Надежда Горлова - Мои сны глазами очевидцев

В другой отдел перевели Матрешкина, понизив его в должности, а заведующим нашего отдела сделали Василия. Матрешкин забрал из ЗАГСа заявление и перестал со мной здороваться, а Василий с тех пор сидел напротив меня в кресле, перекинув ногу через подлокотник, или стоял рядом и, глубоко дыша, смотрел в монитор моего компьютера.

Три недели мы с Матрешкиным ходили, как овдовевшие, а потом случайно встретились в столовой. Солонка на нашем столе искрилась, как снег за окном. Я сказала: "Ты думаешь, я почему в тебя скрепками бросала? Я ведь так тебе в любви признавалась! Почему в школе мальчишки девочек за косички дергают? Только поэтому!" "Я подумаю над этим, - сказал Матрешкин. - У меня тогда было столько важнейших забот, что мне было просто некогда анализировать такие вещи. Я чувствовал, что мне что-то мешает исполнять свои обязанности, а что - не задумывался, просто инстинктивно пытался избавиться от этого. Но я всегда в глубине души подозревал, что ты относишься ко мне хорошо"

Матрешкин позвонил мне глубокой ночью, и к пяти часам утра мы выяснили все отношения. Матрешкин ошибочно подозревал во мне злую волю, а я ошибочно подозревала в нем неприязнь! Однако мы решили расстаться. "Ты хочешь выйти замуж, завести детей, а я останусь бобылем, посвящу себя работе!" - выдал Матрешкин новую идею. Тогда я подумала, что он сошел с ума. А он просто разлюбил меня.

Новый год был грустным. Все вокруг целовались, а я слушала профессиональный разговор двух верстальщиков, и сама себе наливала.

На следующий день я позвонила Матрешкину и предложила ему "последнее бурное свидание" Он согласился. Однако свидание было не очень бурным: Матрешкин простудился и чувствовал себя плохо. Я сидела в ванне и пила вино, а Матрешкин в кальсонах качался рядом на табуретке, пил чай и рассказывал о том, как встречал Новый год в 96-м (бабушка закрыла дверь на цепочку и заснула, а Матрешкин с елкой стоял в подъезде). От безрадостности я выпила бутылку вина и к ужину вышла голая. За столом Матрешкин объяснял, что не сможет жить со мной, потому что знает, что я хочу "крепкую семью" и детей, а он - категорически нет, и его будут мучить комплекс вины или подозрительность. Потом мы легли в постель, и Матрешкин сразу заснул.

Утром Матрешкин встал и пошел с Машей в Пушкинский музей. "От какого же плохого любовника я наконец-то отделалась!" - подумала я с облегчением.

В феврале я вовлеклась в очередной сексуальный скандал на службе: после Нового года ко мне стали ходить верстальщики. Они напивались в моем кабинете и дрались. Победивший лез целоваться. Василий гнал их вниз, в отдел верстки, они поднимались через пять минут с новой порцией спиртного. Один верстальщик приносил водку в пластмассовой бутылке из-под минеральной воды "Святой источник", а другой прятал в джинсах фляжку с надписью "За нашу победу!" и умудрялся пить, не доставая ее, а скорчившись, как Пан из галлюцинации капитана Глана. Один верстальщик жаловался на бедность, второй - на жену и необъяснимое обилие внебрачных детей. Василий тяжело переживал их перманентное присутствие в нашем кабинете и писал докладные. Мне же они казались интересными, хотя и несчастными людьми. Я постоянно изображала из себя Пьетту то с одним, то с другим верстальщиком на коленях. Главный редактор перестал со мной здороваться, потом уволил верстальщиков, и они канули в небытие. А мне прекратили давать премии. Василий стал обнимать меня за освободившуюся от рук верстальщиков талию и говорить, что "знает, на какую лыжу нажать", чтобы премии опять вернулись ко мне.

