Чингиз Гусейнов - Фатальный Фатали

Да, редкая коллекция у Никитича! Из тех, что задержаны, и из тех, которые цензурой зарезаны; большей частью присланы из столицы, он просил, писал начальнику Главного управления по делам печати, давнему университетскому товарищу эН эН: нельзя ли, мол, по протекции получить?! и записку передал с помощью Кайтмазова, когда тот ездил в столицу повышать цензорские свои знания: "Желая пополнить пробел в моей библиотеке, обращаюсь к вам, многоуважаемый эН эН, с покорнейшею просьбой выдать мне из склада вашего управления по одному экземпляру означенных в прилагаемом списке книг..."

Кое-какие из задержанных на таможне книг Никитич перелистывает, даже перескажет иногда - искренне, без капканных целей - в кругу высшего офицерства, однажды и Фатали слышал:

- До чего же наивно, ведь о нашей жизни они не знают, ну, год-другой старые обиды выплескивают в книжонках, а дальше что?! - И умолк, оглядывает собеседников: может, кто что скажет?

А они ждут: что же дальше?

- Этот, ээээ... ну как его? писака был у нас, запамятовал, черт!... Высшие офицеры затаились, молчат, Фатали тоже, пусть сам Никитич и называет, а он, ну ей-богу без злого умысла, забыл! А тут как молчат собеседники, так ему вдруг и тоскливо делается: ведь он к ним по-братски, с доверием, а они... Эх вы, трусы! и, вспомнив, уже не называет фамилии. - Ну и шайтан с вами, не хотите поддерживать беседу, не надо!

Уходит в тир, здесь он, под канцелярией в просторном подвале, постреляет из фузей в чучела горцев, похожих на Шамиля, и отведет душу. Любит Никитич и штыковой бой - неподалеку на пустыре, за казармами тоже чучела горцев выставлены, - "коли!...". Для солдат свой, а для офицеров тоже свой, так сказать, майдан.

А потом пригласит Фатали, задание ему, для рассылки среди горцев новые грозные правительственные прокламации перевести, весьма-весьма срочно!

- Но поездка очень важна! Мой проект!... Если его примут, это же (проглотил "революцию") переворот в мире Востока! И он на пользу нам! внушает Фатали.

- Проект? Переворот? Или Восток? - ухмыляется Никитич, уточняя не вслух.

А Фатали, увы, еще не научился читать мысли.

- Исчезнет вражда к иноверцам, вернее, иноверцев... - запутался Фатали: есть и то и другое!...

- не думайте, Фатали, что я забыл, как вы провалили дело с турецким консулом!

- а вы расскажите, как свою коллекцию книг пополняете! как вам полицмейстер или доверенный его пристав, составив акт о сожжении вредных книг, по экземпляру крамолы дарят!

- дарят?! - Никитич вспомнил про свою тетрадочку, куда заносит каждую приобретенную книгу и - за сколько рублей серебром, а кое-кто - знает Никитич, но молчит, как заядлый коллекционер, ибо испортишь отношения, сбывает за хорошие деньги и при помощи букинистов или своих постоянных покупателей, - сколько их, коллекционеров?

- аи да стражи предержащей власти!.. - не унимается Фатали, - а можно заглянуть в списочек, что вы передали Кайтмазову, когда он в Санкт-Петербург поехал? кстати, есть у вас там "сплетни", переписка жителя луны с жителем земли.

- не морочьте мне голову, - не верит Никитич, что есть такая книга, мы поручали вам установить с ним контакт!

- с жителями луны?!

- повлиять!

Фатали еще в пору юношеских - не по годам - иллюзий понял это задание как вполне естественное стремление царского правительства установить через него более тесные дружеские отношения с Портой.

- Может, и с шахским консулом тоже? - спросил он тогда у Никитича.

- Нет-нет! - поспешил тот. - Только с османским!

Ах, вот почему! Ну да, шах за Араксом уже не опасен, а сосед по ту сторону моря еще силен!..

- а я разве не установил? не пытался внушить? но вы захотели немыслимого! вы задумали обратить его в нашего шпиона!

