Петр Краснов - Подвиг

Изъ за палей былъ слышенъ чей то сильный, начальническiй голосъ. На него дружно отвѣчали, должно быть построенные во фронтъ чекисты.

— Понимаемъ … Понимаемъ … Слушаемъ… — неслось изъ за палей.

Арестанты остановились. Чекисты были живы. Ихъ преступленiе — сломанныя въ землянкѣ двери и выбитыя окна, сейчасъ будутъ обнаружены и жесточайшiя кары послѣдуютъ за самовольный уходъ изъ казармы. Шедшiе къ палямъ стали пятится назадъ.

— Подыхать надо было намъ, а не своевольничать, — съ тяжелымъ вздохомъ прошепталъ Коровай.

— Все одно, тамъ ли, тутъ ли, подохнуть, всегда успѣемъ.

Селиверстовъ и съ нимъ два человѣка изъ другой землянки, кто былъ посмѣлѣе, вошли за проволоку и, крадучись по надъ заборомъ, направились къ главнымъ воротамъ. Они заглянули въ нихъ. Кажется, и правда — ничего особеннаго не произошло.

Внѣшняя охрана, около сотни дюжихъ парней, набранныхъ изъ проштрафившихся чекистовъ, все больше уголовники, убійцы, воры, грабители, насильники, присланные сюда, чтобы издѣвательствомъ надъ совѣтскими каторжанами смыть свои преступленiя и доказать вѣрность совѣтской власти, народъ до нельзя грубый и развращенныи властью надъ жизнью и смертью тысячъ подчиненныхъ имъ каторжанъ, люди крѣпкiе и здоровые, стояли въ двѣ шеренги на вытяжку. Противъ ихъ фронта, похаживалъ высокiй, статный человѣкъ съ сѣдыми волосами, въ кожаной курткѣ, хорошо, ладно одѣтый, вѣроятно, тотъ старшiй чекистъ или самъ комиссаръ, кого видѣлъ Ѳома Ѳомичъ прилетѣвшимъ на аэропланѣ. Сзади него, какъ помощникъ или секретарь, былъ, такой же высокiй стройный человѣкъ съ сильно загорѣлымъ лицомъ. На немъ была написана четкая офицерская исполнительность. Селиверстовъ опытнымъ, наметаннымъ глазомъ. сейчасъ же опредѣлилъ: — изъ старыхъ кадровыхъ офицеровъ. «Эти», — подумалъ онъ, — «хуже всего. Исполнительны, вѣрны и безстрастны».

Но дѣло было сдѣлано. Семь бѣдъ — одинъ отвѣтъ. Любопытство было сильнѣе страха, и Селиверстовъ сталъ прислушиваться къ тому, что говорилъ прилетѣвшiй вчера. Это было нетрудно. Высокiй сѣдой человѣкъ говорилъ, какъ власть имущiй, громко и рѣзко, отчетливо выговаривая слова, какъ, бывало, въ Императорской армiи отдавали приказанiя полку хорошiе полковые командиры. Да и самъ онъ умѣло держался передъ фронтомъ. Пройдетъ тихо вдоль него, остановится, оглянетъ людей и продолжаетъ говорить. И это не рѣчь, нѣтъ, отнюдь не рѣчь съ ея неизмѣннымъ и часто дешевымъ краснорѣчiемъ, но это приказанiя и угрозы.

— Вы видѣли, что было въ комиссарской казармѣ, - говорилъ сѣдой человѣкъ. — Еще худшее будетъ съ вами при малѣйшей вашей попыткѣ сопротивляться или при неисполненiи моихъ приказанiй. Я васъ такой смертiю казню, какая даже и вамъ не снилась …

— Понимаемъ, — глухо прокатилось по шеренгамъ.

— Потрудитесь снять ваши револьверы и патронташи и сложить ваши винтовки и все оружiе вотъ на этомъ мѣстѣ подъ охрану … Подъ охрану …

Сѣдой человѣкъ смѣло подошелъ къ фронту и, взявъ одного изъ чекистовъ за воротникъ, спросилъ: -

— Ты гдѣ служилъ при Государѣ Императорѣ?

— Въ Морочненскомъ полку … Призыва 1916 года.

— Какъ твоя фамилiя?

— Кабашниковъ, ваше скородiе.

— Вотъ ты и станешь часовымъ … Ты мнѣ отвѣтишь за все … Самъ понимаешь, какъ …

— Понимаю, вашескородiе.

