Петр Краснов - Подвиг

«Да … Было бы это дома … Въ Россiи … Совсѣмъ другой разговоръ былъ бы. Тамъ мы все знали … Здѣсь … пять тысячъ человѣкъ ежегодно пропадаетъ въ Парижѣ и никого это не удивляетъ».

Она прислушалась. Ей показалось, что въ сосѣдней комнатѣ ходитъ Леночка и напѣваетъ вполголоса:

— Ни чести, ни славы, — прошептала Ольга Сергѣевна, — такъ что ужъ … гдѣ ужъ … Молчать надо и терпѣть … Такъ Богу угодно …..

Нежданная и незванная явилась Леночка изъ той невѣдомой и страшной страны, которая была Россiей и такъ же неожиданно и таинственно исчезла … Какъ исчезаетъ пять тысячъ человѣкъ въ Парижѣ, какъ столько и столько исчезло за это время ея близкихъ и знакомыхъ … Такой значитъ вѣкъ … Время такое … На все воля Божiя.

Газеты, помѣстившiя замѣтку о свадьбѣ мистера Холливель и миссъ Гербертъ въ православиой церкви, написали вѣрно. Но это не было англiйскимъ снобизмомъ, какъ о томъ подумали Пиксановъ и многiе другiе. Это вытекало изъ самаго происхожденiя миссъ Гербертъ, о чемъ никто не зналъ.

Когда капитанъ Холливель въ самой изысканной и красивой формѣ сдѣлалъ Анѣ Гербертъ предложенiе и просилъ ея руки и сердца, Ана подняла на него свои прекрасные сине-голубые глаза — въ нихъ точно играла морская волна — и сказала въ тихомъ раздумьи:

— Прежде чѣмъ дать вамъ мой отвѣтъ, Джемсъ, я должна вамъ сказать, кто я.

Она сдѣлала паузу. Она, казалось, ждала вопросовъ… Ихъ не послѣдовало.

— Я не англичанка, какъ вы думаете. Я Русская. Она внимательно посмотрѣла въ глаза мистера Холливеля. Въ нихъ не было ничего. Лицо молодого капитана было какъ всегда холодно. Онъ ждалъ, что скажетъ его нареченная.

— Я не миссъ Гербертъ. Я только удочерена Гербертами и потому ношу ихъ фамилiю. Я дочь Русскаго офицера — Ранцева. Душа у меня Русская, хотя, конечно, по воспитанiю я болѣе англичанка, чѣмъ Русская.

Она замолчала.

— Я объ этомъ имѣлъ случай догадываться. Это ничего не мѣняетъ, и я повторяю вамъ то, что сказалъ только что: — я прошу васъ быть моей женой.

Ана густо покраснѣла и тихо сказала.

— Поговорите объ этомъ съ моею матерью. Что касается до меня — я согласна. Но я прошу, чтобы вѣнчанiе было, какъ въ англиканской, такъ и въ православной церквахъ. Я очень предана, люблю и уважаю вѣру моихъ родителей.

Мистеръ Холливель молча нагнулъ голову, выражая этимъ полное согласiе съ желанiемъ невѣсты.

Бракъ былъ, какъ всѣ браки этого вѣка, этого послѣ военнаго времени, когда у людей измѣнились понятiя и произошла «переоцѣнка цѣнностей». Наружно — бракъ хоть куда. Въ англiйскiй романъ или въ кинематографъ — лучше не надо. Моднѣе, лучше, красивѣе ничего не придумаешь.

