Максим Гуреев - Брат Каина - Авель

Такое странное совпадение - что у херувимов были точно такие же заплечные торбы, наполненные болотными валунами. И это уже потом мне объяснили, брат, что валуны прообразовывали грехи, целый камнепад грехов. Теперь-то было совершенно понятно, почему у ангелов больше не растут крылья: просто заплечные торбы-клети натирали спины в кровь, уродовали кости, хрящи, лопатки (впрочем, об этом уже шла речь), вызывая появление горбов. Горбатые херувимы! Конечно, ты все помнишь, потому что это нельзя забыть, даже если страдаешь болезнью забвения, не так ли?

Однако вскоре лес заканчивался, и я выходил на трассу. Затем долго ехал в переполненной, насквозь провонявшей бензином вахтовой машине, где водитель охрипшим, вечно простуженным голосом объявлял остановки, выкрикивал, возглашал: "Льва Катанского", "Совхоз "Проводник"", "Торфозавод", "Техникум". После окончания авиационного техникума некоторое время проработал на заводе, но вскоре уволился по состоянию здоровья. Однако никогда не лечился. Почему? Да, может быть, просто стыдился собственной болезни, припадков, о которых никому не говорил, но о которых почему-то все знали. Они все, все знают про меня! Это знание. Я - верный, я - посвященный: "Елицы оглашеннии, изыдите, оглашеннии, изыдите; елицы оглашеннии, изыдите. Да никто от оглашенных, елицы вернии, елицы вернии..." Этими словами, как известно, завершается вторая часть Божественной Литургии, именуемая Литургией оглашенных. Рассказывали, что еще до революции в одном из воронежских храмов известный тогда в городе митрофорный протоиерей Аркадий Македонов перед началом Литургии верных специально спускался с амвона и взашей выгонял из храма тех, на чьих лицах, как ему казалось, не было начертано достаточно умильного благоговения. После чего он запирал ворота на тяжелый амбарный замок, ключи от которого всегда носил на поясе рядом с палицей, и громогласно возглашал: "Написано - дом Мой домом молитвы наречется, а вы сделали его вертепом разбойников!" В 20-х годах Аркадия Македонова назначили благочинным Успенской округи. В то время уже почти все храмы города Воронежа были закрыты. В ночь на Предпразднество Рождества Пресвятой Богородицы, а также на прославление памяти преподобномученика Макария Каневского, архимандрита Овручского, Переяславского протоиерея Аркадия Македонова повесили на царских вратах храма, где он служил, вниз головой. На лице и затылке ему вырезали пятиконечные звезды. Здесь же нашли длинный, для разделывания скота нож с процарапанными на нем словами из Первой книги Моисеевой - "Разве я сторож брату своему". Говорили, что отца Аркадия казнил его родной брат Василий Македонов, в ту пору оперуполномоченный Воронежского ЧК, преданный незадолго до этого, на Усекновение главы Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, анафеме собственным же братом".

Конец письма Каина.

Авель уснул только под утро, и ему приснился Лазаревский острог. Еще это место называлось Высоковской Запанью, но это уже было более позднее название урочища, куда начиная с XVIII столетия свозили осужденных за богохульство, здесь же их и казнили. Сжигали в земляных балках.

До острога можно было добраться по УЖД на леспромхозовском мотовозе. Несколько километров линия тянулась вдоль упрятанного в заваленную разбухшим топляком промоину лесного потока, затем через просеку спускалась в болотную пойму, где, натужно газуя, выпуская в небо разорванные глушителем хлопья синего дыма, брызгая кипящей соляркой, мотовоз медленно взбирался на почерневшие от сырости дубовые сваи-городни. Узкоколейка тут же приходила в движение, бревна оживали, начинали трещать и крошиться песочной трухой в мертвую топь, из которой к небу поднимались воткнутые в трясину совершенно усохшие, растерзанные ветром и жуками-короедами кривые сосны-мумии. В воздухе стояли густые, тяжелые испарения. Вскоре на горизонте начинали проступать очертания Высоковского лесозавода...

Авель никогда не был здесь прежде, но почему-то он сразу узнал эту местность. Гадаринскую, Пергамскую, Пертоминскую, Грязовецкую.

- Пергамскую,- улыбнулся и поправился: - "Переложение, составленное на Великий Пяток в воспоминание Святых спасительных Страстей Господа нашего Иисуса Христа, а также священномученика Антипы, епископа Пергама Асийского!"

Пройдя территорию лесозавода, Авель миновал лагерный КПП и вошел в поселок Высоковская Запань. Тут все сохранилось так же, как и сорок лет назад: те же бесконечной длины улицы, те же одноэтажные бараки, те же каменные постройки, оставшиеся тут еще со времен Лазаревского острога, те же казармы, обнесенные высоким, обшитым дырявым горбылем забором.

Авель остановился перед пожарной каланчой, сооруженной из железнодорожных, по-прежнему резко пахнущих креозотом шпал. Здесь, на вышке, крытой листами битого шифера, висел колокол с вырванным языком. Судя по сохранившейся на медном картуше надписи, колокол происходил из Спасо-Преображенского Сергиева Нуромского монастыря, что в Обнорской волости. После закрытия в 1924 году монастырь был передан в распоряжение исправдома и заселен арестантами. Тогда же была разграблена ризница, а колокола сняты с монастырской звонницы и вывезены в неизвестном направлении. Один из них через несколько лет и появился на пожарной каланче, но уже без языка. Видимо, его пытали. При помощи клещей и сварочного аппарата вырвали язык, на месте которого одно время висел обычный рельс, но и его тоже не пощадили. Другие же колокола скорее всего расстреляли где-нибудь в лесу, свалили в яму и засыпали негашеной известью.

Колокол низко гудел и теперь больше напоминал воронку громкоговорителя. В проушины его были вдеты оборванные, в матерчатой оплетке провода, которые тянулись от будки.

Радио. Радио включили.

Телеграфные столбы.

Установленный на крыше лагерного стационара ретранслятор.

Авель подумал: "Вот здесь, не приходя в сознание, и умер мой отец".

Санитары выключили радио и открыли дверь в изолятор. Потом подошли к кровати, сбросили одеяло на пол, взяли серую простыню за четыре угла, на каждом из которых можно было различить изображения тельца, ангела, орла и льва, сделанные тушью при помощи трафарета, подняли образовавшийся воздуhх к потолку, взмахнули им трижды и со словами "аксиос" завернули отца в плащаницу.

Они перекрутили плат крестом и отнесли узел в больничный ледник.

Морг.

Авель вышел к реке - от лесобиржи, сгоревшей еще в 50-х годах, здесь остался лишь наполовину ушедший в прибрежный ил паровой кран да заросшая лесом железнодорожная ветка, проложенная заключенными куда-то в район Гледенского монастыря, где с 30-х годов располагалась Северодвинская пересыльная тюрьма.