Нина Горланова - Нельзя, Можно, Нельзя

В ее последние дни мы говорили о судьбе, о любви, о вере. Р.В. спрашивала, много ли молодежи в храме - все ведь решает молодежь.

- Массы не всегда решают все, - отвечал Слава.

- Да, массы сейчас молятся на доллар, - горько кивала Р.В.

Еще одна из щедрот жизни - внуки. Слава так устал от наших пятерых детей, что про внуков говорил: "Буду на них смотреть только в глазок своего кабинета". Однако кабинета-то никакого нет, а внука уже принесли (Антон женился в 18 лет по большой любви).

С утра в этот день девочки просили Славу помочь придумать название для газеты, посвященной русскому языку. Слава предложил: "ВИЛИКИЙ И МАГУЧИЙ". И тут заплакал внук (его мама ушла учиться). Девочки тарабанили младенцу Ахматову и Пригова, Пушкина и стихи на немецком языке - ничего не помогало. Тогда Даша начала читать ему стихотворение Тургенева в прозе: "Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей Родины, ты один мне надежда и опора...". И внук замолк, выслушал до конца, а потом говорит: "Ы!" (еще). Ему месяц, он по-другому сказать не умеет. И так Даша раз шесть прочла стихотворение о русском языке, и всякий раз он просил: "Ы!" А потом заснул. И я сразу полюбила милого Сашу - наш человек! Русский язык ему дорог, нужен...

Однажды внук понял, что я не только с ним говорю ласковым голосом, но и с гостями (на дне рождения). Как он обиделся! Смотрел на меня искоса, как бы говоря: "Эх ты - изменщица!".

Когда сын развелся и Сашу навсегда увезли, у меня началась депрессия.

Отлежала два месяца в психосоматике - снова туда тянет. А надо растить девочек. Кроме того, прочла международно признанные признаки этой болезни - у меня все есть, кроме ОДНОГО (я не потеряла интерес к работе). Все не так уж плохо - надо держаться.

- Когда жена в пятый раз за день говорит, что надо держаться, значит, дела плохи, - вслух размышляет Слава.

- Да ничего, это просто печень...

- Мы говорим "печень" - подразумеваем "депрессия", говорим "депрессия" подразумеваем "печень"!

Ну да, белки тревоги ведь печень вырабатывает, а у меня после желтухи она какая... Помогает оливковое масло (недаром древние греки имели такой здоровый дух, говорит Слава, они же употребляли в пищу только оливковое масло), но оно дорогое. И снова мир не един - распался на фридмоны. Выйду из фридмона по имени "депрессия" - занырну во фридмон по имени "работа". Потом - обратно. Значит, это от темных сил мне послано испытание, надо молиться больше. Собороваться... После соборования два дня прошли без депрессии, но потом опять она меня победила...

Позвонила Лина, Слава сразу ей жалуется: "Нина все время пишет завещания, где какие рукописи... и еще сердится на нас, что мы не помогаем ей!".

- Поняла. Что принести? Арбуз, торт?

- И пару бланков для завещания!

Вдруг подруга сказала, что вычитала: тоска охватывает тех, кто не употребляет жиров. Да, у меня почки разрушают витамины А и Е, надо больше есть сливочного масла, а оно так дорого. Кроме того, я уже и сама многое прочла по этой проблеме. Вяч. Иванов считает, что ПРАВОПОЛУШАРНЫЕ склонны к физиологическому отчаянию. А я, конечно, правополушарная.

Пошла на кухню, чтобы приготовить ужин, а сосед моет в раковине грязную сумку, ошметки земли летят на мои продукты прямо. Такая тут теснота. Схватила я сковородку, унесла в комнату и кинулась писать очередную прощальную записку: "Больше не могу жить...". Слава обнял меня: "От холода люди придумали жилища. А от соседей - тело Бог дал. Внутри-то нет соседей - в душе!".

- Там на кухне... плавки развесила новая любовница соседа, прямо над плитой. Молодая, наглая.

- Здравствуй, племя младое, незнакомое! - наигранно бодро восклицает Слава.

Лина пришла с Гусевым, другом своей молодости. Да была ли она - юность? Мечты и надежды... Словно стерли ее, как пыль.

- Мама, как можно не хотеть жить, когда на свете есть арбузы! - укоряет Даша.

- Ты права. Нужно жить.

- А повесь на стену плакат, что существуют арбузы!

На другой день пошла в библиотеку, библиотекарша дала мне журнал, в котором опубликованы мои новые рассказы. Я так расцвела - даже расцеловала ее. Пришла домой с журналом.

- Сияешь? Вот так-то лучше, - говорит Агния. - Надо еще уши натирать. Так японцы лечат депрессию.

Натираю уши. День-два помогает, а после снова как накатит!

- Когда мы грустим - это тоже жизнь, - говорит по телефону Катя Соколовская.

Я киваю: да-да, однако ночью сажусь на корточки у кровати и катаюсь по ней головой, чтоб не завыть в голос.

Надо купить "юмористический чай" - предлагает Агния. Она пила у подружки чай с бергамотом, так весело становится от него почему-то. И покупается "юмористический чай", но он на меня совершенно не действует.

- Почему несчастье вечно, а наслажденье быстротечно? - муж иронично смотрит на меня.

В самом деле, у всех полно проблем, сколько можно носиться с собой! Все понимаю. Но когда мечтаешь лежать, зажатой плоскими досками, то... что? А вот надо твердить: "Сотри случайные черты, и ты увидишь - мир прекрасен". Я же умею стирать случайные черты, когда сижу за работой. Чего еще нужно-то!

Стыдно.

Трагическое сомнение в смысле бытия - оно именно тем и страшно, что не видишь возможности жить дальше. Все кажется бессмысленным. Умом знаешь: нужно растить детей, но тело говорит, что сил на это нет. И ведь понимаю: СПРАВЕДЛИВО, что бывают периоды отчаяния - тем острее ценишь радости потом...

Друзья сочувствуют. Света все лето "прогуливает" меня. Каждый вечер! Но осенью я снова рвусь в психосоматику. Осенью у меня осенняя депрессия. А весной - весенняя. Летом - летняя. Зимой - зимняя.

Один раз чуть не попала под джип. Взмолилась: "Спаси, Господи!". Он спас. И я поняла, что хочу жить, иначе бы что... иначе бы благодарила: "Джип, спасибо тебе, что сейчас меня раздавишь!". Сразу вся депрессия прошла. Я написала рассказ "История одной депрессии". Но через полгода эта змея снова тут как тут. Бегу в психосоматику и договариваюсь (как только освободится место, меня возьмут). И в это время звонит Елена Андреевна, ангел мой!

Здесь нужно сделать пояснение. Как интересно все нити сходятся к концу жизни. Мой отец в молодости был похож на Михаила Афанасьевича Булгакова. Ну очень! А потом я подружилась с племянницей Булгакова, профессором из Москвы Еленой Андреевной Земской. Она написала мне, когда прочла "Всю Пермь". Мы подружились. О, судьба мне посылала и посылает таких друзей! Благодарю Тебя, Господи!!! Елена Андреевна писала: "Нина, мой дружочек! Держитесь! Я в Америке рассказала своей подруге-славистке Ольге Йокояма о вас, и она передала деньги - на них можно поставить телефон!" (И поставили! А потом милая Ольга помогла нам сделать душ.) Поскольку Елена Андреевна много старше меня, я нахожусь под сильным ее влиянием. И вот она звонит: