Алексей Писемский - Люди сороковых годов

В одно утро, наконец, комнатный мальчик доложил ему, что приехали гости - Живин и Кергель.

Вихров от души обрадовался приезду их.

- Очень рад вас, господа, видеть, - сказал он, выходя к ним навстречу.

Оба приятеля явились к нему одетые: один - в черной фрачной паре, а другой - в коричневом фраке.

Они делали Вихрову еще первый визит.

- Вы так тогда нечаянно из собрания исчезли, - говорил лукаво Кергель, как бы ничего не знавший и не ведавший.

- Да, мне нужно было уехать, - отвечал уклончиво Вихров. - Однако, господа, - прибавил он, увидев, что пошевни гостей отъехали только недалеко от крыльца, но не раскладывались, - я надеюсь, что вы у меня сегодня отобедаете, а не на минутный визит ко мне приехали?

- Я, пожалуй; у меня дома дожидаться некому; одна собака, да и та, я думаю, убежала куда-нибудь, - отвечал Живин.

- А у меня хоть и есть кому, но дожидаться не будут! - произнес ветреный Кергель и по просьбе Вихрова пошел распорядиться, чтобы лошадей его отложили. Возвратясь обратно, он вошел с каким-то более солидным и даже отчасти важным видом.

- Позвольте вам презентовать, как истинному приятелю и почтенному земляку, - говорил он, подходя к Вихрову и подавая ему небольшую розовую книжку, - это моя муза, плоды моего вдохновения.

Во все это время Живин держал глаза опущенными вниз, как будто бы ему было стыдно слов приятеля.

Вихров поблагодарил автора крепким пожатием руки и сначала посмотрел на розовую обертку книжки: на ней изображены были амуры, розы, лира и свирель, и озаглавлена она была: "Думы и грезы Михаила Кергеля". Затем Вихров стал перелистывать самую книжку.

- Русская песня! - прочел он уже вслух:

Ее дивная краса,

Как родные небеса,

Душу радуют во мне.

Потом он перевернул еще несколько страниц и прочел:

И рыцарь надменный выходит в арену,

И щит он стоглавый несет пред собою!

- Как вам стих, собственно, нравится, - звучен? - спрашивал несколько изменившийся в лице Кергель.

- Очень, - отвечал Вихров, - но что значит этот стоглавый щит; есть, кажется, только стоглавый змей.

- А вот этот-то стоглавый змей и изображен на щите, все его сто голов, и как будто бы они, знаете, защищают рыцаря! - объяснил Кергель.

- Понимаю! - сказал Вихров.

Живин мельком взглянул на Вихрова, как бы желая угадать, что это он искренно говорит, или смеется над Кергелем.

Вскоре после того вошел Иван и доложил, что стол готов.

Хозяин и гости вышли в зало и уселись за обед.

- Скажите, пожалуйста, - продолжал и здесь Кергель свой прежний разговор, - вы вот жили все в Москве, в столице, значит: какой там поэт считается первым нынче?

- Пушкин, - проговорил Вихров.

- Второй за ним? - сказал Кергель.

- Лермонтов! - отвечал Вихров.

- Что я говорил, а?.. Правду или нет? - подхватил с удовольствием Живин.

- Что ж, но я все-таки, - начал несколько опешенный Кергель, - остаюсь при прежнем мнении, что Кукольник [77] . Кукольник Нестор Васильевич (1809-1868) - русский реакционный писатель, драматург. тоже растет не по дням, а по часам!.. Этот теперь его "Скопин-Шуйский" [78] . Драма Кукольника "Князь Мих. Вас. Скопин-Шуйский" впервые была поставлена в 1835 году в Александринском (ныне имени А.С.Пушкина) театре Кергель неточно цитирует слова Ляпунова, обращенные к шведскому воеводе Делагарди: Да знает ли ваш пресловутый Запад, Что если Русь восстанет на войну, То вам почудится седое море, Что буря гонит на берег противный!.. , где Ляпунов говорит Делагарди: "Да знает ли ваш пресловутый Запад, что если Русь поднимется, так вам почудится седое море!" Неужели это не хорошо и не прямо из-под русского сердца вырвалось?

