Игорь Голубев - Особняк

"Merveilleusement! Devant la maison il у a un petit jardin. Nous passerons devant notre maison", - услышали Софочка французскую речь, подходя к дому. Бабушкины уроки не пропали даром, она поняла:

"Как удачно! Перед домом маленький садик. Мы пройдем мимо нашего дома".

Какой дом эти господа называют своим, подумала Софочка и огляделась по сторонам. Позади французов стоял господин, который уговаривал их переехать. Тут ее словно током ударило. Уже через минуту Софочка бегала по подъезду, требовательно нажимая на кнопки звонков. Всем, кто ей открыл, она говорила только три слова: "Они уже приехали" - и спешила к следующей двери.

Народу в вестибюле собралось немного: Краузе с Воронцовым да Вера Дмитриевна с Софочкой. Остальные отсутствовали.

- Негусто, - сказал Дым Дымыч. - Что делать будем?

- Надо милицию вызвать, - первой откликнулась учительница.

- И что, она иностранцев от нас охранять будет?

- Не пускать, и все тут, - решительно произнес Семен Семеныч.

- Правильно, - поддержал его сосед. - Надо дверь закрыть.

- Так замок не работает, - заметила Софочка. Дым Дымыч взял Краузе под руку и увел в свою квартиру, но спустя пару минут они вернулись. Принесли толстую доску, на которой сидели гости во время поминок. Она точно легла под дверную ручку и третью ступеньку лестницы.

- Как родная встала, - констатировал довольный Воронцов. - Теперь пусть сунутся. Любую осаду выдержим. Софья, поднимись на второй этаж, посмотри, что там делается.

Однако этого не потребовалось. Шум голосов возвестил о приближении людей. Негромкий стук в дверь парализовал осажденных. Они молча стояли, боясь пошевелиться. Повторный стук был уже более требовательный, но такой же безрезультатный. Потом наступило затишье.

Кулагин отошел от двери и так выразительно посмотрел в сторону Володи, что тот был бы не против предложить себя вместо тарана. Он подскочил к двери и отбарабанил серию ударов. Однако дверь атаку выдержала.

- Прекрати людей смешить, - приказал Кулагин и обратился к жильцам: Откройте, пожалуйста.

За дверью слышался легкий шорох, но ответа не доследовало.

Может, это и к лучшему, подумал Кулагин. Он прекрасно представлял, на что способны эти упрямцы, и позориться перед французами не хотел.

"Que se passe ici? " - услышал он у себя за спиной и повернулся к переводчице.

- Господин Барбюс спрашивает, что здесь происходит.

- Скажи им, что в здании никого нет. Дом маленький, и когда все уходят, то закрывают дверь. Но мы обязательно его посмотрим... Завтра же вечером посмотрим...

Последнюю фразу Анатолий Степанович произнес, уже не сумев скрыть раздражение. Он поймал себя на этом и постарался изобразить улыбку. В конце концов, эти слова не гостям были предназначены, а обормотам за дверью. Пусть подумают...

- Je m'en fiche, - заметил Дюбуа, слегка скривив продолговатое лицо.

- Господин Дюбуа говорит, что ему, собственно, на это наплевать, переводила переводчица. - Но oн также утверждает, что видел молодую женщину, входящую в дверь.

- Видимо, ему показалось, - сказал Кулагин. И тут его взгляд упал на подходящих к дому Антонину Ватсон с детьми. Этого еще не хватало, подумал он и, схватив под руки недоумевающих гостей, чуть ли не силой потащил их к машине:

- Завтра, завтра. Все завтра... Софочка осторожно поднялась на второй этаж, чтобы оттуда посмотреть на улицу и так же неслышно спустилась.

- Кажется, убрались, - прошептала она. - Никого у двери не видно.

- А если нет? Мы откроем, а они за углом спрятались, - предположила Вера Дмитриевна.

Дверь дернулась, и все испуганно замерли. Послышался стук, и удивленный голос Антонины Ватсон произнес: "Девчонки, нас не пускают..."

Антонину с дочками пропустили в узкую щель.

- Слава богу, что так все кончилось, - подвела итог услышанному Антонина. - Может, опять закроемся, пока мужчины не придут? Вдруг опять появятся.

- Нет, сегодня мы выстояли, - заверил ее Краузе. - А вот что завтра будет, не знаю. Где этот Загубленный? Он же замки обещал.

Глава 27

Говорят же в народе: пока гром не грянет, мужик не перекрестится. И правильно говорят. Вечером это понимали все в Калачковском переулке, и дом гудел, словно растревоженный улей. Тучи сгустились еще накануне. Чуть позже обеда, часа в четыре-пять, сюда подъехала компания крепких, накачанных ребят и расположилась на лавочке перед домом. Такое и раньше случалось, но редко. Не проживали в близлежащих домах такие "бычки". Сначала подумали, что просто ветром занесло заразу. Посидят, попьют пива, погорлопанят и уберутся.

Однако ошиблись. Чуть позже к ним подсел тот, который насчет балконов приходил, - и началось. Ребят как будто подменили. Такие взгляды на проходящих мимо жильцов стали кидать, что в дрожь бросало. А тот, что позже к качкам присоединился, каждый раз приподнимался со скамейки и любезно здоровался, после чего спрашивал, не надумали ли переезжать, и советовал поторопиться с решением. Обещал лично дня через три за ответом приехать.

Со всеми, кроме Реброва, Лехи да Софочки, успел за два часа так поговорить. Но каждый подрожал-подрожал от страха, да и решил, что три дня еще можно прожить, а там, если понадобится, и милицию вызвать. Словом, вчера увидели цветочки, а сегодня услышали и про ягодки.

- Я сразу заметила, что-то здесь не так, - рассказывала в вестибюле Галине Анатольевне Антонина. - Смотрю, стоит толпа у подъезда, а дверь закрыта. Я с девчонками была, думаю, не буду подходить от греха подальше, мало ли что. Потом уже узнала среди них того, что на днях нас про переезд расспрашивал.

- Там и другой был. Тот, который в первый раз приезжал, - добавила Софочка, посмотрев на сидящего чуть поодаль Воронцова: - Помните, добрый такой, интеллигентный.

- Да что говорить, два сапога пара, - вступила в разговор Вера Дмитриевна. - Как мы его сразу не раскусили, хамелеона. Она под влиянием соседей, а может и самостоятельно взвесив ситуацию, изменила точку зрения насчет Кулагина. Теперь он казался даже более ужасным, нежели молодой грубиян.

Помню, Софочка, помню, как не помнить, подумал в это время Дым Дымыч, плохо слушая учительницу. Приходил, уговаривал на дачу к Краузе перееxать. А что, если взять и уехать отсюда? Скоро девять дней будет, а жена все стоит перед глазами как живая. И куда ни посмотришь - везде ее присутствие чувствуешь. Может, новые стены помогут перенести утрату? Глаза увлажнились, и он, стыдливо отвернувшись, смахнул набежавшие слезы. Но никто из присутствующих, увлеченных разговором, этого не заметил.

Возьмем с Семенычем уедем, да и делу конец. Все равно того дома, каким он был прежде, больше нет. Вон когда у Краузе жена умерла, так пока сорок дней не прошло, все ходили и ходили к нему, а сейчас... Да и кому ходить?

Воронцов посмотрел на соседей и решил, что, кроме Краузе, и прийти некому. Кстати, а где он? Вероятно, уснул старик и не слышит всей этой трескотни.