Натиг Расул-заде - Среди призраков

— Э, не строй из себя бывалого шмаровоза.

— Бывалый, не бывалый, а бывалее некоторых,

— Ладно, отвали, дай понюхать.

— Э, тихо, тихо, не толкайтесь. Папиросы где?

— У меня.

— Давай сюда.

— Ты, что ли, будешь мастырить?

— А то кто же? Ты, что ли, фрайер?

— Тихо. Ша, я сказал. Дай ему, пусть замастырит.

— Он же половину просыпет, вот увидите…

— Не базарь, говорю тебе, отдай баш…

Когда все было готово, мальчик бережно сложил в нагрудный карман пиджака шесть папирос, начиненных анашой, и сказал:

— Пошли в подвал. Если кто сюда войдет — хана. По запаху поймут, что это не просто папиросы.

И все остальные, воровато оглядываясь, выходя из дверей умывалки, потянулись за ним на школьный двор…

Вечером Тогрул намного раньше обычного вернулся домой и застал Закира лежащим на диване с книжкой в руках. Соны дома не было.

— Где мама? — спросил Тогрул, но таким тоном, что без труда можно было бы догадаться — ему это абсолютно безразлично.

— Не знаю, — лениво отозвался Закир, переворачивая страницу. — Может, к портнихе пошла?..

Тогрул молча некоторое время шагал по комнате.

— Пап, — сказал Закир, — ты не мог бы точно так же ходить в другой комнате?

— Что? — не понял Тогрул, занятый своими мыслями, и, даже не посчитав нужным вникнуть в смысл слов сына, произнес: — Послушай, нам нужно поговорить.

— О чем, пап?

Тогрул чуть дольше, чем было необходимо, поглядел на сына, словно раздумывая, — следует ли отвечать сейчас на его вопрос.

— Лучше бы нам поехать куда-нибудь, — сказал он после паузы. — Поедем… хотя бы на бульвар. В это время народу там не должно быть особенно много.

— А в чем дело, пап?

— Скоро, наверное, вернется мама, она нам помешает, не даст поговорить как мужчина с мужчиной. Я и машину пригнал, она — у подъезда. Так что одевайся, поехали.

Минут через пятнадцать они — отец и сын — неторопливо вышагивали по почти безлюдному приморскому бульвару.

— Ты не сомневаешься, что я желаю тебе только добра? — спросил Тогрул. — Или сомневаешься?

— Конечно, нет, что за вопрос, — сказал Закир, пожав плечами.

— Так вот, именно из этих соображений, то есть, желая тебе добра, я спрашиваю тебя: кто дал тебе кастет?

— Ну, пап, неужели это так важно?

— Очень важно. Закир подумал.

— А что с ним будет?

— С чем?

— С кем, — поправил Закир отца. — С тем, кто дал мне кастет.

— Я еще не решил, — честно признался Тогрул.

— Но я сам у него выпросил. Он не хотел давать. Выменял на зажигалку.

— Зачем тебе это?

— Просто интересно было. Иметь кастет, настоящий кастет, это что-то значит, верно?

— Гм… Что-то значит. Это значит, что в любую минуту тебя могут задержать, если найдут у тебя эту штуку. А какую зажигалку ты отдал за эту дрянь?

— "Ронсон".

— Электронный "Ронсон"?

— Да.

— Ты что, спятил? И ты считаешь, что это равноценный обмен? Тебя надули.

— Но я сам захотел. Он не хотел меняться, я уговорил его.

— Ты думаешь, стоит тебе захотеть, и ты должен непременно иметь?! — неожиданно вспылил Тогрул, но тут же взял себя в руки, так что короткая вспышка, не сопровожденная даже повышенным тоном, осталась незамеченной Закиром. — А если б ты захотел иметь автомат, тогда что? Вынь да положь?

