Ирина Грекова - На испытаниях

- А ружье? - спросил маленький.

Сиверс надел ему ружье на прохладное молочное плечико.

- За мной, орлы!

Мальчики доверчиво подали ему маленькие холодные руки.

- Фу, до чего перекупались! Пошли домой. Где вы живете?

- На белом свете, - ответил Сережа-маленький.

- Остроумно, но неопределенно. Покажи пальцем, где ты живешь.

- Там, - махнул Сережа маленький по горизонту. - Где кустья.

"Кустьев" нигде не было видно. Генерал Сиверс подумал, вздохнул и двинулся по дорожке направо. Маленькие холодные руки лежали у него в руках, как влажные камешки.

- Знаешь, - говорил Сережа поменьше, - я тоже умею из ракеты. Я все умею. Когда буду большой, я всех постреляю.

- Ну уж и всех. Это ты брось.

- Вот увидишь, постреляю.

- Остается надеяться, что я до этого не доживу. Слушай, ты, будущий мировой убийца, как твоя фамилия?

Сережа подумал, огорчился и сказал:

- Забыл.

- Зайцев его фамилие, - вдруг сказал Сережа побольше. - А мое - Иванов.

- Ай да Сережа, - похвалил его Сиверс. - Умница!

- А он совсем не умный, - ревниво сказал маленький. - Он букву "рэ" не говорит. Знаешь, как он говорит? "Волона кличит кал!" Смешно?

- Я уже тебе сказал: не смешно. Не следует смеяться над недостатками своих ближних.

Внезапно Сережа-маленький остановился и протянул Сиверсу свою мокрую кофточку.

- Ты чего?

- Не могу больше нести кофту. Она тяжелая.

- Что же с тобой делать, братец? Давай понесу.

Навстречу шел офицер.

- Сережа, это не твой папа?

- Дай посмотрю. Нет, не мой.

- Послушайте, майор, - крикнул Сиверс, - вы не знаете, чьи это дети?

Майор остановился, несколько задетый бесцеремонностью обращения, и равнодушно оглядел ребят.

- Этого не знаю, а тот, поменьше, как будто полковника Нечаева внук, начальника штаба. А откуда вы их взяли?

- В воде нашел.

Майор засмеялся:

- Ведите скорей домой, их, верно, ищут.

- А где он живет, наш Нечаев?

- Вон там, в домах начсостава.

Сиверс поблагодарил и повел мальчиков в указанном направлении.

- У меня нет папы, только мама, - рассказывал Сережа-маленький. - У меня был папа, даже два, а теперь ни одного не осталось.

- А мама здесь?

- Не, уехала в Москву. На самолете.

- Ты что же, с дедушкой живешь?

- Больше с бабушкой. Бабушка мне эту кофту пошила, которую ты несешь.

Мокрая кофта прохладно висела на согнутом пальце генерала.

- Тебе не холодно? - спросил он.

- Не, тепло. Ведь мы идем на юг.

- Откуда ты знаешь?

- Я все знаю. Есть юг и север. На юге жарко, на севере холодно. А еще есть восток и запад, там средне, не жарко, не холодно, просто тепло.

- Да ты, брат, образованный!

- Я все знаю. Вот мама у меня глупая. Не очень, а так, немножко глупая. Я ей говорю, а она не слушает. Я спрашиваю: "А машины кверх ногами ходят?" А она говорит: "Ходят". А сама плачет. Смешно?

- Я уже говорил: не смешно.

Сережа примолк, а потом сказал:

- У меня жена и пять детей. Я их не бросил.

Вокруг дома начсостава, как грибы на опушке, разрослись деревянные бараки, покосившиеся, сумрачные, с антеннами на крышах. Из одного барака выбежала женщина лет тридцати, растрепанная, в пестрой юбке. Она метнулась к ним, как птица, упала в пыль и крепко обхватила Сережу побольше:

- Сереженька, куколка моя, ягодка ненаглядная, нашелся, родной.

Она плакала, резко мотая сухими мятыми волосами.

- Вы за ним лучше смотрите, - сказал Сиверс.

