Михаил Салтыков-Щедрин - Губернские очерки

[68] Хвецы. – По разъяснению Салтыкова, употребленное им слово означает "и шарлатана, и пройдоху, и подлеца, и непонятного человека, и человека себе на уме и пр." ("М. Е. Салтыков-Щедрин в воспоминаниях современников", стр. 432).

[69] Форменный сюртук обладал довольно замечательною физиономией. – Внешность одного из арестантов "чиновной породы", нарисованная, несомненно, с натуры, настолько поразил Салтыкова, что послужила впоследствии основой для знаменитый «портрета» Угрюм-Бурчеева в "Истории одного города".

[70] Дерновы… Гирбасовы. – См. о них в рассказах "Выгодная женитьба" и "Княжна Анна Львовна".

[71] «Аринушка» – первое произведение, в котором Салтыков обратился к фольклорным мотивам и форме для изображения духовной жизни народа.

[72] Неочеслив – нетерпелив.

Введение в заглавие раздела слова, относящегося к судебно-правовому понятию «казус» (случай), связано с тем, что материалы всех трех рассказов раздела заимствованы из дел следственных дознаний. Такие дознания Салтыкову приходилось производить в годы вятской службы. Самым большим среди них было расследование по делу о раскольниках Ситникове, Смагине и др., которое Салтыков производил в 1854–1855 гг. В результате возникло огромное следственное делопроизводство, занявшее около 2500 листов большого формата.

Отношение Салтыкова к расколу было в это время отрицательным. Определялось оно идейной позицией писателя – позицией просветителя и утопического социалиста. В религиозной догматике старообрядцев, а также в таких формах их социального протеста, как уход от "мирской жизни" в скиты, он усматривал глубоко реакционное начало. «Мирской» же быт раскольников, с его культурной отсталостью, семейным и религиозным деспотизмом, "диким особничеством" и легко возникающей отсюда уголовщиной, был для него подлинно "темным царством".

Впоследствии, в начале 60-х годов, Салтыков изменил свое отношение к преследованиям раскольников властями, а в самом расколе стал более пристально интересоваться его социальной, а не религиозно-бытовой стороной. Но принципиального своего отношения к расколу Салтыков не изменил и остался совершенно чужд той его идеализации как политической оппозиционной силы, которая возникла в 60-е годы в некоторых демократических и революционных кругах (Щапов, Кельсиев, Огарев и др.).

Третий рассказ раздела – "Первый шаг" – связан с расколом лишь биографией одного из действующих лиц, богатого мужика, «промышлявшего» старообрядческими книгами. Интерес рассказа в изображении не раскольничьего, а чиновничьего быта и психологии, взятых в их социальных низах, – там, где власть грозного "порядка вещей" над человеческой душой сказывается особенно сурово и ясно. Несомненно, именно этот рассказ – один из лучших социальных этюдов в книге – прежде всего имел в виду Добролюбов, когда писал: "Никто, кажется, исключая г. Щедрина, не вздумал заглянуть в душу этих чиновников – злодеев и взяточников – да посмотреть на те отношения, в каких проходит их жизнь. Никто не приступил к рассказу об их подвигах с простою мыслью: "Бедный человек! Зачем же ты крадешь и грабишь? Ведь не родился же ты вором и грабителем, ведь не из особого же племени вышло, в самом деле, это так называемое " крапивное семя «? Только у г. Щедрина и находим мы по местам подобные запросы…». [203]

[73] Андрей Денисов – один из главных вождей раскола-старообрядчества в первой половине XVIII в.

[74] К ночи… к полдню… – к северу… к югу.

[75] Город С*** – Сарапул.

[76] Кма – много.

[77]…и по крюкам знает, и демественному обучался… – Крюки – знаки старинного русского нотного письма; демественное пение – многоголосное культовое пение, принятое у старообрядцев.

[78] Док а – пока, покуда.

Эпилог «Очерков» во многом автобиографичен. В нем отразились впечатления Салтыкова от его большого зимнего путешествия из Вятки на родину, после того как в конце 1855 г. он получил от нового царя Александра II разрешение «проживать и служить, где пожелает». Здесь же лирически отразились раздумья и переживания писателя на пороге растворявшихся перед ним «дверей новой жизни».

С. Макашин

манера говорить (франц.).

что там никогда не чувствуешь себя дома (франц.)

Князь Курылкин, совершенно очаровательный молодой человек – но пусть это останется между нами – так ухаживал за мной (франц.).

позвольте мне выйти (франц.).

убирайтесь вон! (франц.)

как статуя (итал.)

Стефания, мой ангел! надо же что-нибудь сделать для этих людей (франц.).

Ваше превосходительство! (франц.)

А… вы говорите по-французски? (франц.)

Я надеюсь, что вы окажете мне честь… (франц.)

Вообразите себе! (франц.)

Вы знаете, он ведь мастак в этих делах! (франц.)

Это меня потрясло! (франц.)

Все свое ношу с собою (от искаженного лат. omnia mea mecum porto).

См. «Прошлые времена». (Прим. Салтыкова-Щедрина.)

интимный роман (франц.).

как и полагается (франц.).

вельможа (франц.).

она только спешила навстречу пожеланиям милого крутогорского общества (франц.).

так проникнута (франц.).

мы (франц.).

всем бедствиям (франц.).

да, которые точат – это подходящее слово (франц.).

и тогда в чем была бы прелесть этого существования! (франц.)

но о них не говорят… (франц.)

милое мое дитя, это так красиво, так крупно, так величественно (франц.).

прелестная старушка и очень благовоспитанная (франц.).

запуталась! погрязла! (франц.)

тетушек, княжна Нина (франц.).

как о неслыханной вещи (франц.).

низость (франц.).

милое дитя, это люди, о которых не говорят (франц.).

о, боже мой, боже мой! (франц.)

См. «Буеракин» и «Христос воскрес!» (Прим. Салтыкова-Щедрина.)

между нами говоря (франц.)

Знаете?.. Ведь эта женщина не без темперамента!!! (франц.)

вы понимаете, мой милый! (франц.)

не следует быть всегда молчаливым, это дурная манера! (франц.)

Вот и вы, как всегда, красивая и нарядная! (франц.)