Максим Горький - Жизнь ненужного человека

- Не хочу! - сказал Евсей, ничего не понимая и тупо следя за быстрыми движениями его пальцев.

- Этого никто не хочет! - задумчиво проговорил Пётр, снова раскинув карты и озабоченно поглаживая щёку. - Потому ты должен бороться с революционерами - агентами иностранцев, - защищая свободу России, власть и жизнь государя, - вот и всё. А как это надо делать - увидишь потом... Только не зевай, учись исполнять, что тебе велят... Наш брат должен смотреть и лбом и затылком... а то получишь по хорошему щелчку и спереди и сзади... Туз пик, семь бубен, десять пик...

В дверь постучали.

- Отопри! - - приказал Пётр.

Вошёл рыжий кудрявый парень с подносом и самоваром.

- Иван, это мой двоюродный брат, он будет жить здесь, приготовь соседний номер...

- Господин Чижов приходили, - негромко сказал Иван.

- Выпивши?

- Немножко есть... Хотели зайти.

- Завари чай, Евсей! - сказал сыщик, когда слуга ушёл. - Наливай, пей... Сколько жалованья ты получал в полицейском правлении?

- Девять рублей...

- Денег нет?

- Нет...

- Надо достать и сшить тебе костюм, нельзя долго ходить в одном... Ты должен всех замечать, тебя никто...

Он снова забормотал, считая карты, а Евсей, бесшумно наливая чай, старался овладеть странными впечатлениями дня и не мог, чувствуя себя больным. Его знобило, руки дрожали, хотелось лечь в угол, закрыть глаза и лежать так долго, неподвижно. В голове бессвязно повторялись чужие слова.

"В чём же ты виноват?" - тонко спрашивал Филипп Филиппович.

Кто-то сильно ударил в дверь из коридора. Пётр поднял голову.

- Это ты, Саша?

За дверью сердито ответили:

- Ну, отпирай!

Когда Евсей открыл дверь, перед ним, покачиваясь на длинных ногах, вытянулся высокий человек с чёрными усами. Концы их опустились к подбородку и, должно быть, волосы были жёсткие, каждый торчал отдельно. Он снял шапку, обнажив лысый череп, бросил её на постель и крепко вытер ладонями лицо.

- Шапка - мокрая, а ты её бросаешь на постель мне! - заметил Пётр.

- А чёрт с ней, твоей постелью! - гнусаво сказал гость.

- Евсей, повесь пальто...

Гость сел на стул, вытянул длинные ноги и, закурив папиросу, спросил:

- Это что такое, - Евсей?

- Мой двоюродный брат.

- Мы все братья, когда без платья. Водка есть?

Пётр приказал Климкову спросить бутылку водки и закуску. Евсей сделал это и сел к столу так, чтобы гость не видел из-за самовара его лица.

- Как дела, шулер? - спросил он, кивая головой на карты.

Пётр вдруг привстал со стула и оживлённо заговорил:

- Я нашёл секрет, нашёл!

- Нашёл? - спросил гость и, покачав головой, медленно протянул: Ду-урак!

Пётр схватил записную книжку и горячим шёпотом продолжал, тыкая пальцем:

- Подожди, Саша!.. У меня уже шестнадцатое совпадение, понимаешь? А я сделал всего тысячу двести четырнадцать сдач. Теперь карты повторяются всё чаще. Нужно сделать две тысячи семьсот четыре сдачи, - понимаешь: пятьдесят два, умноженное на пятьдесят два. Потом все сдачи переделать тринадцать раз - по числу карт в каждой масти - тридцать пять тысяч сто пятьдесят два раза. И повторить эти сдачи четыре раза - по числу мастей - сто сорок тысяч шестьсот восемь раз.

- Э-э, дурак! - протянул гнусаво гость, качая головой, и его губы искривились.

