Петр Краснов - Подвиг

Нордековъ, всѣхъ положительно знавшiй, называлъ Ранцеву писателей: — 3. Н. Гиппiусъ, философа Д. С. Мережковскаго, М. А. Алданова, чьими романами онъ зачитывался, И. С. Сургучева, С. Яблоновскаго… представителей партiй и политическихъ группировокъ. А. Н. Крупенскiй по странной случайности оказался рядомъ съ П. Н. Милюковымъ, а подлѣ молодого и задорнаго Каземъ-Бека усѣлся старый Зензиновъ.

На лекцiю пришли Великiе Князья, и была одна Великая Княгиня, давнишнiй кумиръ Ранцева и Нордекова. Въ шелковыхъ рясахъ и въ строгихъ черныхъ пиджакахъ были и духовныя особы обѣихъ расколовшихся церквей.

Стасскiй, всю свою жизнь всѣхъ разъединявшiй, теперь объединилъ своею интересною лекцiей людей самыхъ различныхъ направленiй.

Залъ своимъ видомъ, не блестящимъ — нѣтъ, онъ былъ тусклъ и не наряденъ костюмами, но онъ блисталъ именами, каждое войдетъ со временемъ въ исторiю, — одни, какъ разрушители Императорской Россiи, другiе, какъ смѣлые и неутомимые борцы за великую Россiю, создатели Добровольческой армiи и всего «бѣлаго» движенiя, — показывалъ, что тутъ былъ весь Русскiй Парижъ.

Не мало было и иностранцевъ.

Рядомъ съ Нордековымъ высокiй красивый французъ по старинному съ длинной и узкой сѣдой бородкой говорилъ сопровождавшему его Русскому. Нордековъ невольно прислушался къ его словамъ.

— L'Europe est promise au plus douloureux avenir. Elle refuse de s'en rendre compte. C'est une aveugle volontaire. Qui pourrait lui dessiller les yeux? La presse

ne peut plus remplir le rôle pour qui elle avait êtê nagu?re crêêe. Les juifs ont magnifiquement travaillê. Contre leur puissance et leur action, nous sommes totalement dêsarmês. Dans notre sph?re individuellement, nous tenons de formuler la vêritê. Mais nous sommes considêrês comme des prophкtes de mauvaise augure. Vous savez que le peuple n'aime pas à entendre la vêritê. Les mensonges flattent son desir de sêcuritê.

J'adore les mensonges. [1] Note1 Будущее Европы самое печальное. Она не отдаетъ себѣ въ этомъ отчета. Это добровольная слѣпота. Кто можетъ ей открыть глаза? Газеты уже не могутъ выполнять ту роль, къ которой онѣ призваны. Жиды отлично работали. Мы безоружны противъ ихъ могущества и ихъ дѣятельности. Въ нашей сферѣ мы еще пытаемся искать истину. Но на насъ смотрятъ, какъ на пророковъ плохого сорта. Вы знаете, что народъ не любитъ слушать правду. Ложь ласкаетъ его желанiе безопасности. Онъ обожаетъ ложь.

— Сейчасъ вы услышите правду, — отвѣчалъ ему по французски Русскiй.

— А… Правду! — съ большой горячностью сказалъ французъ. — Какъ хотите вы бороться противъ громадной еврейской организацiи? Она вездѣ. Elle tient tous les carrefours. [2] Note2 Она на всѣхъ перекресткахъ. Къ власти она пускаетъ только своихъ, «услужающихъ», или убѣжденныхъ къ повиновенiю, или купленныхъ… Мы побѣждены, даже и не понимая того, что мы не боролись… Послушаемъ, что намъ скажетъ вашъ Illustre. [3] Note3 Знаменитость. Вы мнѣ будете переводить.

— Съ особымъ удовольствiемъ.

Президiумъ, и опять все имена, знаменитости, крупнѣйшiя величины лѣваго и праваго лагерей — занялъ свои мѣста за столомъ. Портьера позади стола распахнулась. Залъ разразился громомъ рукоплесканiй. Многiе встали. Рядомъ съ Нордековымъ какой то совершенно лысый человѣкъ неистово хлопалъ въ ладоши, весь перегнувшись за перила хоровъ. Изъ за эстрады къ столу подошелъ Стасскiй.

Онъ былъ очень старъ и, видимо, слабъ. На немъ, какъ на вѣшалкѣ, висѣлъ длинный, черный» старомодный сюртукъ. Въ толпѣ кто то сказалъ — «народовольческiй». И точно: — отъ костюма Стасскаго повѣяло шестидесятыми годами.

Совершенно лысый черепъ былъ цвѣта слоновой кости. Сивые волосы рѣдкими прядями обрамляли только шею и спускались косицами на воротникъ. Сморщенное, бѣлое, какъ у покойника, лицо было покрыто сѣтью частыхъ мелкихъ морщинъ. Жиденькая бородка торчала ядовитымъ клинушкомъ… Руки у него были длинныя съ узловатыми тонкими пальцами. Оыъ походилъ на хищную птицу.

