Лев Гинзбург - Избранное

Прибыли в лагерь чешские студенты - немцы устроили демонстрацию солидарности с ними, приветствовал их Хорст Зиндерман - их сверстник. Курт Юнгханс провел диспут о социалистическом планировании. Чехи тоже не остались в долгу. Узник Заксенхаузена Антонин Запотоцкий организовал семинар по вопросам международного рабочего движения. Все это - с соблюдением строжайшей конспирации, под угрозой смерти.

Сотрудничали с поляками, с русскими, старались помочь евреям.

Сохранилась небольшая пейзажная зарисовка. Ее подарил дрезденский художник Ганс Грундиг молодому советскому военнопленному. Был у парня день рождения, Грундиг подумал: как его поздравить, порадовать? Нашел карандаш, лист картона: держи, товарищ, на память...

Малер усмехнулся:

- Вот вам основа будущего культурного и делового сотрудничества, обмен мыслями, опытом, произведениями искусства даже.

Я подумал о моем друге. Он не дожил до лучших времен, не видел ни победы, ни всего, что пришло, стало обычным после войны: фестивалей, международных выставок, делегаций. Но он присутствовал при самом начале "сотрудничества", когда в лагере смерти люди из различных стран обсуждали, как планировать при социализме хозяйство, как действовать сообща, в рамках социалистического содружества. Он учился в международном семинаре у Запотоцкого...

Интересно, кто тот военнопленный, кому Грундиг подарил свою картину?

И вот стихи (перевожу их с немецкого).

Их нашли в пятьдесят четвертом году, когда разбирали развалины лагерного лазарета. К стихам приложена записка:

"Только что мы узнали о том, что в большой лагерь вновь привезли на казнь 400 красногвардейцев. Мы все потрясены этими убийствами, число которых перевалило за тысячу. Пока мы не в состоянии чем-нибудь помочь товарищам. Обстановка в нашем лагере еще очень неясная, нет еще необходимого единства, но мы - коммунисты - делаем все для того, чтобы устранить трудности. Настроение среди членов партии бодрое и уверенное..."

Дата - 19 сентября 1941 года.

А затем стихи:

Подобно акробату

(Нам души страх изгрыз),

Идем, как по канату,

Боясь сорваться вниз.

Лавируем, не знаем,

Куда верней шагнуть...

Но, тверд и несгибаем,

Ты подсказал нам путь.

"Друзья! Не только выжить

Важней задача есть:

Не дать из сердца выжечь

Достоинство и честь.

Пред сильными не гнуться,

А слабых не топтать,

Не попросту вернуться,

А в строй бойцами встать!"

К нам силы возвращались

Мы верили тебе,

Мы снова приобщались

К надежде и к борьбе.

Тебя вели на пытки,

Глумились над тобой,

Но мужеством в избытке

Ты наделен судьбой.

Как дом прочнейшей кладки,

Что не сломать вовек,

Ты - в драной полосатке,

Обычный человек.

Твое услышав слово,

Здесь, средь кромешной тьмы,

Не умереть готовы,

А жить готовы мы.

Забыв тоску и усталь,

Сквозь ночь и смерть пройдем...

Нет, мы, товарищ Густав,

Тебя не подведем!

В глухом тюремном блоке,

В последний смертный час,

Свободы свет далекий

Ты сохранил для нас.

Пока неизвестно, кто автор этих стихов и кто такой Густав. Малер предполагает, что это Густав Шрерс, а может быть, и другой Густав. А поэт, наверно, погиб - стихи были опубликованы, но автор не откликнулся: убили поэта.

...Подошел старичок, сухонький, хромой, на лацкане пиджака ленточка ветерана революции "1918-1923". Представился:

- Вильгельм Хаан, служащий музея, член партии с тысяча девятьсот седьмого года, член профсоюза с тысяча девятисотого.

Хаан тоже сидел в Заксенхаузене, после освобождения пожил в Берлине, а теперь вернулся сюда: это суровая обязанность многих бывших узников оставаться в тех местах, где они страдали, чтобы поведать новому поколению о том, что пережито, добровольный крест, который они несут во имя памяти павших и жизни живых.

Кто расскажет лучше Малера, лучше Хаана?

- Товарищ Малер, еще приехали двое, просят впустить.

Двое - рыжий напомаженный паренек с девушкой - подъехали на машине, одеты по-воскресному.

- Здравствуйте. Очень просим... Мы из Эберсвальде, давно мечтаем побывать в Заксенхаузене.

Малер опять недоволен ("непорядок, нельзя, музей откроют только в апреле"). Потом махнул рукой:

- Ладно...

Рыжий паренек победителем взглянул на девушку: видишь, я говорил - со мной впустят...

Хаан:

- Сколько тебе лет?

- Двадцать. Вчера только исполнилось.

- Вот как? Ну что ж... Двадцать лет назад в этом самом лагере...

Паренек из Эберсвальде родился в деревне близ Вроцлава, который тогда назывался Бреслау, а теперь опять стал Вроцлавом, Польшей. Отца он не помнит, отец был на войне - сперва в России, а под конец, после ранения, попал на западный фронт и - в плен, к американцам.

В сорок пятом рыжий паренек вместе с матерью переместился на запад, в Германию. Ехали, боялись: русская зона. Сколько было наговорено соседками, соседями, кому-то прислали письмо, кто-то слышал...

Дома родители крестьянствовали, жили не бог весть как, всякое случалось - земли было мало. Когда уходил отец на войну, обещал ему землю. Он все шутил: "Стану я украинским помещиком!"

Где оно, поместье? И где отец?

Вышла из вагона женщина с малышом на руках - поле, незнакомые, чужие места. Ах, война, будь она проклята!

Разместили их в селе, неподалеку от Эберсвальде, округ Франкфурт н/О. Начали привыкать.

Однажды созвали переселенцев и местных крестьян на собрание, сказали:

- Жил здесь прежде помещик, прусский юнкер, сбежал он теперь на Запад. Будем делить его землю между собой.

Земельная реформа...

Вскоре создали в деревне кооператив, началась новая жизнь, вросла мать в эту жизнь, понравилось. Земля своя, и государство свое, и люди кругом хорошие.

А рыжий паренек подрос, пошел в школу: "2X2=4", "Власть в республике принадлежит рабочим и крестьянам", "Мы боремся за мир".

В пятьдесят четвертом году объявился наконец папаша: прислал письмо из Кёльна:

"...в Кёльне я кельнером, возвращаться к вам не собираюсь, встретимся в Бреслау. Отнимем его у поляков, помяните мое слово. Набирайтесь терпения..."

Всплеснула мать руками:

- Бреслау?.. Зачем? Неужели опять война, неужели он так ничего и не понял, дурень?

Сидела вместе с сыном, долго сочиняла ответ:

"Родина наша здесь, в Германской Демократической Республике, живем мы хорошо. Образумься, пойми..."

Кончилась на этом их переписка.

После школы рыжий паренек остался у себя в деревне: механик-тракторист, вот жениться задумал, девушка из той же деревни. Познакомьтесь, пожалуйста: Гильда.

...Всю эту историю выслушал я, сидя в конторе будущего музея, куда нас вместе с рыжим пареньком и его невестой пригласили Малер и Хаан: попросили сделать запись в книге отзывов.