Мехти Гусейн - Апшерон

Кудрат вдруг вспомнил старушку - жену Рамазана, их семьи были связаны давней дружбой.

- Передай, уста, мой привет тете Нисе, - сказал он и протянул мастеру руку. - Давно не видел ее. Буду посвободнее, обязательно зайду отведать ее пельменей.

- Милости просим! - ответил старик, попрощался с Кудратом и журналистом и несвойственной его годам легкой походкой направился к двери.

Поднялся и журналист.

- Чудесный старик! - воскликнул он. - Завтра непременно побываю у него на буровой.

Исмаил-заде, оставшись один, позвонил домой. Не дождавшись ответа, он встал из-за стола и задумчиво прошелся по кабинету. Выругав себя за то, что в последние дни совсем забыл о существовании семьи, он начал собираться домой. Запер ящик стола и вызвал секретаршу.

- Идите, отдыхайте. И помните впредь, что у вас есть дом, семья...

Секретарша недоуменно вскинула на него глаза:

- Вот уже сколько дней вы сами не были дома. С вечера Лалэ-ханум звонила вам несколько раз.

- Я тоже еду. - Исмаил-заде решительно направился к двери, но опять затрещал внутренний телефон, и он вынужден был вернуться. Схватив трубку, поднес к уху:

- Да, я... Как, авария? На какой буровой?

Секретарша безнадежно покачала головой и вышла.

- Еду! Сейчас выезжаю!..

Бросив трубку на рычаг, Исмаил-заде выбежал из кабинета.

Во дворе он разбудил спавшего на сиденье шофера:

- На сто пятьдесят четвертую!

Машина помчалась к берегу.

У пристани Кудрат пересел в моторную лодку и через каких-нибудь четверть часа подъехал к сто пятьдесят четвертой буровой. Выпрыгнув на мостки, он подошел к скважине и увидел рабочих, которые, выбиваясь из сил, боролись с грязевым фонтаном.

В подобных случаях Кудрат действовал быстро и решительно. Определив с первого взгляда силу фонтана, он распорядился закрыть скважину шестидюймовой задвижкой.

Это было легко приказать, но трудно и опасно выполнить: вместе с грязью из забоя со свистом вырывались мелкие камни и пулей проносились вверх.

Молодые рабочие испуганно пятились назад.

- Ай-я-яй! Струсили? - пристыдил их управляющий, и сам бросился вперед. - А ну, смелей!

Рабочие подбежали к стальной задвижке, лежавшей, тут же у забоя.

Вдруг подземный гул начал нарастать, и еще более мощная струя перемешанной с камнями грязи яростно вырвалась из забоя. Все отскочили назад. На месте остался один Кудрат Исмаил-заде. Глядя на него, молодые рабочие снова подобрались к забою, пригибаясь и заслоняя лицо руками.

Наконец общими усилиями накинули задвижку на арматуру и плотно завернули болты.

Фонтан был укрощен.

- Что же это такое, Тимофей Сидорович! - строго спросил Исмаил-заде бурового мастера, высокого, худощавого человека пожилых лет.

Тимофей Сидорович и сам был расстроен тем, что на его буровой произошел один из тех случаев, которые давно осуждены в практике бурения нефти. Опустив голову, он тихо ответил:

- Моя вина. Недосмотрел...

- Не верю! - Исмаил-заде обернулся и взглянул на усталые лица толпившихся тут же рабочих. - Тимофей Сидорович утверждает, что виноват он сам. Но я не верю этому. Я знаю его давно и не слыхивал, чтобы у него случались подобные ошибки.

Мастеру, казалось, было не под силу поднять упавшую на грудь голову. А стоявшие кругом рабочие, предполагая, что он сейчас назовет виновника, с тревогой глядели на его сжатые губы. Но он молчал.

Вдруг один из молодых рабочих выступил вперед.

- Товарищ Исмаил-заде, - заговорил он, - во всем виноват я. Зазевался... Не сообщил во время мастеру...

- Тебя не спрашивают! - раздраженно бросил Тимофей Сидорович ученику, и отошел в сторону.

Исмаил-заде молча сел в лодку и отправился на буровую Рамазана.

Его встретил сам мастер:

- Откуда в такой поздний час? Почему не отдыхаешь?

Не отвечая мастеру, Кудрат шагнул к ротору, поздоровался с Васильевым и другими рабочими и начал так, чтобы слышали все:

- Эти молодые ребята частенько портят все дело! Не понимаю, о чем они только думают на работе...

Решив, что упрек относится лично к нему, Таир исподлобья несколько обиженно посмотрел на управляющего и спросил:

- А в чем их вина?

- Где бы ни произошла авария, так и знай, из-за их рассеянности. Их мысли вечно витают где-то... Почему вышла из строя буровая сто пятьдесят четыре? Да потому, видите ли, что парень, вместо того чтобы следить за скважиной, блуждал мыслями по своим горам и долинам...

Таир опять не выдержал:

- Зачем же сваливать всех в одну кучу?

Кудрат остался доволен, что его слова так задели молодежь.

- Еще не привезли трубы, мастер? - обратился он к Рамазану.

Тот вынул из кармана часы:

- До срока еще десять минут. Только трудно ждать такой расторопности от Бадирли.

- Что ж, не доставит в срок, пусть на себя пеняет. - Исмаил-заде обернулся к Таиру. - Ну как, часто вспоминаешь деревню, мать?

На этот раз слова управляющего задели больнее. Таир потупился. "Так бы и начинал. А то сразу и не поймешь, что к чему", - подумал он и только из уважения к управляющему промолчал.

- Чего молчишь? Попало не в бровь, а в глаз?

- Ну и что же? Вспоминаю и деревню и мать... Разве нельзя?

- Наоборот, хороший сын должен думать и о матери, и о том, чтобы не опозорить дорогого имени своего колхоза. - Кудрат взял Таира за локоть. Правильно я говорю?

По тому, как им были сказаны эти слова, Таир понял, что управляющий не шутит.

- Да, правильно, - ответил он, высоко подняв голову и посмотрев Кудрату прямо в глаза.

Рамазан с волнением прислушивался к их разговору. И когда увидел, что все закончилось мирно, облегченно вздохнул и сказал:

- Таир не из тех, товарищ Кудрат, кто опозорит наш трест.

Вышка вздрогнула от удара. Все обернулись - к буровой приставал нагруженный трубами большой черный баркас.

Лицо Исмаил-заде осветилось его обычной улыбкой: Бадирли привез бурильные трубы ровно в половине второго.

Соскочив на мостки и увидев управляющего, он обрадовался. "Хорошо, что сам здесь и видит собственными глазами", - подумал он и облегченно вздохнул.

- Ох, ну и человек!.. - прошептал он, переводя дыхание. - Этой своей улыбкой прямо режет тебя, как ножом.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Вскоре после того, как Исмаил-заде уехал с буровой, начало светать. Белые облака, подобно огромным кипам хлопка, громоздились над морем и медленно плыли к югу. Ветер, поднявшийся еще с вечера, постепенно крепчал, и пенистые волны, тяжело перекатываясь, вздымались все выше. На горизонте, в сизоватой дымке уже проглядывал вишневый диск солнца.

А на буровой Рамазана даже не замечали, что наступило утро. Стараясь наверстать упущенное время, все делали свое дело быстро и четко. Новые трубы одна за другой опускались в скважину. Всегда сосредоточенный, казавшийся даже сердитым во время работы, Рамазан ни на минуту не отходил от скважины, внимательно смотрел за всем и временами давал указания то Джамилю, то Таиру.