— Дальше … Въ казармѣ комиссаровъ, издали, камнями выбить окна и близко къ тому дому не подходить и никого не подпускать, пока всѣ газы не выйдутъ, a то и сами подохнете, какъ они. Когда я прикажу, тогда и приберете тамошнюю падаль.

— Понимаемъ, — раздался мрачный и глухой отвѣтъ.

— Сдавайте оружiе и идите строить и разбирать ссыльныхъ, какъ я вамъ это указалъ.

Чекисты, вытянувшись длинною очередью, сдавали ружья и, снявъ револьверы, складывали ихъ въ кучу.

Около кучи, заправскимъ часовымъ, сталъ Кабашниковъ.

Несомнѣнно, что то произошло и произошло нѣчто необычайное, никогда здѣсь небывалое, точно и не совѣтское. «Государѣ Императорѣ«, «ваше скородiе», все

это очень запомнилось тѣмъ, кто подслушивалъ у воротъ.

Селиверстовъ побѣжалъ къ ожидавшимъ его у землянки арестантамъ и издали уже кричалъ: -

— Строиться, строиться, граждане, новая власть прiѣхала … Новая охрана идетъ совсѣмъ безоружная …

Охрана была старая. Но то, что она была безъ винтовокъ и револьверовъ, сдѣлало ее иною. Чекисты несмѣло подходили къ выстроившимся каторжанамъ. Они не окрикивали, какъ обычно, безмолвныхъ шеренгъ, не издѣвались здорованьемъ съ оскорбительными кличками: «здорово, баржуи», на что требовалось разомъ и точно вороньимъ карканiемъ отвѣтить: — «здр-р-ра».

Они шли робко и, подойдя, говорили ласково заискивающе, называя то: «граждане», то «господа». Чувствовалось, что ихъ праздникъ кончился, и пришла какая-то новая власть, совсѣмъ не похожая на прежнюю совѣтскую.

— Господа, прошу выслушать приказъ. «Господа», трясущiеся на осеннемъ вѣтру, въ завшивѣвшемъ бѣльѣ, въ рваной одеждѣ, босые, оборванные, отрепанные, кто въ подобiи шапокъ, кто съ обмотанной платкомъ головою, кто и вовсе безъ ничего съ краснымъ лысымъ черепомъ, съ больными исхудалыми, изможденными лицами, съ воспаленными, распухшнми, красными глазами, заросшiе неопрятными косматыми волосами, торчащими колтунами, тянули впередъ черныя жилистыя шеи и, казалось, не понимали того, что имъ говорили.

Уже не новая-ли какая провокацiя, а за нею пытки и смерть, не новыя ли издѣвательства, насмѣшки и оскорбленiя ихъ ожидали? И только то, что имъ наскоро успѣлъ разсказать Селиверстовъ, да сконфуженный видъ подходившихъ къ нимъ чекистовъ, похожихъ на ощипанныхъ пѣтуховъ, не позволилъ имъ скрыть такъ до сихъ поръ тщательно даже другъ передъ другомъ скрываемое прошлое.

— Кто служилъ въ офицерскихъ чинахъ, въ Императорской армiи, — вызывалъ чекистскiй старшина, — выходи впередъ и становись противъ праваго фланга. Кто состоитъ въ Братствѣ Русской Правды, которые есть инженеры, архитекторы, кто хлѣбникъ, мясникъ, портной, сапожникъ, становись по родамъ своихъ ремеслъ.

По новому верстали людей. Не вызывали, какъ обычно, — партiйцевъ, комсомольцевъ, эсъ-дековъ, эсъ-эровъ, кадетовъ, монархистовъ, кулаковъ, подкулачниковъ, вредителей, частниковъ, сопровождая каждый вызовъ грязными насмѣшками и прибаутками чекистскаго тона. Звали по трудовымъ признакамъ, звали по спецiальностямъ. Зачѣмъ въ каторгѣ понадобились «спецы», въ каторгѣ всѣ равны?

Изъ отобранныхъ по всѣмъ казармамъ группъ вызвали старшихъ годами, чинами, или положенiемъ, или знанiями и повели къ комендатурѣ.

Этимъ старшимъ роздали оружiе и имъ подчинили чекистовъ.

Потомъ ихъ построили и прилетѣвшiй вчера на аэропланѣ неизвѣстный, одѣтый по комиссарски человѣкъ, сказалъ: