Ирина Грекова - На испытаниях

Он освободился, утерся, встал из-за стола и по высокому звону в ушах понял, что пьян в дугу, вдрезину, в бога или во что еще там полагается быть пьяным, - одним словом, пьян окончательно и бесповоротно. И когда это он успел надраться? Непостижимо.

Генерал Сиверс тоже был пьян, но пьян изящно. Он поискал фуражку, взял свернутый холст и сказал:

- Кажется, мы на пороге того, чтобы потерять образ божий, как говорили наши предки. Разрешите откланяться.

Подскочил Тысячный:

- Уходите, товарищ генерал? Погостили бы еще.

- Не могу, завтра вставать рано. Благодарствуйте. За картину особенно.

- Проводить вас, товарищ генерал?

- Ни в коем случае. Могу двигаться без посторонней помощи.

Несколько человек с шумом вышли на улицу, свалив по дороге какие-то грабли. Сиверс посмотрел на луну. Очки его вдохновенно блеснули.

- Прекрасная ночь. Знаете что? Я решил. Я пойду домой мазуркой.

- А разве вы умеете мазуркой? - нетвердо спросил Скворцов.

- Нет, но до дому еще далеко, я научусь.

Действительно, генерал двинулся в сторону дома мелкой боковой приплясочкой, отдаленно напоминающей мазурку. Оставшиеся внимательно следили, как удалялась в лунном свете темная подпрыгивающая фигура, сопровождаемая голубым облачком пыли.

- Что только делается! - вздохнула Лора.

- А что? Прекрасная идея, - закричал Теткин. - Может быть, я тоже желаю пойти домой какой-нибудь этакой румбой. - Он сделал несколько фантастических па.

- Это жалкое эпигонство, - держась изо всех сил, сказал Скворцов. Хорошо, что связную речь он терял в последнюю очередь.

- По домам, по домам! - вытанцовывал Теткин. - Девицы-красавицы, за мной!

Девицы-красавицы - Лора, Томка и Лида - шли за Теткиным, как куры за петухом. Скворцов прицепился было к ним, но Лида его отослала: им - в деревянную, ему - в каменную. Как он добрался до каменной - неясно. Кажется, светила луна, он шел, наступал на свою тень и смеялся. Потом был провал. Каким-то непонятным скачком он вдруг очутился у себя в номере. Соседи спали беззвучным сном трезвенников. Косая, извилистая трещина пересекала стену. Он сел на свою кровать. Кровать заговорила. Она спросила: "А ты как?" - "Ничего", - ответил Скворцов, стянул сапоги, добрался головой до подушки и сразу заснул.

А майор Тысячный, проводив гостей, постоял, сжав губы, у разоренного стола, сказал хозяйке: "Уберешь завтра" - и прошел к себе в горницу. Пьяным он уже не казался. Он поглядел на пустое место, где висели стога, сел за свой рабочий, так называемый письменный стол, отпер ящик и вынул папку. Развязав папку, он взял оттуда лист бумаги и стал писать.

"За сегодняшний вечер, - писал Тысячный, - генерал С. четыре раза проявлял объективизм..."

12

- Все ясно, - сказала Томка и зажмурила правый глаз.

- Ну что тебе ясно? Ровно ничего нет.

- Нет уж, Лида, ты не изображай. Передо мной изобразить трудно, многие пытались - не вышло. Я, ты знаешь, какая чуткая. Верно, Лорка, я чуткая?

- Оставь человека в покое, - ответила Лора. Она сидела с вышивкой на кровати, толстая, погасшая, и не вышивала, а ковыряла иголкой в зубах.

- Не нервируй, - крикнула Томка. - Не перевариваю, когда ковыряют. Ну чего ты переживаешь?

Лора вздохнула:

- Намекал вчера: погуляем, а сам вечером с Эльвирой в пойму пошел. И сегодня не видно. Верно, опять с ней.

- Подумаешь, с Эльвирой! Стоит из-за этого ковырять! А ты плюй, вот моя теория. Этим ты его больше приковать сумеешь. Я мужчин знаю, для них хуже всего переживания. Или отношения выяснять. Уже не говоря плакать. Честное слово, я при муже слезинки не выронила. А ты хоть ее видела, эту Эльвиру?

Лора кивнула.

- Красивая хотя бы?

- Спина ничего.

- А лицо?

- Не разглядела. Они так быстро мелькнули - раз, и все. Нет, видно, он с ней на серьезном уровне пошел.

- Он ведь тебе предложение сделал, - напомнила Лида.

- Это не считается. Он же был выпивши. Сделал и забыл.

- Ну, знаешь, - возмутилась Томка, - ты как христианка: не можешь постоять за свои интересы.

- А чего за них стоять? Если любит - сам должен помнить, а не любит зачем он мне? Сама виновата - поверила. Когда выпивши - он не отвечает.

В дверь постучали.

- Войдите!

Появился Скворцов:

- Здравствуйте, это я.

Сказано это было так, словно своим появлением он должен был сразу, безотлагательно, сию минуту всех осчастливить.

- Лидия Кондратьевна, вы готовы? Я, как видите, в полной парадной форме.

Томка хихикнула: Скворцов был в гражданском и выглядел довольно неприглядно. Помятый белый китель с дырочками от погон, коротковатые спортивные брюки, тапочки на тощих вихрастых ногах. От его обычной военной подтянутости оставалась только зеркальная бритость.

- Тамара Михайловна, вы, я вижу, потрясены моим изысканным туалетом.

- Тоже скажете! В военном вы в сто раз интереснее.

- Алмаз чистой воды сверкает и в простой оправе.

Томка залилась русалочьим смехом.

- Люблю ваш смех, Тамара Михайловна! К сожалению, только вы и цените мое остроумие.

- Идти так идти, - сказала Лида.

- Куда ж вы, бедные, по такой жаре? - спросила Лора.

- В оплот мировой цивилизации - райцентр Лихаревка, - ответил Скворцов. - Боевая задача - ознакомиться с рыночной конъюнктурой и, если удастся, что-нибудь приобрести. А жара самая нормальная - сорок в тени, пятьдесят на солнце. Я, как тощий петух, жары не боюсь, только чаще кукарекаю.

Томка зашлась окончательно.

- Идемте, Павел Сергеевич, - сказала Лида.

- Ну что ж. До свиданья, девочки, побеседовал бы с вами еще, да видите - нельзя. Будьте здоровы!

Дверь закрылась.

- Ревнует, - сказала Томка. - Видела, как нахмурилась?

- А ты зачем его заманиваешь?

- Просто так. Дурная привычка. Надо будет над собой поработать. Дружба, я считаю, выше всего, выше даже любви. А мне майор Скворцов даже не особо как-нибудь нравится, просто симпатичен, и не более. Развитый офицер, цитат много знает, и юмор у него есть, я это ценю. Но чтобы что-нибудь такое нет.

А Скворцов и Лида шли под солнцем, по пыльной дороге в сторону Лихаревки.

- Вы сердитесь? - спросил Скворцов. - Я что-нибудь не то накукарекал?

Лида засмеялась:

- Кукарекайте себе на здоровье. Мне-то что?

- Если что не так, я готов... Только скажите, куда мне меняться, и я изменюсь, честное слово.

- Никуда не надо меняться. Впрочем, нет, забыла. Сегодня вы сказали: "пятьдесят на солнце". Никогда больше так не говорите. Ведь термометр на солнце показывает вовсе не температуру воздуха, а...

- ...свою собственную температуру, - перебил Скворцов, - а он накален солнцем, конвекция, лучеиспускание и те де и те пе. Все знаю. Это я так сказал, для красного словца. Женщины это любят: "пятьдесят на солнце" - и глаза круглые.

- А вы многое говорите для круглых женских глаз...