- Почему, Саша, почему, объясни? - негромко вскричал Пётр. - Ведь я тогда буду знать все сдачи, какие возможны в игре, - подумай! Взгляну на свои карты, - приблизил книжку к лицу и начал быстро читать, - туз пик, семёрка бубен, десятка треф - значит, у партнёров: у одного - король червей, пятёрка и девятка бубен, у другого - туз, семёрка червей, дама треф, третий имеет даму бубен, двойку червей и десятку треф!

Руки у него тряслись, на висках блестел пот, лицо стало добрым и ласковым. Климков, наблюдая из-за самовара, видел большие, тусклые глаза Саши с красными жилками на белках, крупный, точно распухший нос и на жёлтой коже лба сеть прыщей, раскинутых венчиком от виска к виску. От него шёл резкий, неприятный запах. Пётр, прижав книжку к груди и махая рукой в воздухе, с восторгом шептал:

- Ведь я тогда без промаха буду играть. Сотни тысяч, миллионы улыбнутся мне! И нет в этом шулерства! Я - знаю! Знаю, и - больше ничего! Всё законно!..

Он так крепко ударил себя в грудь кулаком, что закашлялся, а потом, опустившись на стул, стал тихо смеяться.

- Почему не дают водки? - угрюмо спросил Саша, бросая на пол окурок папиросы.

- Евсей, иди, скажи... - торопливо начал Петр, но уже в дверь постучали.

- Ты опять пьёшь? - спросил Пётр, улыбаясь.

Саша протянул руку к бутылке.

- Нет, ещё не пью, а вот сейчас - начну пить.

- Ведь это вредно при твоей болезни...

- Водка и здоровым вредна, - водка и фантазии. Ты, например, скоро будешь идиотом...

- Не буду, не беспокойся...

- Я математику знаю, я вижу, что ты болван.

- У каждого своя математика! - недовольно ответил Пётр.

- Молчи! - сказал Саша, медленно высосал рюмку, понюхал кусок хлеба и налил другую.

- Сегодня я, - начал он, опустив голову и упираясь согнутыми руками в колени, - ещё раз говорил с генералом. Предлагаю ему - дайте средства, я подыщу людей, открою литературный клуб и выловлю вам самых лучших мерзавцев, - всех. Надул щёки, выпучил свой животище и заявил, скотина, мне, дескать, лучше известно, что и как надо делать. Ему всё известно! А что его любовница перед фон-Рутценом голая танцевала, этого он не знает, и что дочь устроила себе выкидыш - тоже не знает...

Он снова высосал водку и ещё налил.

- Всё сволочь, и жить - нельзя. Моисей велел зарезать двадцать три тысячи сифилитиков. Тогда народу было немного, заметь! Если бы у меня была власть - я бы уничтожил миллионы...

- Себя первого? - спросил Петр, улыбаясь.

Саша, не отвечая, гнусил, точно в бреду:

- Всех этих либералов, генералов, революционеров, распутных баб. Большой костёр, и - жечь! Напоить землю кровью, удобрить её пеплом, и будут урожаи. Сытые мужики выберут себе сытое начальство... Человек - животное и нуждается в тучных пастбищах, плодородных полях. Города - уничтожить... И всё лишнее, - всё, что мешает мне жить просто, как живут козлы, петухи, всё - к дьяволу!

Его липкие, зловонно пахучие слова точно присасывались к сердцу Евсея и оклеивали его - слушать их было тяжело и опасно.

"Вдруг позовут и спросят - что он говорил?.. Может быть, он нарочно говорит для меня, - а потом - меня схватят..."

Он вздрогнул, задвигался на стуле и тихо спросил Петра:

- Можно мне уйти?

- Куда?

- Спать...

- Иди...

- Ступай ко всем чертям! - проводил Евсея Саша.

IX

Не зажигая огня в своей комнате, Климков бесшумно разделся, нащупал в темноте постель, лёг и плотно закутался в сырую, холодную простыню. Ему хотелось не видеть ничего, не слышать, хотелось сжаться в маленький, незаметный комок. В памяти звучали гнусавые слова Саши. Евсею казалось, что он слышит его запах, видит красный венец на жёлтой коже лба. И в самом деле, откуда-то сбоку, сквозь стену, до него доходили раздражённые крики: