Петр Краснов - Выпашь

Кудумцев подобрал коня и спокойным ровным голосом сказал:

— Труби, брат, тревогу!

При всем своем отвращении к Кудумцеву, Петрик не мог не любоваться им.

Он все-таки — был офицер!

Отрывистые, властные, повелительные звуки трубы ворвались на бивак и даже и в этой пьяной суете наводили какой-то порядок. Сразу смолкло пение и крики — и относительная тишина стала на биваке.

К Кудумцеву подбегали люди. Несомненно, очень пьяные люди, но они как-то держались и Кудумцев отдавал им приказания.

"Может быть, еще и будет бой", — с удовлетворением подумал Петрик.

— Заливай костры, — зычно крикнул Кудумцев.

"И это правильно", — подумал Петрик. Он сам бы так же распорядился.

— Пулеметы на Хоргосскую дорогу, — продолжал распоряжаться Кудумцев.

От заливаемых костров поднимался белый дым. В его клочьях тенями метались люди.

Зверский бас Похилко покрывал ржание и топот лошадей, рев коров и блеяние баранов потревоженных стад.

— Становись в затылок, — ревел Похилко. — Чище ровняйся у взводах!

Сквозь дымы Петрик заметил, что эскадроны строились хвостами к неприятелю. По обрыву черными мурашами карабкались пулеметчики.

И внезапно во весь хаос, шум, крики, рев стад, шипение заливаемых костров резким отрывистым звуком ворвался звук совсем недальнего винтовочного выстрела. Петрику сначала показалось, что кто-нибудь из своих нечаянно выстрелил. Но просвистала над головами пуля, за ней другая и частый и безпорядочный огонь начался со стороны противника по непостроившимся, сидящим на конях эскадронам. Пули свистали накоротке. Неприятель подошел совсем близко. Пули рыли землю на самом биваке. На окраине протарахтел раз пять Кудумцевский пулемет и смолк. Ему сейчас же ответил сперва один, потом другой, и третий пулеметы. Пули завыли кругом.

Стало очевидно громадное превосходство в силах неприятеля. На биваке в безпорядке заметались люди.

— Что же это такое? — прокричал кто-то отчаянным голосом.

По неснятым кибиткам визжали и плакали женщины.

Кудумцев дал шпоры коню и в несколько скачков выскочил на край обрыва.

— Куда лицом строились?.. Сволочи! — завопил он. — Подлецы!.. Трусы!..

Положу на месте первого, кто ускачет. Повзводно налево кругом!

Петрику показалось, что не обошлось без мордобития.

Под копытами заезжавших рысью эскадронов завизжала речная галька. Кто-то страшно охнул, должно быть, раненый или побитый. Взвилась на дыбы рослая текинская лошадь в первом взводе и рухнула на землю.

— Эскадрон за мной! Полевым галопом! — скомандовал Кудумцев и, выхватив кривой азиатский клыч, бросил своего жеребца по пыльной дороге навстречу выстрелам.

Петрик поскакал за ним. Эскадрон Похилко тронул сзади. Перфильев не отставал от своего атамана. Пули встретили их. Кто-то мальчишески звонко и пьяно крикнул из рядов:

— Это ж без-з-зумие!

— Молчи, — оборвал, оборачиваясь к эскадрону, Кудумцев. — Пристрелю, как собаку.

Сзади кто-то застонал. Дико, страшно и совсем неестественно, будто то и не человек кричал, завопил кто-то отчаяным голосом:

— Мы проп-а-али!

Кудумцев в это время уже выскакивал наверх. С ним рядом был Перфильев и немного позади Петрик. Слабый его конек не поспевал за кровными лошадьми атамана и его начальника штаба.

Пули били левее их прямо по биваку. Там крики и стоны становились уже нестерпимыми. Петрик оглянулся назад. То, что, он увидел, заледенило его сердце ужасом. Как-то сразу и так чисто, как и по команде никогда бы не сделали, вся их колонна повернула повзводно налево кругом и, смешавшись в безпорядочную толпу, давя стада, опрокидывая кибитки, понеслась вдоль по руслу. Галька завизжала под копытами лошадей. Колонна во мгновение ока скрылась из глаз Петрика и все тише и тише становился гул несущихся коней.

— Пьяные подлецы, — скрежеща зубами, прохрипел Кудумцев и круто осадил на высоком обрыве своего жеребца. Он, видимо, хотел последовать за бегущими, да Петрик и понимал, что ничего другого ему не оставалось делать, но серая масса конных и пеших людей, точно из-под земли выросшая, мгновенно окружила их.

Кудумцева и Перфильева схватили за поводья их лошадей и последнее, что увидел Петрик, это — как стащили с коней и того и другого.

— А!.. Гады!.. Кадети, — раздавалось кругом Петрика. — Стой, паря, все одно не убежишь!..

Во мраке ночи Петрик как-то сразу, в этой безпорядочной толпе, свалившейся в овраг, потерял из вида Кудумцева и Перфильева. Сопротивляться было безполезно, да Петрика никто и не трогал — и Петрик сейчас же понял, что его в сером и бедном одеянии красноармейцы принимали за своего, и стал пробираться наверх, решив использовать эту ошибку, и опять уйти в пустыню. Выстрелы прекратились. Не по кому было стрелять. Кудумцевцы с их гордым девизом были далеко. Атамана если не убили, то, наверно, взяли — и в этой массе неприятеля Петрик ничем не мог ему помочь. Да и нужно ли было ему помогать? Что значил для России Кудумцев, отрекшийся от Родины и вздумавший ловить рыбу в мутной воде? Впрочем, все это осознал и продумал в самооправдание Петрик только потом, когда вновь и вновь в мыслях своих переживал эти кошмарные минуты. Теперь же он действовал инстинктивно, как действовал бы на его месте, вероятно, травимый и попавшийся зверь.

Он выбрался в чистую степь и припустил, сколько позволяли силы его измученного коня, в просторы пустыни. Еще было темно и на востоке не загоралась заря. За ним увязалось четверо солдат. Погоня…

Петрик не испугался ее. Надо только уйти подальше от главной массы красноармейцев, а с этими он справится. Всегда в стволе его большого браунинга найдется последняя пуля для него. Живым он не дастся.

Догонявшие его были близко, и кто-то от них крикнул Петрику дружески:

— Товарищ… Вы не до товарища Лисовского?

— Эге… До него до самого, — сквозь зубы процедил Петрик. Он придержал лошадь: все равно не уйти ему от них. У них по скоку лошадей было видно, — кони много добрей лошади Петрика. Надо было пускаться на хитрость.

Из-под свалявшейся серой обшитой собачьим мехом китайской шапки Петрика грязными клочьями выбивались поседевшие волосы. Лицо было чугунно-серым от загара, мороза и лишений, и было покрыто густым слоем лессовой пыли. Принять его за черного гусара атамановца было мудрено. Он более походил на большевика красноармейца.

Петрик вгляделся в нагнавших его красноармейцев. Простые серые мужицкие лица были у них. Двое были в солдатских и довольно свежих шинелях без погон, но с сохранившимися петлицами. Петрик сразу заметил: петлицы были, как в их Лейб-Мариенбургском полку: черные с желтыми кантами. Это его не удивило. Здесь такие могли быть от амурских казаков. Овечьи покорные глаза смотрели на него без всякой злобы.