Мехти Гусейн - Утро

Прошла ночь, наступило дождливое утро. Василий не шевелился, не говорил. Во время утренней поверки в камеру никто не вошел. Никто не решался подступиться к Орлову. Боялись, что их постигнет участь начальника тюрьмы. Надзиратель протянул в узенький "глазок" два куска хлеба и две кружки кипятку, но не рискнул даже заглянуть в камеру.

Байрам не, отходил от Орлова. Он не отрывал глаз от приятеля, избитого и изуродованного, с запекшейся кровью на губах. Грудь Орлова тяжело вздымалась, в горле хрипело. Но и сейчас открытое лицо его освещалось слабой улыбкой. Уже давно остыл принесенный надзирателем кипяток, а Орлов все еще лежал без памяти. Если бы не дыхание, подымавшее его слабую грудь, Байрам давно зарыдал бы над ним, как над мертвым. Но Орлов дышал, и Байрам сдерживал слезы.

Байрама немного пугала бешеная ярость Василия, но вместе с тем он восхищался его смелостью и неукротимостью. Даже после стольких истязаний Орлов о чем-то думал, чему-то улыбался.

Ух, какая ненависть и какая нестерпимая злоба к тюремщикам пылала в душе у Байрама! Он клялся отомстить извергам.

Около полудня лучи солнца, выглянувшего из-за туч, робко пробились сквозь пыльное окошко, разделенное железной решеткой па небольшие квадратики, и заиграли на полу камеры. Теплое живое пятно коснулось щеки Орлова. Он медленно раскрыл глаза, шевельнулся и застонал от боли. Узнав склонившегося над ним Байрама, он тяжело приподнялся и, опираясь на локти, спросил:

- Что, жив еще я, да? Не погиб Васька Орлов? Байрам, скажи, разбил я голову этой сволочи или мне только почудилось?

- Кому, Вася?

- Начальнику. Пусть знают, гады, что им меня не запугать! Скорее я их заставлю дрожать за свою собачью шкуру. - Теперь он все припомнил. Лицо его было искажено от боли. Но он рассказал о случившемся, не пропустив ни одной подробности до той самой минуты, как его поволокли куда-то и избили до потери сознания. - И прокурор там был. Стоило размозжить голову и ему. Это из-за него, по его науськиванию наших товарищей вздергивают на виселицу или гноят в Сибири. Жаль, не успел. Налетели, мордастые, как свора псов, свалили меня... Теперь, брат, мне каюк! Вздернут меня.

В это время "глазок" в двери тихо раскрылся и показались красные и лоснящиеся щеки надзирателя, который обычно приносил Байраму передачу. Он с опаской прохрипел:

- Эй, Байрам, возьми, это тебе!

Байрам подошел к двери. Посылка была большая и не пролезала через "глазок". Надзиратель развернул сверток и передал его содержимое по частям. Он тихо прошептал:

- Наклонись поближе, скажу тебе два слова...

Байрам припал к "глазку".

- В хлеб запечена записка. Напишешь ответ. Зайду вечером. Понял? Вот тебе и карандаш. А у Орлова, брат, у-у, дела скверные!

- А что? - встревожился Байрам.

- Грозит смертная казнь.

- Что ты? - скорее выдохнул, чем сказал, Байрам. И еле нашел в себе силы спросить: - Когда?

- На днях...

Услышав в коридоре шаги, надзиратель с размаху щелкнул "глазок" и закричал для отвода глаз на Байрама:

- Не будет вам больше кипятку!..

Глаза Орлова были устремлены на Байрама. В них не трудно было прочесть вопрос: "Что это он говорил?" Байрам пытался догадаться - мог ли Орлов что-либо услышать? Нет, пожалуй, он не слышал. Но что придумать? Что сказать?

Байрам понуро смотрел в одну точку. Значит, скоро он навсегда расстанется с этим бесстрашным и отчаянным человеком. "Нет, нет, этого не может быть!" - Байрам не верил и не мог поверить в это. Когда гибнет один из товарищей, попавших в беду, а другой остается жив, то, несмотря на тяжесть утраты" он все же рад, что его миновала смерть. Байрам не радовался тому, что его не постигнет участь друга. Он полюбил его горячо и преданно, всем сердцем. Он искренне желал бы ценой собственной жизни спасти друга, с которым провел столько дней в мрачном застенке. Но Байрам был бессилен помешать готовящемуся злодеянию. Сознавая свое бессилие, он безнадежно развел руками и, упав на тощий матрац, заплакал.

Орлов с трудом подвинулся к нему.

- Ну что ты, что ты, Байрам? Что случилось, дружище?

Байрам все плакал, всхлипывая.

- Но ведь ты дал мне слово, Байрам! - стыдил его Орлов. - Сказал, что никогда не согнешься перед этой падалью. Стал бы я лить слезы! Вот видишь мои раны? Красивые? А попадись мне палачи снова, швырнул бы и них чем попало. Ну, будет, Байрам, стыдно! - И он, несмотря на боль в разбитом плече, приподнял Байрама. -Ну, скажи хоть, что случилось?

Глаза у Байрама покраснели. Он тер их кулаком, как дитя, и вздыхал. И вдруг, когда взгляд его воспаленных глаз упал на продукты, просунутые через "глазок", он вспомнил, о записке. Надзиратель придет за ответом.

Байрам поднял круглую лепешку, разрезанную на четыре части. Сердце его забилось. Ему казалось, что участь Василия Орлова и его собственная судьба, может быть, зависят от записки, спрятанной в одном из кусков этой лепешки.

Но вдруг записка обманет ожидания? Что тогда? Боясь разочароваться, он в нерешительности остановился и снова скользнул взглядом по кускам лепешки.

- Аи-аи, Байрам! Не ожидал я этого от тебя. Что это тебе принесли?

Но Байрам не предлагал ему поесть и сам забыл про еду.

- Ну что уставился на лепешку? Волшебная она, что ли? Брось скучать, давай лучше закусим! Что это ты делаешь? - ужаснулся Орлов.

Байрам мелкими щипками крошил лепешку и ничего не отвечал. Только когда из третьего куска выпала на пол свернутая в трубочку записка, он быстро поднял ее и радостно воскликнул:

- На, прочти!

Он поднес развернутую записку к глазам Орлова.

- Ну? Кто пишет? Что пишут?

Сердце Байрама, казалось, готово было выскочить из груди. Орлов одним духом прочел написанную по-русски записку-несколько слов, мелко написанных на клочке бумаги: "Товарищи, не падайте духом. Мы ни на секунду не забываем о вас!"

- А подпись? Кто пишет? Какое имя поставлено? - выражал недоумение Байрам.

Но Василий Орлов ликовал, словно ему в эту минуту подарили весь мир. Для него уже не существовали ни толстые стены камеры, ни кандалы. Он забыл про пытки, которым подвергался накануне.

- Байрам! Эх, Байрам!

Василий хотел бы прижать к груди товарища, но руки его были крепко скручены. Тогда он слегка коснулся своим плечом плеча Байрама.

- Друзья не забыли нас!

- Кто прислал записку, Вася?

- Кто? Ясное дело - рабочие, наши друзья, наши братья! Какая разница, кто? Там нет подписи, подписываться опасно.

Орлов преобразился. Его некрасивое, обросшее русой щетиной лицо, с распухшими от побоев губами, с пересеченным шрамом лбом, с озорными синими глазами, окруженными кровоподтеками, все же казалось прекрасным. - Эх, Байрам, Байрам, а ты плакал!.. - весело говорил он.

Но как будто Байрама не очень обрадовала записка. Орлов удивленно и даже строго спросил: