Игорь Свинаренко - Москва за океаном

Я смотрю в его веселые безмятежные глаза: может, и правда не врал, не успел повоевать? На убийцу — точно не похож. Он пошел в немецкую армию из Львова, то есть из Польши, которая украинских патриотов не поощряла. Человек совершенно несоветский, он по-иностранному, в открытую боялся коммунистических лагерей Колымы. И националистов немало туда отправилось!

— Ведь стала же, стала Украина независимой! Наконец-то… — говорит мне Олексин прочувствованным голосом. Вот за что он с оружием в руках встал под германский флаг, надел серую форму фашистской пехоты и пошел помирать. Нам так знакомы эти фуражечки их, эти узкие петлицы, витые погончики, автоматы системы Шмайссер…

Я вспомнил, как 9 мая оказался в одном украинском городе: ветераны Советской Армии, с орденами и медалями, стояли в подземном переходе и просили милостыню. Зрелище было не для слабонервных, конечно.

— А дети наши — не хотят, неинтересно им, — говорит Олексин. — Замуж за чужих выходят, дела наши им неинтересны — они идут работать, где прибыль больше. Едва ли так их дети будут знать по-украински… Так получается…

Такая жизнь, из двух частей.

Часть первая, до пятидесяти лет: объехать сто стран, увидеть в этом мире все-все что хотелось, жениться на ком в голову взбредет, отличиться в своем деле и скопить денег.

Часть вторая, когда стукнет пятьдесят: купить по дешевке большой удобный дом в горах, на берегу ручья, и поселиться в нем с любимой женщиной, и предаваться любимым занятиям, и чтоб за это еще прилично платили, — все это среди симпатичных соседей и в двух часах езды от самого яркого города планеты. И разумеется, при этом испытывать ровную неспешную радость от течения жизненного процесса.

И это не сладкая сказочка из пустой дамской литературы; я лично знаю этого человека. Я ему еще признался, что тоже так хочу. (А ранее такого комплимента от меня дождался только Эркин Тузмухамедов, беспечный и вольный любитель и критик музыки.)

Экскурсия по 105 странам

Так вот этого человека зовут Дэниел Гротта, (Daniel Grotta). Кто не верит в его существование, может лично добраться до него по паутине, вот координаты: dgrotta@zd.com. Тел: (717) 676 5500, факс: 676 5546.

Путешествовать по земному шару он начал в 1965 году с Нигерии, и за тридцать лет отметился в 105 странах (включая Одессу). В сущности, ничего особенного, три страны в год — подумаешь! Но тут уже действует закон больших чисел: в итоге выходит — ого!

Первый импульс — завидовать и чувствовать себя пришибленным: а мы что видели в жизни? Начинаешь о себе клеветнически думать, что дальше Жмеринки никуда не отъезжал…

— Гм… Тебе, наверное, легче сказать, где ты не был?

— Ну, в Эквадоре, например, не был… Да трудно перечислить! Ведь в мире двести семьдесят стран.

— А я слышал, что вроде двести сорок…

— Это как считать. Какие признавать, какие нет, — тут дело вкуса и личных симпатий. Некоторых стран, где я был, уже нет, например Восточного Пакистана. И потом, считать ли самопровозглашенные и никем не признанные? Пять лет назад официально считалось, что стран — 265. И за это время пяток должен был прибавиться, в русле общей логики событий… Но если честно, из того, что помню, кроме Эквадора, еще в Гондурасе не был и в Албании, ну и еще в паре стран Африки: в Египте, Алжире, Марокко. Но во всех больших странах уж точно был. Какая б страна не пришла моему собеседнику в голову, всегда оказывается, что я в ней обязательно был.

Это он рассказывает как заведенный, конечно, все задают одни и те же вопросы профессиональному путешественнику…

Мы познакомились с Дэниелом в ресторане, он там завтракал с женой и друзьями. Слово за слово, ну и позвали меня в гости. Вот поят ледяным чаем. Кстати сказать, в Америке надо специально оговаривать, чтоб чай был горячий, а то подадут со льдом, такой народ. Холодный чай в здоровенных стаканах похож на кока-колу, только вкусней.

Дом — дом замечательный, да хоть размером. Этажа там два, и на каждом, кроме разных комнаток, которые нет смысла считать (сейчас поймете почему), по здоровенному такому спортзалу — и по площади, и по высоте потолков. Один спортзал — гостиная, а другой — как бы мастерская, студия.

— И вы тут вдвоем живете?…

— Да как-то так получилось. Ездили смотрели дома, и этот был самый дешевый: сорок семь тысяч.

