Валерий Гвоздей - Меж двух миров, Некоторые аспекты чеховского реализма

Чеховские ситуативные сравнения приобретают в связи с этим особое значение. А них сопоставляются две ситуации: исходная, описываемая в сюжете, и - гипотетическая, подчеркнуто вымышленная, которая порождается ассоциациями, вызванными исходной ситуацией.

Благодаря ситуативным оборотам и создается некий текст в тексте, в известном смысле - моделирующий отношения собственно текста и отраженной в произведении действительности.

Ситуативные сравнения выступают как самоочевидный прием, с помощью которого явление первичного художественного мира эстетически "обрабатывается" и уже в обработанном виде помещается в некую гипотетическую ситуацию, в некий текст, созданный воображением героя, рассказчика или повествователя. С.123

Сравнение обычного вида также создают отсылки к какой-то иной, не охватываемой данным сюжетом реальности, но, как правило, однородной с исходной, являющейся как бы ее засюжетной частью.

С ситуативными сравнениями дело обстоит иначе.

Они не претендуют на точное отражение действительности. Своей обнаженнойапридуманностьюЮгипотетическиерсравненияапридаютЪпоконтрасту бльшуюдостоверностьвпервичному художественномумирудНо этимихохудожественные функции не исчерпываются.

Ситуативные обороты в произведениях Чехова становятся тропеической доминантой второго уровня, формирующейся на базе первой, в ее рамках. Воздействуя и на сознание, и на подсознание читателя, они создают в своей совокупности некую вторую изображенную действительность, некий параллельный мир, в котором возможно и самое обыденное, и самое невероятное.

Там может вскрываться суть явлений исходной художественной действительности, а может и подменяться несусветной нелепицей, что также не проходит бесследно для первичной, созданной в произведении, действительности.

Параллельный художественный мир, в котором возможно все, словно угадывает скрытые потенции исходного мира, сдерживаемые требованиями реалистической достоверности, и создает возможности для их развертывания.

Это мир воплощенных, реализованных потенций.

Он, конечно же, нереалистичен. Быть может, поэтому русские писатели-реалисты, как было показано, стремились освободиться от форм, неизбежно порождающих его, в пользу конструкций, обеспечивающих более достоверное и строгое изображение действительности.

В творчестве Чехова также ощутимы моменты, когда он явно пытался ограничить экспансию параллельного гипотетического мира. Эти чеховские импульсы были продиктованы пониманием того, что гипотетический, предположительный мир с его зачастую сомнительной, а то и просто недостоверной, ложной информацией о действительности оказывает обратное воздействие на исходный. Граница оказывается проницаемой в обоих направлениях.

Мысль о проницаемости границ, ставшая составной частью замысла "Мертвых душ", смутила Гоголя, заставив его задуматься о двусторонней проницаемости границы между художественным миром и миром реальным.

Для Чехова такой психологической (или даже - психиатрической) проблемы не существовало.

Но и в его произведениях обнаруживаются последствия взаимопроникновения первичного художественного мира, претендующего на достоверное отражение действительности, и мира гипотетического, параллельного, в котором возможно все.

Домовой, напевающий в печи свою песенку ("Невеста"), дама с камнем во рту ("Анна на шее"), утята, выхватывающие из клюва друг у друга какую-то кишку ("Неприятность"), туманные привидения ("Огни", "Страх"), Егорушкин "пряник-замазка" ("Степь") - это все явления, отмеченные краткосрочным пребыванием в параллельном, гипотетическом мире, вернувшиеся в исходный художественный мир и - вполне органично усвоенные им. С.124

Эта органичность в существенной мере обусловлена чеховским опытом создания юмористических художественных миров, в которых также возможны любые допущения.

И все же в серьезном реалистическом тексте, претендующем на достоверное отражение действительности, такие вкрапления не совсем обычны.

Их трудно представить себе в текстах Гончарова, Тургенева, Л.Толстого и даже - Достоевского, с его "фантастическим" реализмом.

Ничего подобного мы не найдем и у ближайших чеховских современников.

Не здесь ли таятся первые ростки магического реализма и некоторых других обретений искусства ХХ века?

Время зрелости писателя - время стремления к равновесным художественным решениям.

Нереалистический параллельный мир в чеховском творчестве - это естественный противовес реалистическому, как юмористика - естественный противовес серьезным реалистическим произведениям писателя. Нереалистический параллельный мир - это также одно из средств, создающих столь необходимое художественному произведению динамическое напряжение, не позволяющих текстам Чехова, с его установкой на максимальное приближение к правде жизни, превратиться в механические копии с действительности. Это как бы маленькая несообразность, подчеркивающая гармонию и достоверность целого, обостряющая его восприятие. И думается, здесь было бы не лишним вспомнить известные слова Ю.М.Лотмана: "Поскольку значимо только то, что имеет антитезу, то любой композиционный прием становится смыслоразличительным, если включен в противопоставление контрастной системе".

С вниманием Чехова к проблемам сознания, к особенностям человеческого восприятия действительности и искусства он не мог не понимать, что граница между двумя мирами в его произведениях весьма условна, что целостный художественный мир включает в себя оба - первичный и - параллельный ему гипотетический. Не мог не понимать, и в то же время не отказывался от своих излюбленных форм, не раз обращался к ним в самые ответственные моменты творческой работы.

Отношение Чехова к этой проблеме не было раз и навсегда заданным. Оно менялось, подвергалось сомнениям, пересмотру.

Тем не менее полного отказа от них не произошло.

Вероятно, Чехов осознал их как важную составную часть своей творческой индивидуальности, как важный элемент создаваемых им художественных произведений. Характерно, что последние годы писателя ознаменованы ростом интереса к ситуативным оборотам, к порождаемым ими микроструктурам.

В значительной мере благодаря им в чеховских произведениях 90-х - 900-х годов усиливается притчевое начало.

Микроструктуры как бы становятся точками взаимоперехода, через которые параллельный, гипотетический мир насыщается бытовой весомостью, зримостью, достоверностью, а исходный реалистический мир приобретает некоторую С.125

таинственность, глубину, "магическую" многозначность и многозначительность.