Максим Горький - Вечер у Сухомяткина

- Сегодня ты ловко делаешь,- сказала ему Зиночка, но он строго крикнул ей:

- Силянс.10 Просю публикуй - нет разговор!

Джемс, расставляя по столу какие-то странные предметы, показал Зиночке язык.

Кончив фокус с монетами, Гарри-Лохов заставил исчезать со стола разные вещи,- они тотчас являлись там, где нельзя было ожидать их. Он очень увлекался, работал, как настоящий артист, и всё покрикивал куму командные слова:

- Ан, вайе! Дайс ваз! Раис! Живее!

Стена сзади фокусников была заставлена какими-то мрачными шкафами, Сухомяткин отворил дверцу одного из них,- в нем, на полке, торчала отрубленная голова с черными усами и - смешно, фарфоровым глазом - смотрела прямо на меня. Лицо Лохова было неприятно напряжено, кожа на скулах туго натянута,- он, видимо, крепко стиснул зубы. Его подбородок выдался вперед, французская бородка казалась жесткой, точно из проволоки. Но каждый раз, когда он удачно заканчивал фокус, лицо его расплывалось в улыбку, и недоверчивые, холодные глаза блестели радостно, точно глаза ребенка.

Я никогда не видал человека, который обманывал бы сам себя с таким увлечением, с таким удовольствием. Джемс-Сухомяткин только снисходительно принимал участие в забавной игре, а Гарри-Лохов трепетно творил чудеса. Это было ясно.

Иногда фокусы не удавались ему,- добывая из кармана фрака блюдце, наполненное водою, он преждевременно сорвал с него гуттаперчевую пленку и вынул блюдце пустым, а вода осталась в кармане. На минуту он растерялся и, следя одним глазом, как стекает вода на пол, сердито крикнул:

- Первому отделению конец!

Снял фрак, заглянул в карман, качая головой, потом объяснил публике:

- У ремесленников-фокусников, которые работают в балаганах,- карманы непромокаемые. Кум, позови горничную, пусть высушит фрак, да - не испортила бы!

Вздохнув,он добавил:

- А я - пиджак надену.

Второе отделение началось с того, что кругленький Сухомяткин вошел в пустой шкаф, Лохов закрыл шкаф черным занавесом, крикнул:

- Раймс! Эйн, цвей, дрей! - и отдернул занавес,- шкаф был пуст, Сухомяткин исчез.

- Вот уж это я не люблю,- сказала мне хозяйка, зябко поводя плечами.- И знаю, что фокус, а все-таки боязно.

Занавес снова задернут, открыт.

- Вайс!

И снова в шкафу стоит, улыбаясь, Джемс-Сухомяткин.

Потом Гарри прикрутил его веревкой к стулу, закрыл ширмой, а Джемс в минуту освободился от пут и даже успел снять ботинки со своих ног.

Потом я почувствовал, что мне скучно и как-то особенно неловко. Хотя проходившее предо мной было не страшно и даже не очень неприятно, а однако напоминало кошмар. Дамы тоже устали, хозяйка осторожно дремала и, взмахивая тяжелой головою, виновато улыбалась, а Зиночка откровенно позевывала и всё пыталась засвистеть.

Сухомяткин тоже, видимо, устал, его белесые бачки обиженно оттопырились, он двигался лениво, не глядя на публику и товарища, а Лохов, вспотевший, увлеченный, магически изменял цвета платков и всё прикрикивал:

- Эн, цвей, дрей,- котово!

Вдруг он замолчал на минуту и, укоризненно глядя на публику, спросил:

- Ты, что же, кума, спишь?

Мне стало жалко его.

Зиночка засмеялась, Сухомяткин начал шутливо издеваться над женой, а непонятый, обиженный артист, спрятав руки за спину, быстрыми шагами ходил по комнате и говорил:

- Забава для меня - дело серьезное, а не пустяки. Нельзя же всё только есть да чаи распивать...

- Я понимаю, Матвей Иванович,- жалобно вставила сконфуженная хозяйка, но он не слушал ее:

- Забава - это для того, чтобы забыться от забот! Вы, женщины, конечно, не можете понять... Зинаида, идем домой.

- Погоди, кум! Сейчас чай будет...

- Пора!

- Да не сердитесь вы...

- Домой рано еще,- сказала Зиночка.

- Рано? - крикнул Лохов.- Тогда я один уйду...

Он вел себя, совсем как обиженное дитя: мне казалось, что еще немного, и этот человек может заплакать. Но все-таки удалось успокоить его, и, не скрывая своей обиды, Лохов остался.

Перешли в столовую, там уже бурлил большой серебряный самовар, окуривая люстру струей пара, раскачивая хрустальные подвески.

Лохов сидел рядом со мною, рассказывая:

- Мне эта забава свыше десяти тысяч обошлась! У нас есть редкие аппараты, из Гамбурга выписаны. Я очень слежу за новостями в этом деле.

Он тяжко вздохнул и покосился на кума, который, прислонясь к Зиночке, нашептывал ей что-то.

- Над нами смеются, то есть - больше надо мной! Дескать - фокусник. Очень хорошо, пожалуйста...

- Налить еще стаканчик?-спросила его хозяйка.

- Да, пожалуйста! Благодарю за внимание ваше,- сказал Лохов, обиженно усмехаясь, и так, что нельзя было понять - хозяйке или мне говорит он.

- Все люди фокусничают, и весьма многие - вредно. А мы с кумом безвредные! Мы, так скажу, меценаты для себя...

- Не люблю это слово, точно бесеняты,- вновь вставила хозяйка, подвигая Лохову стакан.

Он принял чай, не поблагодарив ее, продолжал:

- Иные занимаются петушиным боем, собачьей травлей или, например, содержат газеты, как ваш хозяин; некоторые стараются выказать себя с лучшей стороны, по филантропической части, чтобы получить орден, а я люблю благородную забаву, хотя она и обман.

Он говорит непрерывно, нудно, с явной обидой в голосе и всё шевелит пальцами.

Хозяйка перестала обращать на него внимание. Она с мужем слушают шёпот Зиночки, и оба, красные от смеха, фыркают, не в силах сдержать его.

- Жизнь никому не в радость,- зудит Гарри-Лохов, барабаня пальцами по моему локтю.- Жизнь требует воображения. Находясь в церкви, воображаешь себя первым грешником, может быть, самым поганым человеком, и это - приятно для души. Это - обжигает нас. В театре воображаешь себя играющим влюбленного злодея или вообще героем. Но - каждый день в театр или в церковь не пойдешь, и остается жизнь, нуждающаяся... так скажу, в пополнении.

Он закручивает свою бородку винтом и на минуту умолкает, прищурив глаза.

Я встаю, прощаюсь и ухожу... На улице лунно и морозно, под ногами сухо скрипит снег, испачканный тенями больших купеческих домов.

Иду и грустно думаю о русском человеке,- артистически умеет играть роль несчастного этот человек!

-------------------------------------------------------------------------------Впервые напечатано в газете "Киевская мысль", 1916, No 293, 21 октября.

1 -- Добрый вечер. Как поживаете? Прекрасно! Я также... (искаж. франц.) 2 -- Ну что же? Идем? (франц.) 3 -- Я прошу... просил... (франц.) 4 -- Ничего! (франи.) 5 -- Обожаю! (франи.) 6 -- На вашей белой юбке

Сверкает бедро... (искаж. франц.) 7 -- К чёрту на рога... (искаж. франи.) 8 -- Ты выражаешься, как свиньи (исках, франи.). 9 -- Перестань (франи.). 10 -- Молчание (франц.).