- Ой, гражданин хороший, вас-то я и не заметила! Это вы их привели? Где ж вы их разыскали?

- В реке.

Женщина побледнела и встала, отряхивая юбку.

- В реке? Надо же! Это все Зайцев, его так к воде и тянет! Говорила я тебе, - накинулась она на своего Сережу, - не ходи с этим бандитом! Он тебя хорошему не научит. Это есть бандит.

"Бандит" скромно стоял, глядя на свои маленькие ноги.

- В реке! Это подумать! Другой раз насовсем утонут! Нет, я его под замок, запру начисто, пусть дома посидит, уголовник! А вас-то чем благодарить? Разве что пол-литра есть... Интересуетесь?

- Непьющий.

- А зовут-то вас как, вы меня простите?

- Александр Евгеньевич.

- Век буду вас помнить, Александр Евгеньевич! А может, зайдете? Не водочки, так чайку? Не прибрано только у нас, вы уж извините...

- Нет, спасибо. Мне еще надо этого вот архаровца довести. Где он живет?

- А вот, аккурат где агитпункт. Лучше давайте я вас провожу.

- Не беспокойтесь.

- Какое беспокойство? Вы их из воды... Да я век должна...

- Вот мой дом, - сказал Сережа-маленький.

Сережа побольше шел, крепко вцепившись в руку матери. Лицо у него было напряженное и гневное.

Они вошли во двор, где агитпункт. Навстречу им что-то яркое, топая, бежало по асфальту. Это была толстая женщина в пестром, большими цветами, халате. Она бежала, переваливаясь на очень высоких каблуках, и крупная грудь моталась туда-сюда.

- Вы еще за это ответите, Иванова! - крикнула она. - Я этой дружбы никогда не одобряла, и вот доплясались! Давайте мальчика! - Она резко дернула к себе Сережу-маленького и строго спросила: - Где его кофта?

- Вот, - сказал Сиверс.

- А почему мокрая? Безобразие! Я вашего сына теперь на порог не пущу, больше того, во двор не пущу! Это квинтэссенция хулиганства! Я обращусь в милицию!

Она повернулась и пошла прочь, таща за руку Сережу-маленького и размахивая мокрой кофтой. Коричневая дверь подъезда захлопнулась за ней с пушечным звуком. Сережа-большой заплакал.

- Не плачь, моя ягодка, не дам я тебя в обиду.

- Ну, ладно, - сказал Сиверс, - я пойду.

- А к нам? Чайку?

- В другой раз, спасибо.

Сиверс пожал ей руку и пошел в сторону своей гостиницы.

- Хороший человек, - вздохнула женщина.

- Он из пакеты умеет, - сказал Сережа.

- Пакета, пакета. Горе ты мое, а не пакета.

10

На пятницу испытаний не было назначено, и Скворцов с удовольствием проспал лишних два часа. Он, когда удавалось, любил поспать, особенно проснуться и опять заснуть, зная, что торопиться некуда. Он даже просил товарищей, чтобы его будили и говорили: "Вставать еще рано". Черт его знает, что ему в этом нравилось. Должно быть, ощущение неисчерпанного счастья.

Сегодня его никто не будил. Он проснулся сам, оделся, умылся (вода была) и вышел в вестибюль. Дверь в дежурку стояла приоткрытая; там разговаривали две женщины.

- Не живет гриб, - говорила одна. - Сморщился, весь повял. Воздух, что ли, для него плохой? Нет, плохо здесь все-таки для русского человека.

- Чего хорошего.

- Ну, пойду. Спасибо на ласке. Гриба попила...

- Заходи еще когда, попьешь.

Зайду когда. А тебя, я гляжу, все разносит.

Чисто нервное. От нервов полнею.

Скворцов засмеялся, распахнул дверь, повесил ключ и сказал:

Здравствуйте, девушки. Все щебечете?

"Девушкам" было лет по пятьдесят, но они смутились и захихикали.

- Товарищ майор? - сказала толстая заведующая. - А я-то смотрю, не захворали ли? Десятый час, а ключ в двери.