Я огляделась, и подумала, что выйти замуж уже довольно-таки не рано. Кандидата нашла быстро: этого писателя бросила жена. Он остался один в многокомнатной квартире, растолстел за компьютером, но домашнее хозяйство вел исправно. Мы затеяли переписку по электронной почте. Письма становились все длиннее и литературно - интимнее, в прозу вклинивались стихи... Я валялась на диване, слушала капель, и мечтала, как заживу с писателем.

Однажды я пошла с друзьями в клуб и совершенно случайно проснулась в чужой постели. Лежала, завернувшись в одеяло, затаив дыхание, и боялась пошелохнуться, чтобы не разбудить голого и неподвижного как труп незнакомого человека рядом. "Боже мой! Как я живу?!" - охватило меня экзистенциальное отчаяние. "Никогда не было у меня даже подобия семьи. Впрочем, с Матрешкиным было. Бедный, бедный Матрешкин! Почему я все разрушила? А сейчас он одинокий, заброшенный, и никто ему чаю не согреет!" Незнакомый блондин проснулся и полез обниматься. Я сразу его отвергла. "Ты же сказала: утром!" - возмущался блондин. Завязалась борьба. Кто-то перешептывался под дверью, и мысль о том, что в любой момент можно позвать на помощь, придавала мне уверенности в победе. Мы шлепнулись с кровати и опрокинули тумбочку. На пол полетели какие-то предметы старинного быта: ендова, лучина... "Я же тебя люблю, а ты!" - шипел блондин. Я закричала: "Спасите, помогите!" Дверь открылась, и вбежали моя подруга и ее любовник. Блондин юркнул под одеяло и притворился спящим. Друзья помогли мне собрать одежду, разбросанную по квартире, и я пошла на работу, где сразу же встретила Матрешкина. От избытка разнообразных чувств я поцеловала его, и Матрешкин от неожиданности сплюнул в угол.

Он позвонил мне поздно вечером и сказал: "Наша сегодняшняя встреча произвела на меня сильное впечатление. Я даже бродил по городу, размышляя, и придумал такой рассказ. Жили-были молодой человек и девушка. И вот молодой человек утратил к девушке интерес. Девушка и так, и сяк пыталась вернуть его расположение - ничего не выходило. Однажды в отчаянии она ему сказала: "Неужели я тебя совсем не привлекаю как женщина?!" "Совсем" ответил молодой человек. "И неужели ты ничего не испытаешь, если увидишь меня без одежды?!" "Ничего" И все-таки они решили устроить такой эксперимент. Девушка приехала к молодому человеку, и только она начала раздеваться - у молодого человека возникла эрекция. И все у них стало по-прежнему, а то и еще лучше. Ну, что скажешь?" "Интерес, говоришь, утратил" - подумала я угрюмо. "Да ничего не скажу!" Я вспомнила про своего писателя и простилась с Матрешкиным.

Однако на следующий день нам пришлось по делу встретиться на улице. Как бы я ни пыталась объяснить себе наши с Матрешкиным отношения, я до сих пор ничего в них не понимаю. Конечно, вспоминая, я вспоминаю не все, а только, как мне кажется, главное. Хотя сейчас мне уже кажется, что главного-то я и не вспоминаю. Смешной и скучный Матрешкин не смешной и не скучный. Мы любили друг друга, и только поэтому друг на друга бесконечно обижались. Хотя... В комнате моей памяти Матрешкин сидит в тени. До чего же он некрасивый и жалкий! Седина издалека кажется перхотью, на лбу след от шапки как от тернового венка, очки натерли длинный нос с черными порами, следы от бритвенных порезов на шее, как будто клопы искусали, и голубые испуганные глазки. Матрешкин определенно похож на серийного куренка, убитого электрошоком. И вдруг солнечный зайчик, прыгающий по комнате и тревожащий мое боковое зрение, оказывается на лице Матрешкина. И какой же он милый, добрый, трогательный, как он застенчиво, с робкой надеждой улыбается мне! Так бы и расцеловала! Но пока я лечу в объятия Матрешкина, зайчик уходит, и я оказываюсь в чужих равнодушных руках...