимых изменений. Пейзаж романа передает грандиозность масштабов того, что свершается на строительстве. "Все в дымах и смерчах, в бегущих пятнах света и тени, все в деревянных башнях и стенах, как Троя, оно плыло, и курилось, и меркло, и снова плыло движущейся и вместе с тем стоящей на месте, немой панорамой!"

В романе возникает целый мир вещей, невиданно огромных, могучих: "Бежали и поворачивались облакам навстречу верхушки буровых вышек", "на горе рвали руду - летали пудовые осколки", "повсюду были железнодорожные переезды, семафоры, шлагбаумы, шипенье и пар". Вот в степи виднеется какой-то кубик или, скорее, цинковый ящик, поставленный торчком. А вблизи он "вдруг четверть степи закрыл и полнеба... Громаднейший элеватор... люди под ним ходят совсем крошечные". Все детали катаевского пейзажа в романе грандиозны, вещи, казалось бы, созданы руками великанов. Капиталист мистер Рай Руп, путешествующий по Советской стране в качестве туриста, невольно испытывает страх перед величием непонятного ему нового мира, зло и раздраженно восклицает: "Вавилон, Вавилон!"

Но советские люди спокойно властвуют над этим великолепным и грандиозным миром, который они сами деятельно создают.

Среди романов о социалистическом строительстве начала 30-х годов "Время, вперед!" Катаева занимает важное место. Художник-реалист нарисовал с исторической точностью портреты людей того времени и рассказал о их трудовом подвиге. Ведь обогнать время означало обогнать войну, которая уже нависла над Европой. В обращении Магнитогорского горкома ВКП(б) к рабочим в самом начале 1931 года говорилось: "Магнитогорский гигант, который мы строим, имеет огромное народнохозяйственное и оборонное значение для страны. От успешного окончания строительства Магнитогорского комбината в значительной степени зависит дальнейшее развертывание индустриализации, особенно таких районов, как Сибирь, Казахстан, Урал..."* Деловой и политический смысл призыва был предельно ясен: успеть индустриализовать крестьянскую Россию до того, как грянет военная буря. Валентин Катаев, взяв из жизни эту главную проблему первой пятилетки, сделал ее основой романа "Время, вперед!". Книга о Магнитогорске, о строительстве одного из первых гигантов социалистической индустрии, завершала целый период в художественном развитии писателя.

______________

* "Магнитогорский рабочий" от 29 апреля 1931 г.

За годы первой пятилетки Советский Союз превратился в могучее, передовое государство, способное противостоять любым историческим испытаниям. А тень войны уже наползала на мирные наши селения и города. В Германии в 1933 году к власти пришли фашисты. Летом 1936 года началась военная интервенция Германии и Италии против Испанской республики.

В условиях чрезвычайного обострения международной обстановки, усиления фашизма на Западе наша литература обратилась к разработке героико-патриотической темы.

Книги А.Толстого, С.Сергеева-Ценского раскрывали величие побед русского оружия, говорили о стойкости и мужестве русского народа в борьбе с иноземными захватчиками.

Советские писатели снова вглядывались в героические события гражданской войны, рисуя образы талантливых революционных полководцев, выдвинутых из недр самого народа. Об этом говорили романы А.Фадеева "Последний из удэге", Вс.Иванова "Пархоменко", А.Первенцева "Кочубей" и др.

Валентин Катаев разрабатывает особый раздел в общей героико-патриотической теме. Созданные им во второй половине 30-х годов повести "Белеет парус одинокий" (1936) и "Я, сын трудового народа..." (1937) пронизаны общим для них патриотическим пафосом, взволнованной любовью к родной земле, к ее простому трудовому человеку. Но самое главное, обе утверждают непобедимость нашей революции.

Первые подступы к созданию повести "Белеет парус одинокий" делались писателем еще в 20-е годы. В рассказах "Родион Жуков" и "Отец", написанных в 1925 году, художник настойчиво ищет подход к разрешению темы, ищет героев, которые могли бы стать носителями основной идеи будущей книги. В "Отце" писатель вновь обращается к бурным дням гражданской войны. Но революционная действительность служит здесь лишь внешним фоном, на котором развертывается "извечная" драма взаимоотношений двух поколений, отцов и детей.

Добрый, слабый, дряхлеющий отец, полный самозабвенной любви к юноше-сыну, охваченный вечной тревогой за его судьбу, и сын, полный жажды жизни, бездумно-эгоистически поглощенный собой, интересами молодости, где отцу уже не находится места. Лишь когда тот умирает, сын ощущает и всю горечь утраты, и всю свою бессознательную жестокость, и то, что его собственная молодость закончилась со смертью отца. Такова жизнь, как бы говорит писатель, - "удивительная, горькая и прекрасная, обыкновенная человеческая жизнь. Чудесная, ничем не заменимая жизнь!".

Но писатель и сам чувствовал, что жизнь эта была иной, она не ограничивалась домашним миром Синайских, который хотя и испытывал могучие толчки извне, но оставался в рассказе замкнутым и нерушимым. Выйти за пределы этого узколичного мира на простор больших исторических событий Катаев попробовал в рассказе "Родион Жуков".