Линор Горалик - Смотри, смотри, живая птица

Такт

По белой рубашке расплывалось красное пятно. Он услышал, как вскрикнула кто-то из женщин, кажется, Наталья, и с отвращением подумал: "Ну надо же..." Рубашка немедленно прилипла к коже, было горячо. Олег встал и осторожно, двумя пальцами, стряхнул с груди капустины. Официантка стояла бледная, потом ойкнула, приложила лапку к виску и начала сбивчиво, нескладно извиняться, схватила салфетку, дернулась к Олегу, но он откачнулся и сказал: "Нет, нет, ничего страшного, я сейчас пойду и замою, не переживайте." Я тебе помогу, сказала Наталья, и Олегу ничего не оставалось, как согласиться. Они зашли в мужской туалет, Олег открыл воду и хотел было ладонью намочить суповое пятно, но Наталья перехватила его руку и сказала: ну что ты, ты так еще и брюки сейчас забрызгаешь, и рубашка будет по локоть в воде, снимай, снимай, я застираю. Олег секунду поколебался, упираться было глупо, я же не школьник, подумал он, что тут такого, расстегнул рубашку, вытащил ее из-под ремня и снял совсем. Наталья тактично не смотрела на него, пока он раздевался, подчеркнуто сосредоточенно возясь со смесителем, и рубашку тоже взяла не глядя, левой рукой, держа правую под теплой струей воды. Придержи, пожалуйста, рукава, сказала она, и начала осторожно мылить алое пятно. Олег держал рукава и смотрел, как движутся полные наманикюренные пальцы. Дома она точно руками не стирает, подумал он. Живой? - спросила Наталья. - Кожа-то хоть не болит? Да нет, сказал он, ну, не такое уж оно горячее, комплексный все-таки обед. Они оба рассмеялись, Наталья закрыла воду, сказала - все, отпускай, - и поднесла рубашку под сушилку для рук. Сушилка загудела, до Олега донеслось осторожное, мягкое тепло. Ну вот, сказала Наталья, держи, вот так держи, не слишком близко, постой так минут пять, потом уже ничего будет, можно надевать, только мятое, но ты переживешь. Спасибо, - сказал Олег, - и что бы я без тебя делал. Ходил бы грязный, сказала Наталья, ходил бы грязный, и женщины бы тебя не хотели.

Память тела

Знаешь, я сегодня лежала и думала, - вот у меня до Олега было девять мужчин, а последние годы все эти я с Олегом, и кроме него у меня уже никогда никого не будет. Ну, никогда, понятно, в обозримом будущем, все может случиться, если так, ну, прагматично рассуждать. Но вот сейчас конкретно я не могу себе представить, что мы разведемся или что я ему изменю, что-то такое. То есть из моего "сегодня" можно сказать, что он у меня последний. И вот я лежала и думала - я все забываю, ну, тех, других мужчин, я забываю. Я не про события или там имена, - вот, кстати, прикинь, я не могла вспомнить, как фамилия Ларика, помнила только, что на "Е", и еле вспомнила, ты знаешь, - "Еремин". Ну это неважно, я наоборот, - имена, там, даты, это все несерьезно. Но я их начинаю забывать, ну, телом, понимаешь? Какой кто был, как что делал, как касался, как двигался, ну, такое. Я даже не знаю, почему меня это разволновало; мне вдруг стало как-то страшно, понимаешь? Kaк будто это мой багаж какой-то, и я его теряю. Я не знаю даже, зачем он мне нужен, но мне его жалко, как будто я от этого меньше женщиной становлюсь. Даже вот: как будто если я это все забуду, то получится, что Олег у меня не последний, а первый и последний. Это плохо, что я так думаю? Нет, ну я понимаю, но как-то... И я решила утром, знаешь, я заведу такую тетрадь и все себе запишу, так подробно, как только вспомню: и запах, и привычки, и как трогал, самое такое все. Чтобы это было мое, осталось со мной, понимаешь, и там я всегда буду прежней собой, и они тоже, даже если я растолстею, а они будут уже лысые импотенты. Если Олег прочитает, я даже не знаю. Ну, я не девочка уже, не найдет, не прочитает.

