Алексей Писемский - Люди сороковых годов

- В чем могу! - отвечал Вихров, пожимая плечами.

- Скажите, - говорила Юлия (она в это время держала глаза опущенные вниз), - вы кроме Фатеевой не любили и не любите никакой другой женщины?

- Любил! - отвечал Вихров односложно.

- Но надеюсь, - продолжала Юлия, - что в этом случае ваш вкус не унизился до какой-нибудь госпожи - очень уж невысокого происхождения?

Вихров при этом взглянул на Юлию: он догадался, что она намекает ему на Грушу, - и ему вздумалось немного подшутить над ней за ее барскую замашку.

- А отчего же и не унизиться? - спросил он.

- Да потому что... - отвечала Юлия, вся вспыхнув и пожимая плечами, интересного тут ничего нет... может быть, впрочем, это только какое-нибудь временное увлечение?

- Может быть и временное, - отвечал загадочно Вихров.

Юлия не знала - как и понять его. Насчет Груши ей разболтал и этим очень обеспокоил ее брат Виссарион.

- Никогда он на тебе не женится, - бухнул он ей прямо, - потому что у него дома есть предмет страсти.

Юлия вопросительно посмотрела на брата.

- Я пятьсот рублей предлагал, чтобы получить только взаимность, - не приняла.

Виссарион более вящего доказательства не полагал и нужным прибавлять со своей стороны.

- Может быть - ты не нравишься ей, - проговорила Юлия, потупляясь.

- Ну да, не нравишься... Нравятся им только деньги, а если не берет, значит - с той стороны дают больше.

Тысячи мрачных мыслей наполнили голову Юлии после разговора ее с братом. Она именно после того и сделалась больна. Теперь же Вихров говорил как-то неопределенно. Что ей было делать? И безумная девушка решилась сама открыться в чувствах своих к нему, а там - пусть будет, что будет!

- Послушайте, - начала она, побледнев вся в лице, - за то, что вы мне открыли вашу тайну...

Какую ей Вихров тайну открыл - неизвестно.

- Я сама вам открою тайну.

Вихров понял, куда начинал склоняться разговор - и очень этого испугался. Главное, он недоумевал: остановить ли Юлию, чтобы она не открывала ему тайны; если же не остановить ее, то что ей сказать на то? К счастью его, разговор этот перервал возвратившийся домой Виссарион.

- А, изволили прибыть?.. - воскликнул он не без удовольствия и в то же время мельком взглянув на сестру, сидевшую в какой-то сконфуженной и недовольной позе. Недовольна Юлия была, по преимуществу, его приходом.

- Вы там, батюшка, говорят, чудеса напроизводили, - продолжал инженер, - бунт усмирили, смертоубийство открыли!

- Было все это отчасти, - отвечал Вихров.

- А губернатора видели?

- Нет еще.

- Так как же это?

- А так же, завтра успею.

- Этого нельзя, - воскликнул Захаревский, - со следствия вы должны были бы прямо проехать к нему; поезжайте сейчас, а то он узнает это - и бог знает как вас распудрит.

- Пусть себе, очень мне нужно! - сказал сначала Вихров, но потом подумал, что инженер может опять куда-нибудь уехать, и он снова останется с Юлией вдвоем, и она ему сейчас же, конечно, откроет тайну свою.

- В самом деле, я съезжу, - проговорил он, вставая.

Юлия обратила на него умоляющий взор.

- Поезжайте, поезжайте! - говорил Захаревский.

Юлия спросила его тихим голосом:

- А к нам еще придете?

- Может быть, - отвечал Вихров и проворно ушел.

- Что, поразила его грустным своим видом? - спросил Захаревский сестру.

Та рассердилась на это.

- Что это у тебя за глупые шутки надо мной!

- Не шутки, а, право, уж скучно на все это смотреть! - отвечал с сердцем инженер.

К губернатору Вихров, разумеется, не поехал, а отправился к себе домой, заперся там и лег спать. Захаревские про это узнали вечером. На другой день он к ним тоже не шел, на третий - тоже, - и так прошла целая неделя. Захаревские сильно недоумевали. Вихров, в свою очередь, чем долее у них не бывал, тем более и более начинал себя чувствовать в неловком к ним положении; к счастию его, за ним прислал губернатор.

Вихров сейчас же поспешил к нему поехать.

Начальник губернии в это время сидел у своего стола и с мрачным выражением на лице читал какую-то бумагу. Перед ним стоял не то священник, не то монах, в черной рясе, с худым и желто-черноватым лицом, с черными, сверкающими глазами и с густыми, нависшими бровями.

Окончив чтение бумаги, губернатор порывисто позвонил.

В кабинет вбежал адъютант.

- Что же Вихрова мне? - произнес сердито начальник губернии.

- Он здесь, ваше превосходительство, - отвечал адъютант.

- Позовите его сюда!

Вихров вошел.

Лицо губернатора приняло более ласковое выражение.

- Здравствуйте, любезнейший, - сказал он, - потрудитесь вот с отцом Селивестром съездить и открыть одно дело!.. - прибавил он, показывая глазами на священника и подавая Вихрову уже заранее приготовленное на его имя предписание.

Тот прочел его.

- Когда же ехать туда надо? - спросил он священника.

- Сейчас же! - отвечал тот ему сурово. - В воскресенье они были для виду у меня в единоверии; а завтра, на Петров день, сбегутся все в свою моленную.

- Тут становой им миротворит. Моленная должна быть запечатана, а он ее держит незапечатанною; его хорошенько скрутить надобно! - приказывал губернатор.

Вихров молчал: самое поручение было сильно ему не по душе, но оно давало ему возможность уехать из города, а возвратившись потом назад, снова начать бывать у Захаревских, - словом, придать всему такой вид, что как будто бы между ним и Юлией не происходило никакого щекотливого разговора.

- С богом, поезжайте, - сказал ему губернатор.

Вихров раскланялся и вышел. Священник тоже последовал за ним.

- Не угодно ли вам будет со мной ехать, на моей паре? - сказал он, нагоняя Вихрова на улице.

- А это далеко?

- Нет, одна пряжка всего.

- Хорошо!

Согласием этим священник, кажется, остался очень доволен.

- Вам будет без сумнения, да и мне тоже! - говорил он. - А вот и кони мои, - прибавил он, показывая на ехавшую по улице пару, которою правил, должно быть, работник.

Вихров шел быстро; священник не отставал от него: он, по всему заметно было, решился ни на минуту не выпускать его из глаз своих.

- А кто такой становой у вас? - спросил его Вихров.

- Огарков, переведенный к нам из другой губернии, - отвечал священник.

- Ах, боже мой, Огарков! - воскликнул Вихров.

Оказалось, что это был муж уже знакомой нам становой, переведенный в эту губернию тоже по рекомендации Захаревских.

- У него жена, - этакая толстая и бойкая? - спросил Вихров.

- Она самая и есть, - отвечал священник. - Пострамленье кажись, всего женского рода, - продолжал он, - в аду между блудницами и грешницами, чаю, таких бесстыжих женщин нет... Приведут теперь в стан наказывать какого-нибудь дворового человека или мужика. "Что, говорит, вам дожидаться; высеки вместо мужа-то при мне: я посмотрю!" Того разложат, порют, а она сидит тут, упрет толстую-то ручищу свою в колено и глядит на это.