Женихъ высокаго роста, чисто бритый, черноволосый, съ прической, точно лакомъ покрытой, на проборъ, съ сухимъ, замкнутымъ, волевымъ лицомъ, съ тонкими губами и холодными, узко поставленными стальными глазами. Ему было за тридцать. Онъ повидалъ войну, и орденская ленточка украшала петлицу его костюма. Всегда безукоризненно и со знанiемъ мужской моды и того, гдѣ что надѣть, одѣтый, съ умѣло подобранными въ тонъ и цвѣтъ галстухомъ и платочкомъ, онъ былъ всегда и вездѣ примѣтенъ. Никто не умѣлъ такъ красиво носить фракъ, такъ одѣться на морскомъ пляжѣ въ пижаму, такъ быть хорошъ въ теннисныхъ трусикахъ и фуфайкѣ, какъ Джемсъ Холливель. Самый изящный мужчина англiйской колонiи въ Парижѣ! He было, казалось, спорта, котораго онъ не зналъ бы. Онъ плѣнилъ Ану своей прекрасной верховой ѣздой и знанiемъ лошади. На площадкѣ «Багатель» въ Булонскомъ лѣсу онъ былъ непобѣдимъ въ полло. Онъ прекрасно игралъ въ теннисъ и былъ постояннымъ партнеромъ миссъ Аны. Онъ отлично игралъ въ гольфъ и былъ благородно красивъ въ игрѣ въ бриджъ. Онъ умѣлъ править автомобилемъ и, кажется, леталъ на аэропланѣ. Совершеннѣйшiй герой романа второй четверти двадцатаго вѣка и мудрено ли, что Ана такъ легко согласилась быть его женой? Она была ему достойной во всѣхъ отношенiяхъ парой. Красавица въ первомъ цвѣтенiи красоты, изящная, стройная, строго воспитанная, прекрасная спортсменка, она не отставала ни въ чемъ отъ жениха. Она ѣздила безупречно, играла въ теннисъ и бриджъ и на дняхъ добилась завѣтной мечты — получила картъ розъ на право управлять автомобилемъ.

Ана подъ руководствомъ той Русской барышни, съ кѣмъ она проходила уроки Русскаго языка, читала романы Тургенева и Гончарова. Героинь этихъ романовъ она не понимала. Онѣ казались ей скучными и вялыми. Разсужденiя героевъ ей представлялись ненужными. Джемсъ Холливель вполнѣ удовлетворялъ ея вкусу. Она была очень молода и ея мать говорила ей, что можно бы и подождать съ бракомъ, но для чего ждать? Она была дѣвушкой своего вѣка. У нея былъ современный взглядъ на бракъ. Въ немъ бракъ открывалъ ей свободу и давалъ возможность выявить свое «я». Бракъ, хотя она и настаивала на его церковности и смутно вѣрила, что это «таинство», все таки былъ для нея нѣчто въ родѣ торговаго договора, гдѣ честность предполагалась съ обѣихъ сторонъ. Для Аны мистеръ Холливель былъ джентельменъ. Онъ былъ офицеромъ. Ана выросла въ уваженiи къ этому званiю. Ея названый братъ былъ убитъ на войнѣ. Ея отецъ былъ на этой же войнѣ тяжко раненъ. Въ офицерѣ, въ представленiи Аны, было достаточно благородства, чтобы безтрепетно отдать свою судьбу въ руки офицера Королевской армiи.

Въ ихъ кругу было принято послѣ свадьбы совершать путешествiе, и Ана мечтала поѣхать на сѣверъ, куда нибудь въ фiорды Норвегiи, или даже въ Россiю, недоступную для Русскихъ, но вполнѣ удобную для «интуристовъ». Это было бы такъ любопытно посмотрѣть страну своихъ настоящихъ родителей. Ее тянула и Манчжурiя, гдѣ на постовой квартирѣ Русскаго офицера она родилась. Голосъ крови говорилъ въ ней. Но ея мужъ былъ связанъ дѣлами въ Парижѣ и какъ разъ въ это время онъ получилъ важное служебное порученiе, мѣшавшее ему покинуть Парижъ. Мать предложила имъ устроиться на ея квартирѣ на avenue Henri Martin, a caма уѣхала на морской курортъ въ Бретани. Она прислала свой прекрасный Пакхардтъ своей дочери и дала его въ полное ея распоряженiе.

Такъ въ старыхъ привычныхъ рамкахъ началась для Аны новая замужняя жизнь. Кое отъ чего ей хотѣлось бы отмахнуться и забыть. И, когда оставалась она одна, а это бывало каждое утро послѣ прогулки верхомъ, она начинала сознавать, что все таки для брака, кромѣ всей этой красивой внѣшности, ее окружавшей, нужна была еще и какая то особенная всепрощающая и все принимающая любовь. Ее у нея не было. И, можетъ быть, Тургеневскiя героини, кого она не понимала, были счастливѣе ея. Но было поздно. Тогда начала она задумываться надъ жизнью, заниматься самоанализомъ и невольно слѣдить за мужемъ.