Евгения Голосова - Уроки актерского мастерства

Это было просто ужасно. Я не успел оглянуться, когда скрипнула дверь, а через пару минут я уже получил записку, на которой угловатыми буквами Ромки Рукавицы значилось "Стаське Критику". Так звали меня. Я спрятал записку под парту. Самые неприятные предчувствия вызывали у меня записки Валерки Ветра, потому что он не признает эпистолярный жанр и пишет сам только в том случае, если остальных нет под рукой. Но и записка Ромки Рукавицы в начале первого урока тоже не подарок. Из неровных букв я сложил слова, достроенные моим тяжелым предчувствием: "Стаська Критик, сегодня утром Гошкины ребята побили Фимку Таракана, у него синяки и рот разбит и с рукой что-то. После этого урока пойдем разбираться. Постарайся ничего не сказать Генке Щелкунчику, ты же знаешь."

Я смотрел на клетчатую бумагу, злился и скрипел зубами. Я даже стукнул кулаком по колену. Любая несправедливость выводила меня из себя, а особенно Гошкины дураки, напавшие не на меня, например, а на самого беззащитного из нас - маленького веснушчатого Фимку Таракана. Еще надо было подумать о Генке Щелкунчике. Ромка Рукавица был прав: его не следовало ввязывать в драку. Мы все об этом знали. Дело в том, что у Генки Щелкунчика была девушка. Мы все считали зазорным отвлекаться на девчонок, никогда не думали о них серьезно, никто, даже Тот, Кто Умер, а он был как раз такой, как им нравится. Если уж кому-то мы и готовы были такое простить, то, пожалуй, Валерке Ветру, потому что он казался человеком, чье время еще придет, кто будет знаменит и уважаем в будущем, он был как-то безусловно связан с тем, что должно быть потом, а не сейчас. Для нас, если можно так сказать, Валерка Ветер был олицетворением будущего. Там же были и девушки. Но никто не осмелился сказать ни слова, когда у Генки Щелкунчика появилась Люська. Все как-то сразу поняли, что именно он и достоин изящной, коротко стриженой умницы Люськи. От Генки Щелкунчика во все стороны лучами исходило тепло, надежность, бесстрашие, какая-то даже нежность, никому из нас не свойственная. Он был защитником. Защитником в буквальном смысле этого слова. Все мы, также обладающие этим качеством, обращали его сами на себя, а Генка Щелкунчик был просто создан защищать кого-то другого. Скрепя сердце, мы осознали, что этим другим должна быть именно девушка. Наивное, остроносое, внимательноглазое лицо Генки Щелкунчика заметно менялось в присутствии Люськи. Оно словно устремлялось куда-то, сосредотачивалось, будто Генка Щелкунчик смотрел сквозь стекло, желая оказаться по другую сторону. Высокий, он сначала грустно горбился, маясь тайной любовью, а потом распрямился, вытянулся струной рядом с хрупкой Люськой, готовый всегда нагнуться к ней, если нужно; готовый всегда повернуться туда, где она. Держа Люську за руку, Генка Щелкунчик становился просто другим человеком. Таким oн мне нравился еще больше. Генка Щелкунчик был моим другом. Он был самым близким и дорогим мне человеком. Самое главное, что он умел всегда быть рядом. Валерка Ветер мог полностью уйти в себя и ничего не слышать. Фимка Таракан мог стать веселым и неуемным, когда я ждал от нею тишины и его обычной серьезности. Ромка Рукавица, наконец, мог впасть в необъяснимый приступ самобичевания. И только Генка Щелкунчик всегда оставался Генкой Щелкунчиком, если кому-то был нужен именно он. И это я считал самым ценным. Видимо, Люська тоже ценила его постоянство, потому что очень часто и остро нуждалась в его присутствии. Люськин цвет был синий ясный, ровный, глубокий; во что бы она не оделась, больше всего ей шло немного немодное синее платье, взрослое, как она сама. Люська редко появлялась в нашей компании, но иногда, повинуясь только ей понятному ритму, она чувствовала огромную потребность в Генке Щелкунчике, и тогда он приводил ее с собой к нам. Я вполне понимал Люську, потому что и сам часто ощущал такую же потребность в этом человеке. Постепенно Люська стала для меня и для остальных неотъемлемой частью Генки Щелкунчика, и мы готовы были беречь ее также, как его самого, даже больше, потому что она была ему жизненно необходима. Признаюсь, мы подозревали, что для девушки очень важна внешность ее избранника, поэтому с некоторых пор мы, не сговариваясь, стали тщательно оберегать Генку Щелкунчика от драк. Я заметил, что даже в наших мультиках и сериалах нам становилось страшно, когда героев Генки Щелкунчика били по лицу. Ему не стоило драться.

Поэтому, когда Генка Щелкунчик нетерпеливо дернул меня за рукав, я еще продолжал сомневаться в том, надо ли отдавать ему записку. Потом я представил себе, как Гошка и его дураки напали на бедного Фимку Таракана и понял, что Генка Щелкунчик им бы этого не спустил. Я передал записку назад и демонстративно посмотрел в окно. Генка Щелкунчик гневно громыхнул партой, нарвавшись при этом на окрик учительницы. Он злился за двоих - на Гошкину компанию и на нас, пожелавших оставить его в стороне. Потом Генка Щелкунчик небольно ткнул меня кулаком в спину. Я тут же успокоился и понял, что был прав, когда отдал ему записку Ромки Рукавицы.

