Мехти Гусейн - Апшерон

Когда лучи поднявшегося над горизонтом солнца брызнули сквозь железные переплеты вышки, ротор уже вращался полным ходом, заглушая все прочие звуки глухим монотонным шумом. Бурение шло в обычном темпе. Лица людей были строги, сосредоточенны. Таир следил за поступлением глинистого раствора в скважину, но мысли его были далеко. Он думал о родном доме, о матери, никогда еще не приходилось ему разлучаться с ней на такой длительный срок.

Всем был доволен Таир, все ему нравилось в городской жизни и в работе на морской буровой, но отсутствие материнской заботы заставляло его чувствовать себя одиноким, как на чужбине. "Будь она здесь, - думал Таир, ни на что не променял бы Баку... А что, если привезти ее сюда? Но где, у кого она будет жить? Да и сама она вряд ли согласится бросить обжитый домик и переехать в город..."

Он взглянул на стрелку дриллометра, и этот аппарат, похожий на большие часы, напомнил ему, что приближается время утренней смены, когда на буровой должна была появиться Лятифа. Таиру вдруг показалось странным, что он совсем забыл о девушке. С некоторых пор при одной мысли о Лятифе у него пропадало желание вернуться в деревню. Так и теперь: забыв сразу о матери и деревне, он стал думать о девушке и с нетерпением поглядывал в сторону, откуда должен был подойти баркас.

Но "Чапаев" не показывался.

Время тянулось медленно. Нетерпение Таира росло. "Открою ей сердце, а там - будь, что будет!" - думал он, бросая беспокойные взгляды на бурное море.

Рамазан давно заметил эти взгляды, но решил, что парень просто устал и с нетерпением ждет смены. Будь это не новичок Таир, а кто-нибудь другой, мастер обязательно сделал бы замечание, а тут он только подумал: "Что ж, паренек совсем еще молод, не привык так много работать..."

Джамиль, тоже наблюдавший за своим другом, сразу догадался, почему тот с таким волнением ожидает прибытия баркаса. Увлечение Таира казалось ему несерьезным, и внутренне он посмеивался над ним, тогда как свою любовь к Лятифе считал настоящим, глубоким чувством. Скрывая это чувство от других, выказывая внешне полное безразличие к девушке и даже сердясь, когда кто-нибудь намекал на его тайну, Джамиль был убежден, что друг его быстро остынет. "Таир - мальчишка еще, - успокаивал он себя, - тянется к ней больше из любопытства". И смотрел на их встречи с иронией уверенного в себе, опытного в житейских делах мужчины.

Неожиданно для обоих раздался сердитый окрик мастера:

- Таир! О чем ты думаешь?

Таир испуганно вздрогнул:

- Что случилось, уста?

- По-твоему, ничего не случилось? Смотри, - Рамазан указал рукой на пустой желоб, - весь раствор ушел в скважину! Сколько раз я предупреждал тебя: следи внимательно, чуть что - сейчас же зови меня. Эх!.. - с досады он махнул рукой и помрачнел еще больше. - То-то и говорят: пошли ребенка, а сам иди за ним по пятам. Считали тебя за стоющего парня, поручили дело. Вот и результат! Видишь, что наделал?

Таир замер на месте. Слушая язвительные слова старика, он вспомнил свое первое впечатление о нем и удрученно подумал: "Вот он и показал себя!"

Торопясь остановить поглощение глинистого раствора, Рамазан указал на сваленные в углу площадки мешки с цементом и крикнул рабочим:

- Тащите сюда! Скорее!

Рабочие, подтащив мешки, начали быстро делать специальную смесь, добавляя в глинистый раствор цемент и силикатный порошок. Рамазан то и дело покрикивал:

- Добавь, добавь еще!

Видя необычайную взволнованность мастера, Таир понял, что допустил серьезную оплошность. Рамазан изредка бросал на него хмурые взгляды и укоризненно качал головой.

В самый разгар работы к буровой пристала моторная лодка "Весна". Из нее выпрыгнул комсомольский организатор Дадашлы и, подойдя к глиномешалке, весело поздоровался с рабочими. Прежде всего ему бросилось в глаза, что Таир чем-то расстроен. "Что это с ним?" - подумал комсорг и намеренно громко обратился к нему:

- Ты, парень, почему не встаешь на учет?

- Потому что одной ногой все еще стоит у себя в деревне. Вот и результат этого, - ответил вместо Таира Рамазан и кивнул головой на скважину, которая ненасытно поглощала раствор. - Комсомолец в работе должен быть примером, а он...

Не понимая, в чем дело, комсорг оглянулся вокруг себя.

- А что он у вас тут натворил?

- Что мог, то и натворил: прозевал утечку раствора.

Дадашлы подошел к Таиру и сердито сказал:

- Придется вызвать на бюро, дать нахлобучку... Товарищ Байрамлы, я спрашиваю, почему ты до сего времени не встал на учет?

- Моя учетная карточка осталась в районе. Надо написать, чтобы выслали, - хмуро проговорил Таир, а про себя подумал: "Если и впредь так пойдет, то незачем и писать в район".

Дадашлы не удовлетворился таким объяснением.

- Во всяком случае мы этого дела так не оставим. Будешь отвечать за аварию!

Таир вытаращил глаза:

- За какую аварию?

- Ну вот за эту... Ты же напортил!

- А тебе какое дело? - вспылил Таир. - Кто ты такой?

- Я? То есть как это - кто я?.. Комсомольский организатор.

- Будь ты хоть сам аллах! Тут один хозяин - уста Рамазан.

- Я думаю, что и уста Рамазан согласен со мной... Учиться тебе надо, парень, ликвидировать свою техническую неграмотность! Где же это видано, чтобы комсомолец наносил вред производству?

- Здорово ты помогаешь! Две недели я здесь и ни разу не видел тебя на буровой.

- Потому что я тоже работаю на производстве. Не хватает времени... Вот встанешь на учет, тогда мы займемся и твоим делом.

- Каким это моим делом?

- Хотя бы твоей технической неграмотностью.

- Ладно, занимайтесь... - буркнул Таир и отошел прочь.

Дадашлы показался Таиру самовлюбленным, неискренним человеком, который во всяком деле стремится прежде всего показать самого себя. В действительности это было далеко не так, С молодыми рабочими комсомольский организатор держался, может быть, даже слишком прямолинейно, - старался быть вполне откровенным, говорил всем правду в глаза, и ничто не заставило бы его отступиться от своего мнения ради приятельских отношений. Желание видеть комсомольцев в первых рядах борцов за нефть заставляло его непримиримо относиться к промахам и ошибкам товарищей, особенно в производственной работе. Сам Дадашлы, как мастер, был на лучшем счету у себя на втором промысле, и бригада, которой он руководил, своими производственными успехами во многом способствовала тому, что промысел в целом успешно перевыполнял план.

Но Таир ничего не знал об этом. Худощавое и продолговатое, с сероватым оттенком лицо Дадашлы не понравилось ему. Он даже находил какое-то соответствие между внешностью комсорга и его грубоватой манерой разговаривать. И уж во всяком случае он и не думал раскаиваться в том, что так резко отвечал комсомольскому организатору.