Алексей Писемский - Люди сороковых годов

Приближались святки. Ученье скоро должно было прекратиться. Раз вечером, наш" юноши в халатах и туфлях валялись по своим кроватям. Павел от нечего делать разговаривал с Ванькой.

- Что ты, Иван, грамоте не выучишься? - сказал он ему.

- Я умею-с! - отвечал Ванька, хоть бы бровью поведя от сказанной им лжи.

- Что ты врешь! - произнес Павел, очень хорошо знавший, что Ванька решительно не знает грамоте.

- Умею-с, - опять повторил Ванька.

- Ну, возьми вот книгу и прочти! - сказал Павел, показывая на лежащую на столе "Русскую историю".

Ванька совершенно смело взял ее, развернул и начал смотреть в нее, но молчал.

- Ну, какая же это буква? - спросил его наконец Павел.

- Веди, - отвечал Ванька; и - не ошибся.

- А это какая?

- Аз!.. - И в самом деле это была а.

- Ну, что же из всего этого выйдет?

Ванька слегка покраснел.

- Вот это-то, барин, виноват, я уж и позабыл.

- Это нельзя забыть; это можно не знать, понимаешь ты, а забыть нельзя, - толковал ему Павел.

- Да я, барин, по своей азбуке вот знаю, - возразил Ванька.

- Покажи твою азбуку, - сказал Павел.

Ванька сходил и принес масляную-замасляную азбуку.

По ней он еще мальчишкой учился у дьячка, к которому отдавали его на целую зиму и лето. Дьячок раз тридцать выпорол его, но ничему не выучил, и к концу ученья счел за лучшее заставить его пасти овец своих.

- Какой это склад? - говорил Павел, показывая на слог ва в складах.

- Ва, - отвечал Ванька, весьма недолго подумав.

- А это что такое? - продолжал Павел, показывая уже в книге на ря (слово, выбранное им, было: Варяги).

Ванька опять молчал.

- Какой это склад? - обратился Павел снова к складам.

- Ря, - отвечал Ванька, после некоторого соображения.

- А это какой? - спросил Павел из книги и показывая на слог ги.

Ванька недоумевал, но по складам объяснил, что это ги.

- Отчего же ты по складам знаешь, а в книге нет? - спросил Павел.

Ванька молчал. Дело в том, что он имел довольно хороший слух, так что некоторые песни с голосу играл на балалайке. Точно так же и склады он запоминал по порядку звуков, и когда его спрашивали, какой это склад, он начинал в уме: ба, ва, га, пока доходил до того, на который ему пальцами указывали. Более же этого он ничего не мог ни припомнить, ни сообразить.

- Хорошо он умеет читать! - произнес Плавин, выведенный наконец из терпенья всеми этими объяснениями.

- Умею-с, - объяснил и ему Ванька.

- Поди ты, дуралей, умеешь! - воскликнул Павел.

- Чего тут не уметь-то! - возразил Ванька, дерзко усмехаясь, и ушел в свою конуру. "Русскую историю", впрочем, он захватил с собою, развернул ее перед свечкой и начал читать, то есть из букв делать бог знает какие склады, а из них сочетать какие только приходили ему в голову слова, и воображал совершенно уверенно, что он это читает!

- Умею! - произнес он, самодовольно поднимая свою острую морду.

Юноши наши задумали между тем дело большое. Плавин, сидевший несколько времени с закрытыми глазами и закинув голову назад, вдруг обратился к Павлу.

- А что, давайте, сыграемте театр сами, - сказал он с ударением и неторопливо.

Павел даже испугался немножко этой мысли.

- Как сыграем, где? - произнес он.

- Здесь у нас вверху, в зале.

- А декорации где же и занавес?

- Все это сделаем сами; я нарисую, сумею.

Павел взглянул почти с благоговением на Плавина.

- Завтра я пойду в гимназию, - продолжал тот: - сделаем там подписку; соберем деньги; я куплю на них, что нужно.

Павлу это предложение до такой степени казалось мало возможным, что он боялся еще ему и верить.

- Теперь, главное дело, надо с Симоновым поговорить. Пошлите этого дурака - Ваньку, за Симоновым! - сказал Плавин.

- Поди, Иван, сейчас позови Симонова! - крикнул Павел сколько мог строгим голосом.

Ванька пошел, но и книгу захватил с собою. Ночью он всегда с большим неудовольствием ходил из комнат во флигель длинным и темным двором. В избу к Симонову он вошел, по обыкновению, с сердитым и недовольным лицом.

- Поди к господам; посылают все, почитать не дадут! - проговорил он, махнув с важностью книгой.

- Что им надо? - отозвался лежавший на печи Симонов.

- Надо, знать, ступай!

Симонов сейчас же соскочил с печи, надел вицмундиришко и валяные сапоги и побежал.

Ванька тоже побежал за ним: он боялся отставать!

- Извините, я уж в валенках; спать было лег, - сказал Симонов, входя в комнаты.

- Ничего, - отвечал Плавин, вставая и выпрямляясь во весь свой довольно уже высокий рост. Решительность, сообразительность и воодушевление заметны были во всей его фигуре.

- Знаешь что?.. Мы хотим сыграть театр у вас в верхней зале, позволишь ты? - спросил он Симонова.

- Театр? - повторил тот. - Да гляче бы; только чтобы генеральша не рассердилась... - В тоне голоса его была слышна борьба: ему и хотелось очень барчиков потешить, и барыни он боялся, чтобы она не разгневалась на него за залу.

- Генеральша ничего, - сказал Павел с уверенностью: - я напишу отцу; тот генеральше скажет.

- Это вот так, ладно! Папаше вашему она слова не скажет - позволит, сказал Симонов. Удовольствие отразилось у него при этом даже на лице.

- Это, значит, решено! - начал опять Плавин. - Теперь нам надобно сделать расчет пространству, - продолжал он, поднимая глаза вверх и, видимо, делая в голове расчет. - Будет ли у вас в зале аршин семь вышины? - заключил он.

- Надо быть, что будет!.. Заглазно, конечно, что утвердительно сказать нельзя... - отвечал, придав мыслящее выражение своей физиономии, Симонов.

- Пойдем, сходим сейчас же, смеряем, - сказал Плавин, не любивший ничего откладывать.

- Сходимте, - подхватил и Симонов с готовностью.

- Возьмите и меня, господа, с собою, - сказал Павел. У него уже и глаза горели и грудь волновалась.

Симонов сейчас засветил свечку, и все они сначала прошли по темному каменному коридору, потом стали подниматься по каменной лестнице, приотворили затем какую-то таинственную маленькую дверцу и очутились в огромной зале. Мрак их обдал со всех сторон. Свечка едва освещала небольшое около них пространство, так что, когда все взглянули вверх, там вместо потолка виднелся только какой-то темный простор.

- Ого! Тут не две, а пожалуй, и четыре сажени будут! - воскликнул Симонов.

- Отличная, превосходная зала! - говорил Плавин, исполненный искреннего восторга.

- Отличная! - повторял за ним и Павел.

- Теперь-с, станем размеривать, - начал Плавин, - для открытой сцены сажени две, да каждый подзор по сажени?.. Ровно так будет!.. - прибавил он, сосчитав шагами поперек залы.

- Так! - повторял за ним и Симонов.

- В длину сцена будет, - продолжал неторопливо Плавин, - для лесных декораций и тоже чтоб стоять сзади, сажени четыре с половиной...

- Так! - подтвердил и на это Симонов.