Теория обороны

- Ну, внешность мы, конечно, напишем последней, - сказала та девочка, что повыше. - Да, согласилась вторая, а первой мы напишем честность. - Или надежность? - спросила первая. - Нет, сказала Таня, честность. Надежность дело такое, а честность - это всегда приятно. Даже если подведет, например, но скажет об этом честно. - Тогда надежность второй, - сказала Инна. - И еще, деньги мы куда пишем? - Совсем последними, - сказала Таня, - даже после внешности. Высокой девочке явно хотелось как-то возразить, но она постеснялась и написала на красиво оформленном листе: "Деньги", в самом низу, так, что буквы получились слегка приплюснутыми. - Надо было писать не "деньги", а "финансовое состояние", - сказала Таня, - ну да ладно, это же все равно только для нас, поймем. Качели поскрипывали, и ей представлялось, что они с подругой плывут в лодке по заросшей травой маленькой речке. "Под скрип уключин", - подумала она. - Еще куда-нибудь в конец надо написать "родители", в том смысле, кто у него родители, - сказала Инна. - Ну это перед внешностью, - сказала Таня. - Ты в смысле - где работают или какое воспитание у него? - Я в обоих. - Тогда пиши перед внешностью. Инна написала и спросила: еще что? - Ум, - сказала Таня. - Таланты. - Одно и тоже, сказала Инна. Нет, - Таня оттолкнулась ногой, и качели издали протяжный плачущий звук, - нет, ум - это как себя ведет, а таланты - это пение там, математика. Что куда? - спросила Инна. - Что у нас там наверху? "Честность", "Надежность". - Ну вот и пиши: "Ум", а потом - "Одаренность". Не отрываясь от выведения букв, Инна левой рукой почесала коленку, лист выскользнул и упал в траву, девочка соскочила, подняла его, отряхнула с изнанки комочек весенней грязи и села обратно. - Еще "спортивность", сказала Таня. Инна посмотрела на подругу и ухмыльнулась: - Это ты, дорогая, рассматриваешь частный случай. - Нет, сказала Таня, смутившись, - это же и здоровье, и как движется, всякое такое. - Если по серьезному, - сказала Инна, - это как-то не очень важно. - Ну, напиши там поближе к концу. Перед родителями или что там. Инна написала. Посреди списка оставался еще небольшой зазор. - Ну что, все? - спросила она. - Да вроде, - сказала Таня, - из таких главных вещей вроде все. - Ты думаешь, надежно? - Ну, смотри, все надежнее, чем до сих пор. До сих пор мы влюблялись как попало, особенно ты. - Ну уж особенно я! - Ну, прекрати, ты же понимаешь. И все получалось плохо, потому что мы не могли оценить; a теперь можно будет сразу посмотреть, поставить баллы и знать, хоть стоит или не стоит. - Какой у нас проходной будет? - спросила Инна. - А сколько их всего? - Таня изогнулась и заглянула в разрисованный лист. Инна потыкала ручкой в пункты. - Восемь. Ну вот если восемь на пять это сорок, пусть хоть тридцать будет. - Не много? - спросила Инна с сомнением в голосе? - Много? - Taня слезла с качелей и смотрела на подругу печально. - Да нам надо вообще меньше, чем на сорок, не соглашаться! Но такого человека я знаю только одного. Тебе он не подойдет. - У него не сорок, - сказала Инна, - они бедные, он только с папой живет, ты видела их машину? - Ну и что, - сказала Таня, - зато у него за другое надо шестерки ставить. Короче, пусть будет тридцать проходной. Посмотрим еще, что у нас получится. Слушай, сказала Инна, вот еще: чтобы он нас любил, как мы это пишем? Таня подняла сумку с детской скамеечки, посмотрела себе под ноги и сказала: А что тут писать? Так и пиши - "Любит". Третьим пиши. Или четвертым.