Петр Краснов - Подвиг

— Большевики въ роли возбудителей христiанства … Оригинальная мысль, Борисъ Николаевичъ.

Леночка дальше не слушала. Она отдавала блюдо за блюдомъ, почти не притрогиваясь къ нимъ.

— Барышня нездоровы, или ей что не нравится, — спросилъ, ее подававшiй ей молодой человѣкъ.

— Нѣтъ, такъ … Дайте счетъ.

Она заплатила и пошла къ выходу. Когда проходила между столами съ тѣсно сидящими гостями ей показалось, что кто то, кажется, та блондинка, что разсказывала про Муру, сказала негромко: «совдепка» …

Леночкѣ это было все равно. Она вдругъ поняла, что ничего нѣтъ. Все призраки … И блондинка — призракъ … Развѣ есть такое имя Мура?.. Спалила на Рождествѣ скатерть и этимъ огорчалась … Слизь!.. Слизь! Просто дура!.. Леночка подымалась къ площади Этуали, и встрѣчные люди казались ей кинематографическими тѣнями. Собственно жизни нѣтъ. Все это только такъ кажется. И происшествiе, бывшее вчера и оскорбительность выталкиванiя въ дверь — это все относительно, какъ посмотрѣть? Было больно, когда она упала на ступени лѣстницы, но боль бываетъ и сильнѣе. Ее могли и пытать? Могли убить!.. Убить… Что такое убить? Сдѣлать ее слизью, какою она была нѣкогда … Воинствующее безбожiе, какъ все это глупо! Ничего нѣтъ!.. Ниче-го нѣтъ!

Леночка спускалась къ Сенѣ. Золотистый туманъ легкой дымкой стлался надъ городомъ. День былъ прекрасенъ. Впереди, какъ какое-то страшное безобразное чудовище, широко разставившее ноги, высилась къ голубому небу Эйфелева башня. Леночка вошла подъ нее.

На башню пускали. Заплатить нѣсколько франковъ и можно подняться почти на самый верхъ. На самую верхнюю площадку нельзя, тамъ радiо-телеграфъ.

Все въ томъ же задумчивомъ, точно полубредовомъ состоянiи Леночка заплатила деньги и встала въ кабину подъемной машины. Земля стала уходить изъ-подъ ея ногъ. Парижъ открывался все шире и шире. На верху было всего двое посѣтителей. Какая-то молодая дама и съ ней молодой человѣкъ. Поднявшiеся съ Леночкой пассажиры разбрелись по площадкѣ. Леночка смотрѣла на нѣжныя дали, тонущiя въ розовой дымкѣ. «Это такъ кажется … Тамъ старая Лютецiя. O ней такъ пламенно и страстно разсказывалъ вчера профессоръ. Тамъ ходили римляне … У Клюни были ихъ бани. Гдѣ они? Слизь? Изъ слизи вышли и въ слизь и обратились. И сколько ихъ!.. Этихъ Людовиковъ, что жили здѣсь и по своему любили Парижъ. И тамъ, гдѣ теперь широкое авеню Елисейскихъ полей съ непрерывнымъ рядомъ автомобильныхъ магазиновъ и такое людное, что трудно перейти черезъ него, когда-то собаками травили оленей. Все прошло. И Наполеоны и революцiя. Все случайные гости на одинъ мигъ. И она на одинъ мигъ. И, если ускорить этотъ мигъ — не будетъ и этого липкаго страха передъ большевиками и думъ, какъ устроить свою жизнь. Недавно она смотрѣла въ лицо Жана и думала, если годъ обратить въ секунду… И на ея глазахъ лицо Жана старѣло, потомъ умерло, разложилось и обратилось въ слизь. Ну … ускорить».

Леночка нагибалась все болѣе и болѣе внизъ. Точно хотѣла она разсмотрѣть, кто тамъ ходитъ подъ самыми ногами башни. Кровь приливала къ головѣ и пространство тянуло ее въ бездну.

Она нагнулась еще больше. Мокрое желѣзо перилъ холодило животъ сквозь тонкую матерiю платья.

Это случилось какъ-то вдругъ и совсѣмъ непонятно. Голова сладко закружилась. Леночка услышала, какъ кто-то, можетъ быть, это была даже и она, или та молодая дама, что стояла недалеко отъ нея, закричалъ тонкимъ, все удаляющимся и замирающимъ голосомъ: а-а-а!..

