Булат Окуджава - Похождения Шипова, или Старинный водевиль

Было очень по-домашнему, просто, сердечно и мило, поэтому никто не чинился, и каждый сам хватал еду и сам наливал, что хотел, и пил, а легкая застольная беседа скрашивала досуг. Все перезнакомились, даже завязали отношения, а один из двух молодых людей очень активно переговаривался с единственной в этой компании прелестной барышней, и там, видимо, что-то такое уже намечалось.

Мальчик в красном казакине сбился с ног, унося объедки и расставляя новые блюда, откупоривая новые бутылки.

Шипов. Когда я жил в доме князя Долгорукова…

Михаловский. Да что вы врете-то? Не врали бы…

Шипов. Ну и ну…

Дама (Михаловскому). Успокойтесь. Не грубите. Что это с вами?

Михаловский. А чего он врет? Кто он такой, что врет? Почему я должен выслушивать?

Шипов. Ну и ну…

Дама. Это сам именинник.

Михаловский. Пардон… Так рассказывайте, что там такое было, у князя?

Шипов. Ну и ну…

Поп. А что, любезный Михайло Иваныч, нравится вам быть на людях? Вон скольких вы назвали. Нравится?

Шипов. Нравится, батюшка. У меня нынче сильное мандраже, се муа… Что-то я последние дни хвораю. А с людьми веселей.

Поп. Говорят, у вас имение недалеко?

Шипов. Да, Ясная Поляна. Слыхали? Хорошее сельцо.

Поп. Чего же вы сами там не живете? А там ведь граф Толстой обитает… Не родственник ли?

Шипов. Вестимо. Двоюродный брат. Я по материнской линии из Толстых… Эй! Пей-гуляй! Зимин денег не жалеет!

Дама (соседу). Фу, как он кричит в самое ухо! Как извозчик!

Сосед. Положить вам клубнички?

Дама. Мерси. Я еще холодную телятину хочу попробовать….

Шипов. Пей-гуляй! Мы вас не трогаем, и вы нас не трожьте!

Сосед. Ура!

Барышня (молодому человеку). Не скрою, вы мне тоже симпатичны.

Молодой человек. Я счастлив!

Барышня. В самом деле? Отчего же вы так робки все эти дни? Пригласили бы меня на прогулку или еще кто-нибудь…

Молодой человек. Что что-нибудь?

Барышня. Перестаньте…

Молодой человек. Нет уж, вы договаривайте: что что-нибудь? Что-нибудь это что, это материальное или духовное?

Барышня. Ну, пошла философия…

Поп (Шипову). Да вы сами-то чего не пьете? Ну-ка.

Шипов. Мерси. Пущай другие тоже пьют.

Поп (смеется). Пущай, пущай… А что это вы такой бледный?

Шипов. Устал я… Хлопот много. Имение ведь… Хе-хе!

Поп. Ха-ха!.. А что у князя, как вы там жили? Это ведь интересно, любезный. Ну-ка, расскажите, расскажите…

Михаловский. Теперь я перехожу на шампанское, господа.

Сосед (даме). Да мое имение ведь граничит с Ясной, в самом деле…

Дама. Ну и что он?

Сосед. С графом мы не кланяемся… Вздорный человек.

Молодой человек. Он ваш сосед? Говорят, книжки сочиняет?

Сосед Сочиняет, вот именно. (Даме.) А вам нравятся его сочинения?

Дама. Мне нравится Тургенев, у него есть основное направление, а у графа Толстого нет основного направления… Вы читали у него про войну? Меня, например, тошнит…

Сосед. Что вы разумеете под направлением? Он перессорил меня с моими крестьянами, вот что я вам скажу…

Дама. Нет, в самом деле, вам нравится у него про войну?

Молодой человек (барышне). У нас, например, его терпеть не могут….А вы?

Барышня. Я об этом не думала… (Шепотом.) Ах, да перестаньте же…

Михаловский. Ничего, ничего, он свое получит…

«Нехорошо, — подумал Шипов, — чего это они Левушку-то обижают?»

