Алексей Писемский - Люди сороковых годов

- Ну да, не было, знаю я вас - и знаю, какой вы хитрый в этом случае человек! - отвечала она.

Беседа их была прервана приездом Кергеля. Сей милый человек был на этот раз какой-то растерянный: коричневый фрак со светлыми пуговицами заменен на нем был черным, поношенным, обдерганным; жилетка тоже была какая-то шелковенькая и вряд ли не худая на карманах, и один только хохолок был по-прежнему завит. Услышав, что на девичнике Вихров, он прямо подошел к нему.

- Не могу и выразить, как я счастлив, видя вас снова посреди нашей семьи! - говорил он, прижимая руку к сердцу.

- И я также очень рад, что вижу вас, - отвечал Вихров, тоже дружески пожимая его руку.

- Здравствуйте! - произнес Кергель и m-lle Прыхиной.

- Здравствуйте! - отвечала ему и та совершенно покойным голосом.

Они давно уже помирились, и прежнее чувство пылкой и скоропреходящей любви в них заменилось прочным чувством дружбы.

Кергель подсел третьим лицом в их беседу.

- Слышали мы, - продолжал он, обращаясь к Вихрову, - что над вами разразилась гроза; но вы, как дуб могучий, выдержали ее и снова возвратились к нам.

- Скорей, как лоза, изогнулся и выдержал бурю, - произнес, усмехаясь, Вихров.

- Ну-с, это я думаю, не в характере вашем, - возразил ему Кергель.

- А как вы поживаете? - спросил его Вихров, заинтересованный чересчур уж бедным туалетом приятеля.

- Что, я как поживаю - дурно-с, очень дурно!.. Без места, состояния почти не имею никакого; надобно бы, конечно, ехать в Петербург, но все как-то еще собраться не могу.

И Кергель при этом горько улыбнулся.

- Monsieur Кергель занимал такое место, на котором другие тысячи наживали, а у него сотни рублей не осталось, - произнесла m-lle Катишь и махнула при этом носом в сторону.

Как и всех своих друзей, она и Кергеля в настоящее время хвалила и превозносила до небес.

- Ста рублей не осталось, - повторил за ней и тот искреннейшим голосом.

- Но какое же место вы желали бы иметь? - спросил его Вихров.

- Всякое, какое дало бы мне кусок хлеба, - отвечал Кергель, разводя руками.

- Вот видите что, - начал Вихров, - губернатором в ту губернию, в которой я служил, назначен мой хороший знакомый, прежний владелец Воздвиженского, - и если я ему напишу, то он послушается, кажется, моей рекомендации.

Покуда Вихров говорил это, Кергель и m-lle Катишь превратились все во внимание.

- Вы бы сделали для меня истинное благодеяние, - произнес первый, не зная, кажется, как и выразить овладевшее им чувство благодарности.

- Павел Михайлыч, вероятно, и сделает это по своей доброте! подхватила и Катишь каким-то уж повелительным голосом.

- Непременно сделаю, завтра же напишу, - сказал Вихров.

Кергель поблагодарил его только уже кивком головы.

К этой группе, наконец, подошла невеста с женихом. Юлия несколько времени стояла перед ними молча. Она явно выказывала желание поговорить с Вихровым. Тот понял это и встал.

- Я вашего батюшки не вижу, - сказал он, в самом деле заметив, что он до сих пор еще не видал старика.

- Он так слаб, что уж и не выходит из своей комнаты, - отвечала она. Вот так, одна-одинехонька и выхожу замуж, - прибавила она, и Вихров заметил, что у нее при этом как будто бы навернулись слезы. В это время они шли уже вдвоем по зале.

- Ну, что ж, зато вы выходите за отличнейшего человека, - сказал ей негромко Вихров.

- Дай бог, чтобы я-то была достойна его, - сказала Юлия. - Конечно, я уж не могу принести ему ни молодого сердца, ни свежего чувства, но, по крайней мере, буду ему покорна и честно исполню свой долг.

При этом Юлия так дергала свою жемчужную нитку, что та лопнула у ней, и жемчуг рассыпался. Вихров нагнулся и хотел было поднять.

- Не трудитесь, человек подберет! Подбери! - сказала она почти с каким-то презрением проходившему лакею. Тот собрал и подал. Она бросила жемчуг в пепельницу и снова обернулась к продолжавшему все еще стоять около нее Вихрову.

- Я Живина предпочла другим, потому что он все-таки человек одинаких с вами убеждений, - проговорила она.

- Вы и не ошибетесь в нем, - сказал он на это ей глухим голосом.

В день свадьбы Вихров чувствовал какую-то тревогу и как бы ожидал чего-то; часа в четыре он поехал к жениху; того застал тоже в тревоге и даже расплаканным; бывшего там Кергеля - тоже серьезным и, по-вчерашнему, в сквернейшем его фрачишке; он был посаженым отцом у Живина и благословлял того.

Наконец, они отправились в знакомый нам собор; Вихров поехал потом за невестой. Ту вывели какие-то две полные дамы; за ними шла Катишь, расфранченная, но с целыми потоками слез по щекам, которые вряд ли не были немножко и подрумянены.

Когда невесту привезли в церковь, то ее провели на левую сторону, а жених стоял на правой. Вихрову было тяжело видеть эту церемонию. Он очень хорошо понимал, что приятель его в этом случае сильнейшим образом обманывался, да вряд ли не обманывалась и невеста, думавшая и желавшая честно исполнить свой долг перед мужем. По возвращении свадебного поезда домой, молодые сначала сходили к отцу, потом подали шампанское - и пошли радостные поздравления с поцелуями и со слезами. Поздравил также и Вихров молодую, которая на этот раз обнаружила какой-то стыд перед ним: ей, кажется, по преимуществу, совестно было того, что потом с ней последует.

- Как к вам идет ваш брачный вуаль! - сказал он ей, чтобы что-нибудь сказать.

- Да! - отвечала она, краснея и потупляя голову.

Вихров вскоре после того хотел было и уехать, но за ним зорко следила m-lle Прыхина. Каким-то вороном мрачным ходила она по зале и, как только заметила, что Вихров один, подошла к нему и сказала ему почти строгим голосом:

- Когда вы поедете домой, то возьмите меня с собой в коляску. Мне надобно вам многое рассказать.

- Что такое? - спросил Вихров, начинавший уже несколько и пугаться ее слов.

- Там скажу ужо! - прибавила Катишь еще более мрачным голосом.

Вихров сейчас же после того собрался, и когда раскланялся с молодыми и вышел в переднюю, то m-lle Катишь, в бурнусе и шляпке, дожидалась уже его там. Без всякого предложения, она села первая в его коляску и, когда они отъехали, начала несколько насмешливым голосом:

- Вы теперь едете со свадьбы от одной вашей жертвы, - не почувствуете ли, может быть, жалости к другой вашей жертве?

- К какой моей другой жертве? - спросил ее Вихров.

- К Фатеевой.

Вихров посмотрел на нее.

- Вы, кажется, сами об ней переменили мнение? - спросил он ее.

- Бог с ней, какое бы об ней ни было мое мнение, но она умирает теперь.

- Умирает? - спросил Вихров.

- В страшнейшей чахотке; вчерашний день, как я увидала вас, мне сейчас же пришла в голову мысль, что не подействует ли благодетельно на нее, если она увидит вас, - и сегодня я была у ней. Она в восторге от этого свидания, и вы непременно должны ехать к ней.