Мехти Гусейн - Утро

- Хватит грести, дядя Ахмед. Доехали.

Лодка была уже в нескольких шагах от гладких, зализанных волнами прибрежных скал, ясно видневшихся при свете фонаря. Аслан прошел на нос лодки, поставил фонарь, взял в руки конец толстого каната и, неожиданно для старика, ловко прыгнул на берег. Он быстро обмотал конец каната вокруг торчавшего камня. Старик Ахмед подобрал весла, аккуратно сложил их на дно лодки, потом медленно поднялся на ноги и осмотрелся, словно оценивая: хорошее ли место облюбовал Аслан?

За размытыми морем скалами, тускло освещенными фонарем, виднелся берег, покрытый мелкими ракушками. Дальше начинался голый пустырь с редкими кустиками полыни.

- Хорошее ты выбрал место, - похвалил парня старик Ахмед после тщательного осмотра. - В такую пору вряд ли кто-нибудь ступит сюда ногой. Бери себе беглых арестантов и вези куда хочешь! Никогда полиция не догадается, как они скрылись. Но тут имеется одно "но", сынок...

- Какое, дядюшка? - тревожно спросил Аслан.

- Надо, чтобы наши ребята, уходя из тюрьмы, направили полицию по ложному следу.

- Направят, дядюшка! Григорий Савельевич, который повел дружину, сам уже два раза совершал побеги из тюрьмы. Он проведет полицию за нос и в третий раз. Посмотри-ка на часы, дядя Ахмед.

Ахмед вынул из нагрудного кармана черной сатиновой рубахи большие плоские дешевые часы.

- Ого, часы у тебя, как блюдце, - заметил Аслан., подняв фонарь повыше и направляя свет на циферблат.

- Десять минут первого, - сказал Ахмед.

- Ну, значит, началось, - шопотом произнес Аслан. - Самый разгар... Он даже зажмурился от волнения. И спросил: - А тебе, дядя Ахмед, приходилось слышать раньше о чем-либо похожем на подобный налет?

К его удивлению, Ахмед спокойно ответил:

- Отчего же, приходилось... И не раз.

- Когда же это? - недоверчиво спросил Аслан.

- Ты слыхал историю Гачах-Наби? Это был народный герой, под чьим водительством боролась наши крестьяне. Не раз он убегал из тюрьмы, садился на своего серого коня, и только его и видели. Если кто-нибудь из друзей попадал в тюрьму, он всегда выручал товарища.

Правда, я сам не участвовал в его делах, но многие

мои родственники воевали вместе с Наби.

Аслан с любопытством слушал старого рабочего. Он и родился и вырос в городе и ничего не знал о том, как боролись за народное дело люди в деревне.

- У нас в горах героев много. Многие отдавали свою жизнь за народ, добавил старик. - Но жаль, что дела их забывались, и слава о них не залетала далеко. Умные люди правильно говорят, что нам с крестьянами надо бить в одну точку. - Он посмотрел на море. - Вот как эти волны. Они долбят и долбят скалы, пока не разрушат их...

Море было покрыто мелкой рябью. Невысокие волны, как будто утомленные долгой дорогой, медленно, но одна за другой упрямо ударялись о серые скалы и с плеском откатывались назад, оставляя на камне темный мокрый след.

Стояла томительная тишина. Свеча в фонаре оплывала и меркла. Приложив к уху ладонь, Ахмед настороженно прислушивался,

Аслан спросил нетерпеливо, почти с отчаянием:

- Отчего оттуда не доносится ни звука! Может быть, неудача, а, дядя Ахмед?

- Как знать? Подождем, увидим, чем кончится. Дай бог, чтобы кончилось добром...

Они долго сидели на берегу, дожидаясь своих друзей. Около двух часов ночи погода изменилась. Волны уже не плескались, не шуршали, заливая песок. Словно встрепенулись спавшие где-то вдали ветры и, задыхаясь от быстрого бега, помчались к берегу. Море зашумело и забурлило, подкидывая, как щепку, маленькую лодку. Вал за валом свирепо ударялся о выступы скал. Ветер разогнал свинцовые тучи, показалась полная мертвенная луна. Мрак отступил, растаял, явственно обозначились резкие тени окрестностей. Белый песок, дорога, холмы, черные скалы на берегу и далекие черные вышки - все стало зримо.

Минуты томительно тянулись одна за другой. Аслан начал дремать. Сырой морской воздух охлаждал его разгоряченное тело. Согнувшись и обхватив руками колени, Аслан сидел на камне и изредка судорожно вздрагивал в полусне: "Как будто слышно что-то... Нет, тишина..."

Чтобы размяться и отогнать оцепенение, Аслан поднялся на ноги и стал прохаживаться по берегу, Ноги увязали в сыром песке.

Вдруг Ахмед, который, казалось, спал, отрывисто сказал:

- Стреляют! Слышишь, сынок?

Аслан затаил дыхание и прислушался. В самом деле, сквозь рокот бушующих волн он уловил еле слышный треск отдельных выстрелов.

- Так и есть, дядя Ахмед! Стреляют. Но кто именно? Наши или они?

- Как знать, - может быть, и те и другие!..

Старик был прав. Стреляли и с той и с другой стороны. Дружинники давно уже ворвались в ворота тюрьмы и подняли невообразимый переполох среди стражи. В самой тюрьме царило оживление. Узнав о налете, арестанты вскочили с нар и подняли невероятный галдеж. Из всех камер неслись бодрые и радостные крики. По правде сказать, Смирнов и не думал, что так обернется дело. Вся тюрьма была на ногах, все бурно приветствовали смельчаков-налетчиков.

За полчаса до начала налета Григорию Савельевичу сообщили, что этой ночью должны казнить Орлова и еще двух арестантов. Он несколько растерялся. Нечего было и сомневаться, что охрана тюрьмы будет усилена, а старший надзиратель и начальник тюрьмы не уедут на ночь в город, а останутся на месте. Смирнов решил подождать до тех пор, пока вызванный начальником тюрьмы наряд стражников не пройдет в ворота и не прекратится всякое сообщение с внешним миром. Начни он налет раньше этого, дружина очутилась бы в затруднительном положении, напрасные жертвы были бы неминуемы. Только без четверти два, когда в ворота тюрьмы въехал дополнительный полицейский наряд, Григорий Савельевич подал сигнал приступить к операции.

Ни конвоиры, ни стража, ни жандармы, прибывшие совершить казнь над Орловым и его товарищами, конечно, не ожидали налета. Тем не менее, Смирнов понимал, как возросла опасность задуманного ими дела. Все решалось в самые первые минуты операции. Едва удалось бесшумно снять наружную охрану и ворваться в ворота, как кто-то во все горло завопил. Поднялась суматоха. Защелкали курки, но стражники не стреляли, боясь попасть в своих. Воспользовавшись смятением, дружинники разоружили большинство стражникоз, торопливо связали им руки и, оттащив в сторону, заперли их в караульной.

Жандармы, вызванные присутствовать при казни, оправившись от испуга, отбежали к ограде и залегли на тюремном дворе. Обстановка усложнялась.

- На улицу никого не пропускать! - скомандовал Смирнов.

Выделив дружинников для охраны ворот, он повел остальных в здание тюрьмы: - Открыть камеры!

Продуманный до мельчайших деталей план налета нарушился уже с самого начала. Пришлось выпускать из камер всех арестантов. Где уж тут было искать только своих! Некогда было спрашивать арестантов: кто за что сидит? Надо было поскорее снимать кандалы.