— Настоящiй кондоръ — орелъ стервятникъ, — прошепталъ на ухо Нордекову Ферфаксовъ. — Если бы вечеромъ увидалъ такого въ горахъ, — пристрѣлилъ бы его за милую душу.

Стасскiй поклонился, легкимъ наклономъ головы отвѣчая на сдѣланную ему овацiю, и оперся обѣими руками о край стола.

Апплодисменты стихли. Стала напряженнѣйшая тишина. Стасскiй не торопился начинать. Нордекову показалось, что онъ такъ старъ и слабъ, что не въ силахъ будетъ говорить.

Но голосъ Стасскаго раздался, и дѣйствительно, совершенно отвѣчая его наружности, онъ походилъ на орлиный клекотъ.

Стасскiй бросалъ отрывистыя, безсвязныя фразы, какъ всѣ Русскiе ученые злоупотребляя иностранными словами. Первое впечатлѣнiе было — большое разочарованiе.

— Да онъ совсѣмъ не ораторъ!..

Но Стасскiй зналъ, что дѣлалъ. Онъ бросалъ свои отрывистыя мысли, какъ скульпторъ бросаетъ глину на болванку… Онъ лѣпилъ ихъ безобразными комками, едва давая очертанiя того лица, какое онъ хотѣлъ вылѣпить. И сейчасъ же онъ принимался эти наспѣхъ безсвязно брошенныя мысли дополнять, разъяснять, передѣлывать, опровергать, измѣнять и вдругъ, и совершенно неожиданно для слушателя, мысль Стасскаго вставала необыкновенно ясная и выпуклая.

— Репродукцiя… Воспроизведенiе… Я бы сказалъ — отображенiе… того, что происходитъ сейчасъ въ Россiи… Это… Депрессiя… Какая то подавленность съ одной стороны… Полная толерантность массъ… И вмѣстѣ съ тѣмъ неостывающiй, вулканическiй какой то, революцiонный пафосъ… Кипѣнiе толпъ… Массовая психологiя… Митинги и образованiе совсѣмъ своеобразной демократiи, общественности въ тѣхъ слояхъ общества, гдѣ и самаго этого слова не понимали.

Нѣтъ, онъ совсѣмъ не былъ старъ. И кто бы сказалъ, что ему за восемьдесятъ!.. Душа его горѣла молодымъ огнемъ. Тѣло точно торопилось передать человѣческимъ языкомъ все то, что накипѣло въ его душѣ. Этотъ человѣкъ, казалось, понималъ и видѣлъ нѣчто скрытое отъ другихъ и спѣшилъ разсказать объ этомъ, пока онъ еще живъ, чтобы предупредить человѣчество о надвигающейся катастрофѣ.

— Соцiализмъ проводится тамъ безповоротно… и жестоко… И какой соцiализмъ! Соцiализмъ Беллами и Уэлса! Соцiализмъ необузданныхъ романистовъ, данный въ руки дикарямъ… Притомъ шовинистическiй какой то соцiализмъ… Олицетворенiе и оформленiе всѣхъ старыхъ лозунговъ. «Кто не съ нами — тотъ противъ насъ»… Отсюда — чрезвычайки, неслыханный въ мiрѣ терроръ… Ссылки, какихъ не знала Императорская Россiя… Каторжныя работы… Рабство… Но соцiализмъ — это то, на что молились… Это религiя массъ… Если страна совѣтовъ со всѣмъ тѣмъ уродлива и страшна — значитъ уродливъ и страшенъ и самъ соцiализмъ. Кто, однако, посмѣетъ сказать это? Вотъ откуда эта всеобщая, вопреки здравому смыслу, поддержка совѣтовъ… Это поддержка соцiалистами соцiалистическаго правительства… А во вторую четверть двадцатаго вѣка, гдѣ не сидятъ въ Европѣ… Что въ Европѣ, во всемъ мiрѣ — соцiалисты? Кто же посмѣетъ сказать: — «соцiализмъ — это глупость, соцiализмъ — это утопiя»… И — «свобода, равенство и братство» тѣ самые лозунги, на которые болѣе вѣка молились — это обманъ… Если не можете этого сказать вы, свободные и въ свободной странѣ находящiеся, какъ хотите вы, чтобы сказали это тамъ, гдѣ за одну такую мысль разстрѣливаютъ, казнятъ, пытаютъ и замучиваютъ… Поймите, какая же это сила!.. Они… Ихъ режимъ… большевицкiй… Вотъ кто то сказалъ — ихъ вѣра— оправдана и поддержана всѣми… всѣмъ мiромъ… Ибо кто противъ нихъ — тотъ противъ соцiализма…