Мехти Гусейн - Апшерон

В небольшой комнате, наполненной табачным дымом, стоял невероятный галдеж. Капитаны баркасов, собранные сюда по приказу Кудрат, вели между собой горячий спор. Из отдельных фраз Кудрат понял, что речь идет о предстоящем выходе в море. Спорящие не сразу заметили управляющего. Перебивая друг друга, они винили во всем мастеров, которые оставались на буровых в шторм и непогоду. Когда стоявший у окошка низенький и полный капитан знаком указал на остановившегося в дверях Кудрата, мгновенно наступила тишина. Несколько человек встало, уступая место управляющему,

- Сидите, сидите! - остановил их Кудрат.

Он достал папиросу, щелкнул автоматической зажигалкой и, сделав две-три глубокие затяжки, обвел капитанов испытующим взглядом. Почти все они были молодыми людьми.

- Я вижу, ребята, скучно вам без дела, - начал он шутливо. - Против воли я никого не принуждаю выйти в море. Кто вызовется сам, добровольно, тот и пойдет. Предупреждаю: требуются выдержка и решительность!

Из полутемного угла послышался голос капитана "Чапаева":

- Я все-таки опытнее других. Разрешите мне!

- "Разрешите..." - усмехнулся Кудрат. - Зачем спрашивать у меня? Вот откуда должно исходить разрешение! - и он рукой указал на сердце.

- Трудновато, товарищ Исмаил-заде... Когда я отвозил старика Рамазана, чуть не пошли ко дну. Подбрасывало так, что головами облака задевали...

- Знаю, - отозвался Кудрат, дымя папиросой. - Но буря длится четвертый день. Возможно, что наши товарищи работают без воды и без хлеба. До сего времени они сами не давали согласия на подвоз провизии. Но вы представьте на минуту себя на их месте! Голодные, усталые, а работу не прекращают... Так кто же хочет ехать добровольно?

- Все! - воскликнул стоявший у окошка низенький и полный парень.

- Все! - раздались голоса.

- Я готов! - заявил капитан "Чапаева".

"Молодец", - подумал Кудрат, с улыбкой глядя на него и спросил:

- А ну, скажи, как ты подготовился?

- Как? Взял длинную веревку.

- Это для чего?

Капитан засмеялся:

- Или доставлю старику Рамазану продукты, или повешусь...

Кудрат сразу стал серьезным:

- Совсем не к месту твоя шутка!

- Хорошо, товарищ Исмаил-заде, скажу без шуток... Нельзя будет вплотную подойти к буровой, поэтому и нужна веревка. Придется привязывать к одному концу веревки круги колбасы, головки сыра, консервные коробки и забрасывать на мостки. Не знаю только, как с хлебом быть... Я беру с собой еще длинный канат, чтобы прицепиться. Иначе любая волна отбросит меня на полкилометра от буровой...

"Ну, этот справится!" - обрадовался Кудрат.

- А вы подготовились? - обратился он к другим капитанам. - Кто не может положиться на собственную сноровку, пусть скажет заранее...

На этот раз никто не откликнулся.

- Труднее всего, конечно, добраться до сто пятьдесят пятой. Придется пройти по открытому морю два с лишним километра. Добираться до остальных легче. Случится что-нибудь - можно выбраться на берег и вплавь. Пусть двое из вас на всякий случай держат наготове баркасы у пристани. А остальные не мешкая отправляются на буровые.

Не прошло и четверти часа, как продукты были выгружены из машины, распределены по указанию Бадирли, и баркасы один за другим вышли в море.

Впереди всех шел "Чапаев".

Стоя на пристани, Кудрат с тревогой глядел на море. Прислушиваясь к бешеному вою ветра, он не отрывал глаз от "Чапаева".

- Товарищ Кудрат, - говорил срывающимся от ветра голосом Бадирли, ухватившись обеими руками за фуражку, - почти все эти ребята - фронтовики, не то видели... Моря они тоже не боятся. А вот как причалить и перебросить на буровые продукты - это их беспокоит...

Управляющий молчал. Клокотавшее в бешенстве море словно хотело вырвать пристань из-под ног Кудрата. Огромные волны с могучим ревом бились о берег.

То ныряя и скрываясь из глаз, то взлетая высоко на гребни волн, "Чапаев" и следовавшие за ним баркасы упорно прокладывали себе путь.

- Доплывут... - с уверенностью сказал Кудрат.

5

На буровой Рамазана никто и не думал, что придет баркас. Вся бригада надеялась только на одно: буря скоро утихнет. Работа не прекращалась ни на минуту. В эти штормовые дни долото углубилось на четыреста двадцать метров. Стало быть, не сегодня - завтра глубина забоя достигнет трех тысяч метров, и скважина будет готова для эксплуатации. По правде говоря, такие темпы оказались неожиданными и для самого мастера Рамазана. Работа изнурила и его, и рабочих.

Лица у всех побледнели, осунулись. Мучил не столько голод, сколько жажда. Но как ни тяжело было, все же одно обстоятельство подбадривало и утешало всех: скважина заканчивалась бурением раньше, чем ожидали, - на месяц и два дня до срока. В такую страшную бурю бригада лицом в грязь не ударила. Все сознавали это, хотя об этом и не было сказано ни слова. Люди стойко переносили голод и жажду, они отвечали неизменным "нет" на предложение мастера Рамазана пойти соснуть хоть немного. Рамазану не было необходимости вести среди таких людей агитацию. Да и что мог сказать он Васильеву, Джамилю, Таиру, Лятифе? Не хуже самого Рамазана понимали они, где и для чего работают. И странное дело: за время бури ни Таир, ни другие ни разу не видели старого мастера хмурым или озабоченным, хотя и было от чего прийти в уныние. Рамазана будто подменили. Старик стал порывистым и быстрым, как сокол, простым и добродушным, как ребенок, и точно таким же, как родной отец Таира, шутником и балагуром. Перемена, происшедшая в нем, сперва показалась Таиру искусственной. Он думал, что Рамазан старается своим видом подбодрить людей. Но скоро убедился, что таков уж характер этого человека: чем напряженнее обстановка, тем бодрее и веселее чувствует он себя. И Таир вместе со всеми беспечно смеялся шуткам старика, забывая усталость.

После телефонного разговора с управляющим Лятифа вышла из культбудки. Обессилевшая девушка едва передвигала ноги, то и дело облизывала побледневшие и пересохшие губы. Она отозвала мастера Рамазана в сторону и передала ему о решении управляющего.

- Товарищ Кудрат во что бы то ни стало пришлет нам сегодня провизию... - Больше у нее не было сил говорить.

Разаман потемнел.

- Уж не ты ли просила?

- Нет, уста, он сам так решил.

Старик видел, как страдали за эти дни люди, и у него сжималось сердце. Тем не менее, услышав эту весть, он недовольно покачал головой.

- Напрасно, дочь моя, напрасно... - сказал он. - Зачем допускать, чтобы из-за нас гибли люди?

Рамазану хотелось тут же позвонить Кудрату и отговорить его от посылки баркаса. Но вдруг в его душу закралось сомнение: а не позвонил ли кто-нибудь из бригады самовольно управляющему?... Может быть, из-за этого Кудрат и вынужден был принять такое опрометчивое решение и подвергнуть чью-то жизнь опасности?... Мастер строго обратился к девушке: