То был искус, который нелегко было пережить. Сначала Грибоедов, так долго сдерживаемый, страстно отдался увлечениям и шалостям, составлявшим главную прелесть старинного гусарства, и не отставал от товарищей в самых бурных затеях. Все усвоенное в пору студенчества как будто отодвинулось куда-то на самый дальний план, и та проза, от которой спасся было Грибоедов, втягивала его в свою тину. Но чад рассеялся, страсти поулеглись; некультурность, отсталость и грубость новой среды выказались в настоящем свете; книга, размышление, мечты и творчество снова явились единственным прибежищем. В Бресте-Литовском, где Грибоедов был прикомандирован к штабу резервов и состоял при гуманном и образованном генерале Кологривове, эти вновь пробудившиеся в нем вкусы встретили поддержку, сначала в незатейливом, но прямодушном и честном малом, его товарище Бегичеве, также тяготившемся пустотой гусарской жизни, потом и в группе штабных офицеров, скрашивавших свои досуги дилетантскими упражнениями в словесности, в особенности писанием стихов, сочинением и переводом театральных пьес. Здесь Грибоедов снова берется за перо, посылает в Москву, в "Вестник Европы", свои первые статьи ("О кавалерийских резервах" и "Описание праздника в честь Кологривова", 1814) и оканчивает перевод пьесы "Le secret du menage", названной им "Молодые супруги". Он еще плохо владел слогом, не решался нарушать прелестными остроумными вольностями, которыми и тогда отличался его разговор, чопорность псевдоклассического диалога; его первый опыт для сцены оставляет многого желать, хотя, как показала новейшая попытка возобновить пьесу, она смотрится и теперь не без интереса. Решительный поворот к вкусам первой молодости привел его, наконец, к сознанию, что дольше оставаться в армии он не должен, что только в другой среде и с другими людьми может он проявить свои дарования. Побывав в 1815 г. в Петербурге, завязав там литературные связи и знакомства и подготовив свой переход в коллегию иностранных дел, он в марте 1816 г. вышел в отставку. Военный эпизод, врезавшийся каким-то странным клином в его биографию, был теперь позади. Тяжело, совестно было вспоминать об этих молодых годах, совсем загубленных; зато запас наблюдений над жизнью и людьми значительно обогатился. Фигуры Скалозуба, его "крепко зараженного теперешним столетием" двоюродного брата, Горячева, Репетилова (прототипом которого был товарищ-офицер) создались потом под непосредственным воздействием встреч и отношений ранней молодости. Даже в жизнеописании Чацкого (насколько его можно построить по данным, представляемым комедией и не совсем выдержанным хронологически) мы можем предположить краткий период увлечения военной службой, оставившего также после себя осадок горькой иронии. Переезд в Петербург имел важное значение для Грибоедова; после начинавшегося уже, по его словам, одичания в глуши Белоруссии и Литвы, он не только возвратился снова в культурную жизнь, но вошел в такой круг развитых, благородно мыслящих и любящих родину людей, которого до той поры он и не ведал. Начиналось томительное послесловие геройских лет Отечественной войны и войн за освобождение Европы; навстречу поднимавшейся реакции выступали и группировались свежие, даровитые силы молодого поколения, воспитавшегося в лучшую пору александровского царствования. То в форме возродившихся масонских лож, то в виде интеллигентных кружков и салонов, под конец перейдя к организации тайных обществ, с целями общественного возрождения, эта молодежь стремилась во что бы то ни стало порвать с рутиной и застоем и грезила о светлом будущем. К ней рано примкнул и Грибоедов, только что вступивший и в чиновничий мир, и в петербургский большой свет, и в закулисные уголки театра (куда манили его и сердечные увлечения, и любовь к сцене), и в круг литераторов. Многое еще в нем должно было казаться стороннему наблюдателю неустановившимся. Он мог терять время на такие безделки, как перевод французской пьесы "Придворная неверность" или пародия на авторские приемы Загоскина ("Лубочный театр"); за кулисами, вероятно, он многим казался одним из покладистых поставщиков бенефисных новостей, не первого притом разбора, потому что слог его оставался тяжелым. В литературе он также не определил своих отношений к спорившим тогда школам классиков и романтиков, сближаясь и с членами шишковской "Беседы", и с Пушкиным и его друзьями. Когда долго казавшийся, да и не одному Грибоедову, авторитетным судьей Катенин перевел балладу Бюргера "Ленора", считавшуюся предвестием романтизма, Грибоедов печатно выступил на защиту приятельского перевода. С другой стороны, он вместе с тем же Катениным написал комедию "Студент", где в лице героя пьесы, экс-семинариста Беневольского, осмеял, впадая иногда в карикатурное преувеличение, вычуры сентиментальности и романтизма. В этом смешении школ и взглядов не все указывало, однако, на шаткость начинающего писателя; уже здесь проявлялась та независимость, с которой Грибоедов впоследствии занял место среди главных направлений, заявляя, что "как живет, так и пишет свободно". Он появлялся и в свете, где его меткое, но холодное и строгое остроумие удивляло и смущало, внушая собеседникам ложное представление об озлобленности его ума, -- по свидетельству Пушкина, мешая им разгадать в нем необычайно даровитого, быть может, великого человека. На хорошем счету был он в своей коллегии, и заветная мечта матери видеть его дипломатом сбывалась. Но той внутренней работы, что происходила в нем, почти никто не подозревал. Человек, все теснее сближавшийся с лучшими из будущих декабристов, считавший впоследствии в числе друзей своих Александра Одоевского, Чаадаева и Рылеева, мог еще в своих литературных работах возделывать несколько старомодные формы, но все смелее предъявлял свой протест против современного строя вещей. Его исторические симпатии способны были указать ему (как Рылееву, в его "Думах") величие и мужество в старине, чьим примером следует вдохновлять новые поколения. Таков замысел дошедшей до нас лишь в виде сценария драмы из Отечественной войны, изображавшей, наряду с чертами народного героизма, и "разные мерзости", тогда как ночью в Архангельском соборе слетаются тени великих Россиян, скорбят о гибели отечества и молят небо о его спасении. Но еще дороже было для Грибоедова непосредственное вмешательство в злобу дня -и из ранних юношеских лет всплывает тогда покинутый было совсем замысел "Горя от ума", из пересказа московского пикантного анекдота превращаясь в более стройное целое, очевидно, имевшее уже целью сатирическое освещение всей жизни высшего общества. Это -- вторая редакция комедии, также не дошедшая до нас, но засвидетельствованная показаниями лиц, слышавших чтение ее автором, известная и по переменам, сделанным в ней для третьей и заключительной редакции (например, по устранению из числа действующих лиц жены Фамусова).
Читать дальше