— Па, я же не идиот,

— Боюсь, что ты ошибаешься. Он, видите ли, захотел. Впрочем, я сам в этом виноват — потакал твоим желаниям с самого раннего детства. Хочешь в Москву, на главную елку — пожалуйста, хочешь видеомагнитофон — пожалуйста, мотоцикл по…

— Видяшку не только я хотел, — прервал его, напоминая, Закир. — Ты, между прочим, тоже не очень-то сдерживаешь свои желания.

— Что, что? Как ты сказал? Кто тебе внушил такую глупость?

— Это не глупость, а факт. Мама об этом всю жизнь говорит.

— Твоя мама!.. — на этот раз не на шутку взорвался Тогрул. — Твоя мама имела бы сейчас три платья и одно пальто, если б не я… А у нее, между прочим, шкафы ломятся от тряпок, а шкатулки — от побрякушек… Хорошая приманка для воров… Каждая безделушка — десятки тысяч… Понял?

— Понял.

— И тут же забудь. Это я тебе говорю, потому что ты мой сын и ты уже взрослый. Не надо об этом распространяться нигде… Ты понял?

— Не маленький.

— Вот именно.

Они некоторое время молча шагали по нижней террасе бульвара, слушая плеск волн под ногами и вдыхая густой запах нефти, идущий с моря. Молчание нарушил Тогрул.

— Тебе приходилось ездить в метро в час "пик" от центра на окраину города? — спросил он. — Скажем, до конечной станции, до "Нефтчиляр"?

— Как-то ездил, — припомнил Закир. — Только, кажется, не в час "пик". А что?

— Когда едешь в метро в час "пик" на окраину города, можно заметить, как мало в вагоне интеллигентных, по-настоящему культурных людей. Они всю дорогу копаются у себя в носу, а потом этими руками подталкивают тебя в спину при выходе.

— Ха-ха!

— Чем дальше удаляешься от центра города, тем ярче следы вырождения на лицах пассажиров с окраин. Это нетрудно заметить — грубые лица и руки, бессмысленные, стеклянные глаза обитателей зоопарков; сядешь перед таким, и он готов рассматривать тебя битых полчаса.

— Когда это ты успел так хорошо изучить пассажиров метро? — спросил Закир. — Ты же им не пользуешься…

— Успел, — сказал Тогрул, загадочно усмехаясь. — Мне много надо знать и успевать, не то туго придется… Вообще всякому, кто хочет процветать в этой жизни, процветать, а не чахнуть, надо много знать и успевать… Но не об этом речь. Так вот, эти самые, с грубыми манерами и неинтеллигентными лицами, эти дети сел, районов, чайных плантаций и… среди них очень трудно будет жить такому человеку, как ты.

— А при чем тут я?

— А при том, что если не хочешь жить по горло в дерьме… после меня, разумеется… то об этом надо подумать сейчас.

— А ты разве собираешься уходить от нас? — нарочито наивно спросил Закир.

— В другое время я бы оценил твой юмор, — спокойно отозвался Тогрул. — Нет, я не собираюсь уходить от вас… От вас теперь не уйдешь. Просто я хочу сказать, что не буду жить вечно, и ты это прекрасно понял, что когда-нибудь останешься без меня, и тебе следует упорядочить и осмыслить уже сейчас свою жизнь, и прежде всего уяснить для себя — чего ты хочешь от нее.

Тогрул замолчал. Они уже дошли до конца бульвара, дальше был разрытый и покореженный асфальт, слабо освещенный редкими, горевшими вполнакала фонарями.

— Пойдем обратно, — сказал Закир. — И знаешь, папа, мне кажется, я не уверен — хочу ли я быть культурным и интеллигентным человеком.

— Та-ак… — произнес Тогрул. — Если это сказано не для красного словца, то позволь узнать, почему?

— Потому что чем быть такими культурными и вежливыми, как те, что приходят к тебе, лучше уж быть хулиганом. Они все, мне кажется, жулики и любят темные дела, но внешне они очень похожи на интеллигентов, хорошо одеты, надушены дорогим одеколоном и не ковыряют в носу. А я считаю, если уж человек жулик и бандит, будет гораздо честнее, если он не станет скрывать этого.