IV

Впереди шел Валерка Ветер. Почти вплотную за ним шли Генка Щелкунчик и я, немного позади нас - Ромка Рукавица. Когда Фимка Таракан не лежал дома с синяками, он шел рядом с Ромкой Рукавицей. Впереди, с Валеркой Ветром, когда-то ходил Тот, Кто Умер.

Навстречу шел давнишний враг Гошка. За ним - еще пятеро. Его команда образовалась еще в те времена, когда заводилой был Васька Кот, и мы дрались шесть на шесть.

- Будем просить, чтобы двое ушли, - сказал Ромка Рукавица.

- Не будем просить, - ответил Валерка Ветер.

- Потребуем, чтобы ушли, - предложил я.

- Не уйдут, - возразил Генка Щелкунчик.

- Будем просить, - сказал Ромка Рукавица.

- Не будем, - ответил Валерка Ветер. Ромка Рукавица спросил:

- А как же Генка Щелкунчик?

- Будем просить, - не меняя интонации сказал Валерка Ветер.

- Вы с ума сошли! - возмутился Генка Щелкунчик. - Из-за меня хотите просить пощады у этих подонков!

- Не пощады, а справедливости, - сказал я. - Пусть будет четверо на четверо.

В споре команда расслабилась, и это было неприятно. Решения так и не приняли. К счастью, Гошкины ребята вполне нас поняли, и двое из них развернулись и юркнули в подворотню. Остальные подошли вплотную и остановились.

- За что вы ударили Ефима? - сурово спросил Валерка Ветер. Я улыбнулся. В том самом мультике рыцарь Валерки Ветра всегда пытался решить дело разговором, а не дракой.

- А чего? - спросил Гошка. - Он шел мимо, мы и решили: вас всех, что ли ждать?

- Но вас же было много, - Валерка Ветер болезненно поморщился, - а он один.

- А что, вас всех, что ли, ждать ? - повторил Гошка, никогда не отличавшийся умом и разнообразием.

- Значит, будем драться, - мрачно решил Валерка Ветер. Зная, что пускать в ход положено только кулаки, мы уже успели одеть перчатки без пальцев, а Валерка Ветер, поглощенный разговором, только-только достал их из кармана. Воспользовавшись этим, стоявший слева чуть не сбил Валерку Ветра с ног. Вперед метнулся Генка Щелкунчик, синий гном, защищающий своего рыцаря. С криком налетел Ромка Рукавица. Мне все это чрезвычайно не понравилось. Валерка Ветер хоть и ходил впереди, но отнюдь не был сильным, а Ромка Рукавица вообще интеллигент по природе, пацифист, да и руки ему надо было беречь, он рисовал хорошо, а про Генку Щелкунчика и говорить нечего. Короче, мне всех было жалко, кроме себя самого, и я первым делом накинулся на самого Гошку, гада, сволочь, что же ты делаешь, падла, нападаешь на беззащитного, трус, Фимка Таракан всего-то метр пятьдесят, а ты на него, гад, да еще и не один, мразь, на вот тебе, подавись, тварь. Гошка обхватил лицо и повалился на асфальт, лежачего, понятно, не бьют, но вот у Валерки Ветра дела были совсем плохи. Я и его врага ударил по шее, тот что-то заорал про двое на одного, и я крикнул: "помоги Генке Щелкунчику", а сам стукнул его еще раз, руки не жалко, если я не смогу писать, напишет Ромка Рукавица. Вспомнив, я непроизвольно обернулся и увидел, как Ромка Рукавица колотит здоровенного парня и даже успел улыбнуться, пока мне не дали по голове, и вот тогда я озверел: на, получи, еще получи, сволочь, так тебе, за Фимку Таракана, получи, гад, вот тебе, а мне не больно, слышишь, не больно, крыса, вот тебе за нас за всех и за Того, Кто Умер. Дальше пришлось помочь Ромке Рукавице, и вроде бы все обошлось, но тут из подворотни вынырнули двое и кинулись на Валерку Ветра, а я тогда схватил Гошку, врезал ему и сказал: "А ну, забирай их, а то убью." Похоже, Гошка поверил, потому что тут же все разбежались, а мы остались относительно победившие, вот только у Валерки Ветра был серьезный кровоподтек на скуле, а я думал, что палец сломал, но потом обошлось. Ромка Рукавица порвал перчатки, и мы посмеялись над сочетанием перчаток и его прозвища, а Генка Щелкунчик предложил отдать ему пару Того, Кто Умер. Ромка Рукавица невесело улыбнулся узким ртом и, конечно, согласился. Потом мы отвели Валерку Ветра с его кровоподтеком домой, а сами, норовя одобрительно похлопать друг друга по плечу, пошли проведать Фимку Таракана.

Читать дальше