Молодой человек (барышне). А если что случится?

Барышня. Да что же может случиться?

Молодой человек. Ну, мы с вами, к примеру, останемся наедине…

Барышня. И что же? И что же?

Молодой человек. Господи, а вы не знаете, что бывает, когда двое страстных молодых людей остаются предоставленные самим себе? Не знаете?

Барышня. Догадываюсь.

Молодой человек. Ага! Догадываетесь… И не боитесь?

Барышня. Чего же?

Молодой человек. Ну, знаете… А разговоры о бесчестье? А слезы родителей? А проклятья?

Барышня (долго смеется). Сударь, сударь, я была замужем… Ха-ха! А вы считали, что я… ха-ха-ха…

Молодой человек. Ах, вот как… А я считал…

Поп (Шипову). Покайтесь, батюшка, покайтесь. Растворитесь…

Шипов. Ну, будя, отец Николай, будя… Эй! Чего приуныли?

Дама. Фу, как он кричит!

— Господа! — вдруг крикнул Михаловский, и с губ его полетели крошки. Граф, положим, человек ничего себе… Но у него есть воззрения, свои собственные мнения. Конечно, и у меня есть свои взгляды, но эти взгляды вот какие: исполняй свой долг. А он еще до реформы давал своим крестьянам вольности, не задумываясь, в какое положение он ставит всех нас… Нас с вами, господа… Верно ведь? — обратился он к Шипову.

— Те-те-те-те, — сказал Шипов. — Бонжур.

— Теперь, — продолжал Михаловский, — он устроил у себя школу на свои деньги. Помилуйте: школу для крестьянских детей! И сам — в качестве учителя! Граф — учитель? И после этого он требует к себе уважения, которое ему подобает как графу, помещику и бывшему офицеру! Ну, я стараюсь с ним в обществе не встречаться — я весь в негодовании. Да и о чем с ним беседовать? Он доказывает, что отмена крепостного права — закон природы!.. Погоди, как бы тебя самого не двинули! Ха-ха-ха-ха! Как бы не двинули по-нашему!..

— Будя! — сказал Михаил Иванович. — Это же сетребьен получается. Чего вы его честите?.. Ты вот, ты… Ну?

— Пардон, — сказал Михаловский. утирая губы салфеткой, — пардон.

Все затихли.

— Пей-гуляй, — сказал Шипов, грустя и сникая, — пей-гуляй…

Постепенно стало темно от спустившегося вечера, и кто-то крикнул зажечь свечи. Начали все это проделывать сами, спотыкаясь, и падая, и все опрокидывая, пока все тот же вездесущий мальчик не дотянулся до каждого канделябра, до каждого подсвечника. И словно из былого, словно со дна безумной чьей-то памяти, всплыли и проявились забытые медные лица. Колеблющиеся, неверные, ускользающие, они то пропадали, то возникали вновь.

Голоса стали тише, приглушеннее, шутки откровеннее, неприязнь звонче. Но едва желтое пламя свечей заявило свои права, как перед Михаилом Ивановичем оказался большой синий конверт. Шипов вскрикнул едва слышно. Но все были увлечены беседой и потому никому до него не было никакого дела… Он привычно вскрыл конверт, чувствуя, что трезвеет и вновь начинает мелко подрагивать. В конверте, как всегда, была четвертушка бумаги, но на сей раз она была пуста.

— Ууууу, — тихонечко завыл секретный агент, — беда какая!

— Хорошо, когда люди кругом, — сказал Севастьянов, почему-то оказавшийся рядом с Михаилом Ивановичем. — А как одному-то остаться? Не дай господь-с…

Поп (шепотом). Видно, письма ужасные у вас…

Шипов. Пужают.

Поп. Вон вы дрожите весь.

Севастьянов. Задрожишь тут… У меня и то голова гудит-с…

Поп. Одного не понимаю — вы с вашими-то деньгами могли бы в Америку, например, съездить, а вы тут, в Туле, сидите.