И потомъ наступила страшная тишина. Въ ушахъ шумѣло …. Какой-то ударъ, и все исчезло въ небытiи.

To, что было Леночкой, кровавой слизью лежало точно мѣшокъ съ чѣмъ-то мокрымъ, на панели. Начиналъ собираться народъ. Полицейскiй громко и заливисто подалъ свистокъ. Какiе-то люди принесли брезентъ. Имъ накрыли Леночку отъ любопытныхъ взглядовъ. Какъ-то очень скоро примчался автомобиль съ краснымъ флажкомъ на крышѣ. Изъ него вышли санитары Они уложили Леночку на носилки и погрузили на автомобиль. Въ госпиталѣ, куда привезли тѣло Леночки, его раздѣли, осмотрѣли и, не найдя никакихъ документовъ, или примѣтъ, по которымъ можно было признать, кто была Леночка, отмѣтили «inconnue» и отправили въ моргъ.

Эту ночь на виллѣ «Les Coccinelles» Ольга Сергѣевна не ложилась спать. Она ожидала Леночку. Но пришло солнечное, яркое лѣтнее утро, Леночка не вернулась. Сильное безпокойство охватило Ольгу Сергѣевну, но надо было идти на службу. Это время хозяева такъ легко разсчитывали служащихъ, что надо было быть на чеку и ничѣмъ не возбудить недовольства патрона. Вернувшись, она первымъ дѣломъ спросила маамочку», вернулась-ли Леночка.

Леночки не было. Теперь забезпокоилась и Неонила Львовна. Но прошелъ и еще день, пока Ольга Сергѣевна рѣшилась пойти въ полицейскiй комиссарiатъ. Тамъ ее разспросили, записали ея адресъ и сказали, что если на ушедшей не было ея «carte d'identitê«, отыскать будетъ очень трудно, почти невозможно.

— Какъ же такъ?… — сказала Ольга Сергѣевна. Ея лицо изобразило страданiе.

— Въ Парижѣ, мадамъ, примѣрно пять тысячъ человѣкъ ежегодно безъ вѣсти пропадаетъ, — любезно сказалъ чиновникъ. — Однако, это вовсе не обозначаетъ, что всѣ они непремѣнно гибнутъ. Мало ли причинъ, по какимъ люди скрываются изъ своихъ домовъ, никому объ этомъ не заявляя. Особенно молодыя дѣвушки.

— Ho y ней, повидимому, никого не было, съ кѣмъ она могла бѣжать.

— Но вы говорите, что одновременно съ нею изъ вашего дома исчезла мадемуазелль Земпель. Наконецъ, допустимъ, что могло быть уличное происшествiе, она могла попасть подъ автомобиль или трамвай. Ее отвезли бы въ госпиталь и какъ только она пришла бы въ себя, она назвалась бы и сказала свой адресъ и васъ по нему увѣдомили бы. Это въ интересахъ самого госпиталя. Если она задавлена совсѣмъ — ищите ее въ моргѣ. Можетъ быть, ее еще не похоронили.

Ольга Сергѣевна разсказала все это Неонилѣ Львовнѣ.

Старуха подняла на дочь глаза.

— Искать въ моргѣ … Зачѣмъ, — медленно проговорила она. — Зачѣмъ намъ мертвая Леночка?..

— Ахъ, мамочка, надо же ее похоронить, какъ слѣдуетъ.

— Похоронить, какъ слѣдуетъ, — строго сказала старуха. — А ты, милая, знаешь, что это значитъ — похоронить, какъ слѣдуетъ? … Что Леночка-то вѣрила въ твоего Бога?.. Ты только подумай, сколько расходовъ, сколько совсѣмъ ненужнаго безпокойства сдѣлаетъ то, что ты называешь — похоронить, какъ слѣдуетъ!.. Что она-то сама свою мать, какъ слѣдуетъ, хоронила?.. Heбось, закопала, да и все. Леночка пришла къ намъ незванная, непрошенная, такъ и ушла … Такова ея судьба.

Жестокая, но и неотразимая логика была въ словахъ «мамочки». Въ ней говорила та бѣженская мудрость, которой не была чужда и сама Ольга Сергѣевна. Она наклонила голову и молча вышла изъ комнаты.