Натан Щаранский - Не убоюсь зла

Очных ставок у меня до сих пор не было, но я знал, что их очередь рано или поздно наступит, и полагал, что прежде всего встречусь с Липавским и Цыпиным.

Сейчас же передо мной сидел человек, ни имя которого, ни внешность ничего мне не говорили. Но уже после первых его слов все стало ясно.

Ровно за два года до этого произошло событие, радостное для всех отказников: на чемпионат мира по штанге приехали спортсмены Израиля. Многие из нас были участниками драматически окончившихся встреч с израильскими атлетами на Универсиаде семьдесят третьего года, сопровождавшихся стычками с КГБ, которые стали для меня первым "боевым крещением". На этот раз во Дворце спорта мы выкрикивали на иврите нашим ребятам слова поддержки, бурно аплодировали им, и власти не вмешивались. Один из тренеров израильской команды заметил нас, поднялся на трибуну, мы стали обмениваться впечатлениями от игры - и никто нас не остановил. Тогда мы пригласили команду отпраздновать вместе Сукот в подмосковном лесу. "Реайон тов" ("хорошая идея"), - сказал тренер. "Даже "айн" выговаривает!" - с тихим восторгом отметил я про себя.

Несколько раз в году, в религиозные еврейские праздники и в День независимости Израиля, мы выезжали на излюбленную нами лесную поляну неподалеку от Москвы, брали с собой мячи, шахматы, еду и, конечно же, магнитофоны с записями еврейских песен. На этот раз с нами рыл даже маленький оркестр.

Число израильтян в последний момент увеличилось: к четырем или пяти штангистам присоединились борцы, возвращавшиеся с соревнований, которые проходили в Минске. Еще поехали с нами несколько туристов из Канады и двое американских студентов. Всего собралось человек сто. Как всегда, к поляне нас сопровождали кагебешники; добравшись до места, они расположились по кругу на опушке и снимали все происходящее кино- и фотоаппаратами.

Мне показалось, что кагебешники держатся более напряженно, чем обычно; среди них крутились милиционеры - это говорило о возможных задержаниях и арестах. За деревьями, метрах в пятидесяти от нас, стояли два "воронка".

Празднование началось с доклада о том, что такое Сукот; потом были игры, танцы, люди пели еврейские песни, заводили беседы с гостями. В какой-то момент мы прикрепили к дереву израильский флаг. Кагебешники, казалось, только того и ждали: одни бросились фотографировать тех, кто стоял под флагом, другие с кем-то связывались по рации... К нам подошел майор милиции, сопровождаемый несколькими штатскими - хорошо известными мне "хвостами".

- Я начальник местного отделения милиции. Немедленно снимите и отдайте нам флаг государства, с которым у СССР нет дипломатических отношений, и покиньте территорию района! Местные жители возмущены вашим поведением.

Аборигенов изображали все те же "хвосты", так как никаких других людей в штатском в лесу не было. Пока я переводил заинтересованным канадцам и американцам слова майора и объяснял, что происходит, кто-то из наших ребят вышел вперед и заявил, что никаких законов мы не нарушаем, отмечая еврейский религиозный праздник, и что тут присутствуют спортсмены, представляющие Израиль на официальных соревнованиях.

- Флаг Израиля висит сейчас перед Дворцом спорта. Почему же он не может быть поднят здесь? - спросил он.

- Отдайте флаг и уходите, - повторил майор.

Тут появилось подкрепление: милиция, кагебешники. Кинокамеры работали без остановки. Мы были вынуждены принять бой. Флаг, к которому уже подбирались милиционеры, сняли с дерева; один из израильтян поднял его над головой. Несколько кругов танцующих хору сомкнулись вокруг него, заиграл наш оркестрик, заглушая крики "блюстителей порядка".

Неожиданно из-за деревьев появились "воронки" и, включив сирены, помчались на толпу. Мы продолжали танцевать и петь, не оборачиваясь, крепко обняв друг друга за плечи. Машины остановились в двух шагах от нас.

- Отберите у них флаг! Разгоните их! - кричали милиционерам кагебешники; сами они грязной работой не занимались и стояли в стороне. Те стали наваливаться на нас сзади, пытаясь разорвать живую цепь; мы пассивно сопротивлялись, отталкивая их ногами, - но вот уже упал один из нас, потом другой, увлекая за собой милиционеров, однако цепь смыкалась вновь, и люди продолжали танцевать и петь.

- Это же международная провокация! Здесь ведь иностранцы! Будет большой скандал! - раздавались возмущенные голоса.

Меня тоже выдернули из круга; я упал на траву, но быстро вскочил на ноги и осмотрелся. Рядом со мной стоял "воронок"; один из кагебешников подбежал к нему и стал быстро-быстро что-то говорить по рации. Услышав, очевидно, ответ, он пошептался с двумя-тремя своими товарищами, те мгновенно собрали остальных, и доблестные чекисты покинули поле боя. Машины вновь взвыли и скрылись в глубине леса, милиционеры отступили к опушке, и только съемки продолжались.

Еще часа два мы продолжали веселиться на поляне, а потом отправились по домам. Люди опасались провокаций, но все было спокойно. По дороге одна из канадок сказала мне:

- Я просто потрясена! Конечно, и у нас полиция вмешивается, если демонстрации в городе угрожают порядку. Но поехать за нами в лес, чтобы помешать праздновать!..

Я предложил ей:

- А почему бы вам не поделиться своими впечатлениями с западными корреспондентами в Москве? Я, конечно, в любом случае с ними свяжусь, но думаю, что послушать вас им гораздо интересней.

Канадцы и американцы согласились, и когда мы приехали в город, я пригласил к ним в гостиницу журналистов. Утром следующего дня "Би-би-си" и "Голос Америки" уже передавали о том, что произошло в подмосковном лесу. А еще через несколько часов представители советских спортивных организаций выразили израильтянам сожаление по поводу "досадного недоразумения" и надежду на то, что случившееся не омрачит дружественных отношений между спортсменами двух стран.

И вот сейчас я слышу из уст Масленникова - того самого майора, который формально руководил операцией два года назад, - следующий рассказ:

- Жители моего района позвонили в милицию и сообщили, что большая группа хулиганов устроила на опушке леса пьяный дебош, мешает им отдыхать. Мы приехали и увидели множество перепившихся людей, которые пели нецензурные песни; на траве валялись бутылки водки, лежала закуска - в основном, черная икра. (Черная икра для русского человека - символ богатого застолья. Откуда было знать бедному Масленникову, что она не кашерна, и потому ее не могло быть у нас на Сукот!) - Я спросил, кто старший, - продолжает майор. - Мне указали на гражданина, который сидит сейчас передо мной. Я предложил ему вместе с дружками немедленно покинуть район. Тогда он развернулся и сильно ударил меня в лицо. Это послужило сигналом для остальных: началась драка. В конце концов наш патруль рассеял их по лесу. Я приказал арестовать зачинщика; его искали, но не нашли. В результате удара, нанесенного мне Щаранским, у меня была травма переносицы.