— Сколько-сколько?..

По следам масонов

Оказалось, дом был нежилой, тут был офис местных масонов. (Их вообще там полно, в каждой деревеньке имеется ложа, о чем сообщает табличка, прибитая к столбу на въезде; а вы думали, патриоты вас зря пугают, думали, врут…) Ну и вот масоны съехали куда-то, видимо, надо где-то масонский заговор устраивать, дом продали чуть ли не задаром одной местной, ее зовут Ребекка (масоны, уж конечно, не Фекле продавали). Она не знала, что с ним делать, выставила на продажу. А по масонскому условию, при перепродаже владение дробить нельзя, а то б, конечно, устроили там Воронью слободку имени Бертольда Шварца. А для семьи куда такой манеж? И топить дорого, и ремонтировать.

Сейчас, когда Гротты тут обжились, соседи завидуют и кусают локти: "Мы б сами могли купить, но вот лимитчики понаехали и заняли лучшие места". Что сказать, люди везде одинаковые, и жилищный вопрос пока что нигде их не улучшал.

Дом, правда, стоит при дороге, ну да у всех там так. Зато есть участок, и по нему протекает замечательный дикий ручей Воланпопек Крик (индейское название).

На этом ручье, от дома сто метров, Гротты устраивают пикники. Или просто сидят там и читают в свое удовольствие книжки… Тихий маленький ручеек иногда весной делается страшным. Здешние старожилы помнят (в отличие от наших старожилов, которые ни черта вообще не способны вспомнить) весну 1955 года, когда ручей вышел из берегов и натворил дел. К примеру, он размыл старинное кладбище на теперешнем участке Гроттов, и по улицам плыли гробы… Так одна дама, она, кстати, приходится Салли родной тетей, по коротким волнам (она радиолюбительница) связалась с кораблем, на котором служил ее сын, а тот, болтаясь в далеком океане, связался с берегом и с него отправил в далекую Пенсильванию спасательные вертолеты. Через двадцать лет этот же самый морячок опять отличился — познакомил свою кузину Салли с модным репортером Дэниелом. Он им организовал blind date (так называлось кино, где Ким Бэсингер грязно напивалась и устраивала подлянки Алеку Болдуину), то бишь свел, организовал встречу людей, не знакомых друг с другом. А дальше они уж сами:

— Через три недели после знакомства он мне сказал: "Мы поженимся". — "О, да?" — ответила я. То есть он у меня не просил согласия, и мне пришлось отвечать вежливым междометием.

Мезальянсы

Я рассматриваю их вместе и порознь: странные люди, экзотическая семья. Он — тихий медлительный джентльмен академической внешности, пятидесяти четырех лет, рисунком лица схожий с Денисом Хоппером. Он как будто робкий и застенчивый, невозможно поверить, что в молодости был неистовым репортером и не вылезал с войн. Дэниел словно только что оторвался на минутку от вечного чтения книжек (до них он точно охотник, правда, по-американски простодушно считает это не доблестью, но пороком). И на покорителя дамских сердец он как будто не тянет; откуда ж взялась при нем эта яркая дама Салли, которая блистала на подиумах, — брюнетка с большими откровенными глазами, вся такая живая и сценическая? Она точно его моложе, ну лет на десять. Им нелегко дружить с кем-то семьями. Тут ведь, в глуши, все женятся на тихих одноклассницах, с которыми еще в школе тискались на заднем сиденье старенького "кадиллака"; жены после объедаются пиццей и топают в кроссовках-говнодавах, никаких там особых женских мод или нью-йоркских фокусов типа похудений или "качалок". А тут молоденькая жена из артисток, и все комплексуют… Как-то к ним пришли при мне гости, семья. Муж ну чуть, может, постарше Дэниела, солиден и благообразен. А жена его — бабушка уже, с рассыпающейся походкой, дряблыми пятнистыми руками и кожей на шее, какая бывает у поживших куриц. Она вполне годилась Салли в мамаши. Бабушкин муж, это было видно по убитому лицу, отчаянно страдал от жестокого и неотвратимого сравнения, от несправедливости и безысходности, которая усиливалась строгостью глухих провинциальных нравов. Бабушке тоже было несладко, и она через десять минут уехала, сказавшись больной — ей-де надо лечь. Да… Жизнь — это такая жестокая мясорубка, которая колотит вас по затылку, причем с каждым годом все сильнее. Так вот, Салли проводила бабушку, всю зеленую, к машине и легко взбежала к нам на второй этаж, чтоб смотреть на мужа веселыми бесстрашными глазами и то и дело говорить ему что-нибудь ласковое.