- это конечная цель!

- но надо быть круглым идиотом, чтобы думать, что достаточно подачек и двух-трех слов, чтоб все стали вашими шпионами!

- вы расстроили наши планы, и этого я вам не прощу!

- я рассказывал ему, что под эгидой сильной новой власти исчезла межплеменная рознь, развилась торговля, край обрел стабильность, и светские науки стали вытеснять суеверия, приближая страну к европейскому укладу жизни, открылись - пусть это пока не совсем так - школы, вот я стал драматургом... и русский язык открыл нам доступ в большой мир великой культуры, но выполнять постыдную роль! нет, никогда!

- развалили, развалили!...

- вы неисправимы, Никитич! и пока есть такие, как вы!...

- и вы еще смеете просить, чтоб вас выпустили?!

- я смею и поеду!

- не просите, Фатали, моего согласия вы не получите!

- утешьтесь: даже Пушкину (??) не разрешили!! не побывал ни разу за границей? и ничего, представьте!

В одной из папок Никитича, розовые тесемки! спрятана на антресолях, есть копия, снята с прошения пиита покойному Бенкендорфу, попалась когда-то в глаза, и Никитич тут же и переписал: "совершить путешествие во Францию или Италию. В случае же, если оно не будет мне разрешено, я бы просил соизволения посетить Китай..." - и, помнит, какие-то знаки украсили копию, множество восклицаний.

- но время какое было, Никитич!

!!

- и много воды с тех пор утекло!

- вы думаете?!

- Это что же, недоверие?!

- Ну что вы, Фатали, как можно-с! В ваших же интересах, вы этих турок не знаете!

Ему не верят!

"Твое будущее - мое настоящее, Фатали!" И много бумаг он порвал и сжег в печи, прежде чем решился написать главному над Никитичем.

Так уж получилось, глубокочтимый... - и выводит рука имя-отчество именно так, как некогда выводила рука имя его отца в поэме "На смерть...", аи да Фатали! даже чин генерал-фельдцехмейстера не указал!...что в трудную минуту я обращаюсь к вам... - это впервые, но пусть думает, что уже не раз помогал. -...в большой и славной нашей наместнической канцелярии свыше двадцати лет, еще со времен... - Да, зачин очень важный и необходимый, к тому, о чем хотелось бы с вами поговорить, и мысленно, в душе, в последние дни я проговаривал, но решил, что лучше написать, тем более что тихие минуты вам почти не выпадают... - а в голове вертелось иное начало: как говорится в нашей тюркской поговорке: лучше просить одного Аллаха, чем кланяться двенадцати имамам! Но какой он Аллах? или даже имам?! еще, чего доброго, обидится, - ведь Шамиль!... Его, правда, недавно в Калугу, после пышных встреч, но все же имам! - да, это моя биография.

Надо ли вспоминать всех? и барона Розена (поэма!), и Головина (свод племен!), и Нейдгарда (?), и Воронцова (!!), и Муравьева, - пробыл с год, и с ним Фатали находился на турецком фронте, участвовал в штурме Карса; и непременно о псевдониме Карсский;

и Барятинского? А его, может, и вовсе не упоминать? не очень благоволит к нему новый наместник - родной брат императора, хотя император... но кто знает, как к нему относится теперь император? А штурм Гуниба, молодцы апшеронцы, постарались на славу! и депеша императору Александру - поздравить с Августейшим тезоименитством, день в день! отправленная с поручиком князем Витгенштейном на симферопольскую телеграфную станцию: Гуниб взят. Шамиль в плену и отправлен в Петербург. И вспомнил Фатали плененного Шамиля, - как изменился! Но не успел вглядеться в него, как грянуло "ура!". Шамиль вздрогнул, а генерал, идущий рядом: "Это в вашу честь!" А Шамиль вдруг, и такая усталость во взгляде: "Надоело воевать. Даже мед опротивеет, если его часто есть". Фатали не расслышал, но эти знаменитые слова Шамиля потом передавались из уст в уста. Нет, надо непременно назвать и Барятинского!