- Нет, не хорошо, и вовсе не из-под сердца вырвалось, - отвечал Вихров.

- Про все драмы господина Кукольника "Отечественные Записки" отлично сказали, - воскликнул Живин, - что они исполнены какой-то скопческой энергии!

- Именно скопческой! - согласился и Вихров.

Кергель пожал только плечами.

- Нынче уж мода на патриотизм-то, брат, прошла! - толковал ему Живин. Ты вот прочти "Старый дом" Огарева [79] . "Старый дом" - стихотворение Н.П.Огарева (1813-1877), друга А.И.Герцена, впервые напечатанное в 1840 году в "Отечественных записках". В стихотворении говорится о московском доме отца Герцена, И.А.Яковлева. "Отец мой редко бывал в хорошем расположении духа, он постоянно был всем недоволен... все более и более впадал в капризное отчуждение ото всех", вспоминал Герцен об отце. В "Старом доме" это отражено в стихах: Здесь ворчал недовольный старик, Мы беседы его не любили, Нас страшил его черствый язык... Читатели, как видно из слов Живина: "...раскуси, что там написано", придавали стихотворению аллегорическое значение, разумея под "старым домом" Россию, под "недовольным стариком" - Николая I. и раскуси, что там написано.

- Читал и раскусил! - отвечал Кергель, краснея немного в лице: он в самом деле читал это стихотворение, но вряд ли раскусил, что в нем было написано.

- Так, господа, ведь можно все критиковать, - продолжал он, - и вашего Пушкина даже, которого, по-моему, вся проза - слабая вещь.

- Как Пушкина проза слабая вещь? - переспросил его Вихров.

- Слабая! - повторил настойчиво Кергель.

- А повестями Марлинского восхищается, - вот поди и суди его! воскликнул, кивнув на него головой, Живин.

- Я судить себя никому и не позволю! - возразил ему самолюбиво Кергель.

- Да тебя никто и не судит, - сказал насмешливо Живин, - а говорят только, что ты не понимаешь, что, как сказал Гоголь, равно чудны стекла [80] . "...как сказал Гоголь, "...равно чудны стекла..." - неточная цитата из VII главы первой части "Мертвых душ": "...равно чудны стекла, озирающие солнцы и передающие движенья незамеченных насекомых..." , передающие движения незаметных насекомых и движения светил небесных!

- Никогда с этим не соглашусь! - воскликнул, в свою очередь, Кергель. По крайней мере, поэзия всегда должна быть возвышенна и изящна.

- В поэзии прежде всего должна быть высочайшая правда и чувств и образов! - сказал ему Вихров.

- А, с этим я совершенно согласен! - пояснил ему вежливо Кергель.

- Как же ты согласен? - почти закричал на него Живин. - А разве в стихах любимого твоего поэта Тимофеева [81] . Тимофеев Алексей Васильевич (1812-1883) - поэт, драматург, беллетрист. где-нибудь есть какая-нибудь правда?

- Есть, - отвечал Кергель, покраснев немного в лице. - Вот-с разрешите наш спор, - продолжал он, снова обращаясь вежливо к Вихрову, - эти стихи Тимофеева:

Степь, чей курган?

Ураган спроси!

Ураган, чей курган?

У могилы спроси!

Есть тут поэзия или нет?

- Никакой! - отвечал Вихров.

Кергель пожал плечами.

- На это можно сказать только одну пословицу: "Chaque baron a sa fantasie!" [157] "У каждого барона своя фантазия!" (франц.). - прибавил он, начиная уже модничать и в душе, как видно, несколько обиженный. Вихрову, наконец, уж наскучил этот их разговор об литературе.