Елена Ханга - Про все

Главный редактор "Московских новостей" привил мне вкус к репортерским расследованиям. Благодаря Кэй я поняла, на что способна женщина, сочетающая в себе женственность и профессионализм. Меня заразил вирус американского феминизма. И по возвращении в Москву он доставил мне немало проблем, так как у нас тогда слово "феминистка" все еще считалось ругательным.

Со многими американцами я встретилась лишь потому, что работала в "Монитор". Во время праймериз 1988 года все кандидаты выступали перед редколлегией газеты. Меня приглашали на эти встречи. Генерал Александр Хейг, кандидат от республиканцев, произнес антисоветскую речь, выдержанную в риторике "холодной войны". Главный посыл состоял в следующем: Америка не должна доверять Горбачеву (Берлинская стена еще не рухнула), а контроль над стратегическими вооружениями даст односторонние преимущества Советскому Союзу.

- Между прочим, сэр, здесь находится советская журналистка, работающая в нашей газете по программе обмена, - сказал кто-то из присутствующих.

Услышав эти слова, генерал сразу сбавил напор.

- Разумеется, мы должны работать вместе, - сказал он мне при знакомстве. Будущее находится в руках наших стран.

Нас тут же сфотографировали. Впервые в жизни я увидела, как ведет себя политик, участвующий в предвыборной борьбе (до первых свободных выборов в Советском Союзе оставалось еще несколько лет).

Политик не имеет права вызывать неприятие у любого члена его аудитории, даже если речь идет о гражданине другой страны. Если бы я не слышала первого выступления Гейга, то подумала бы, что он - лучший друг Советского Союза.

Были у меня впечатления и другого рода. Заключенный написал мне письмо, прочитав статью обо мне. Я ответила и решила посетить его в тюрьме. Меня удивил тот факт, что заключенные американских тюрем могли переписываться с кем угодно. В то время программа "20/20" готовила передачу о моей семье и продюсер предложил заснять эту встречу и включить в передачу.

В назначенный день к нам вышел ухоженный, прекрасно одетый мужчина. Он обнял меня и сказал:

- Елена Ханга, в моем лице вас приветствуют все заключенные. Добро пожаловать в нашу тюрьму. Надеюсь, вы задержитесь у нас подольше.

Телевизионщикам из "Эй-би-си" такой ход событий не понравился. Они полагали, что объятье - это перебор.

Услышав это, заключенный с достоинством ответил оператору:

- Вы в моем доме. Пожалуйста, соблюдайте приличия.

За "хозяином дома" числилось немало серьезных преступлений. Мать родила его в тринадцать лет, отца убили в уличной разборке. Он стал преступником и оставался им, пока не понял, что может кончить так же, как отец, если радикально не изменит свою жизнь. Он решил воспользоваться тюремной учебной программой, позволяющей получить диплом колледжа. Даже выучил француз-ский.

Во время работы в "Монитор" я постоянно (слишком остро, как полагали американцы) ощущала себя представителем моей газеты и моей страны. Гласность делала только первые шаги, и "Московские новости" находились под неусыпным контролем тех сил, которые хотели бы повернуть время вспять. Вот я и боялась, что мое неосторожное слово о советской политике могло дать повод для критики моей газеты и привести к свертыванию программы обменов. Как только американские журналисты узнавали, что среди них присутствует их черная русская коллега, я незамедлительно становилась центром внимания. Всем хотелось взять у меня интервью, но я всегда ставила одно условие: никаких вопросов о моем мнении по внутриполитическим проблемам, таким, как борьба между реформаторами и консерваторами.

Особенно я "засветилась" в декабре 1987 года, когда приехала в Вашингтон во время первого визита Михаила Горбачева в Соединенные Штаты. Все ждали сообщения о подписании Соглашения по контролю над стратегическими вооружениями. В пресс-центре в отеле "Марриотт" на Пенсильвания-авеню один из американских журналистов, утомленный долгим ожиданием, задал риторический вопрос:

- Ну почему русские не могут уступить?

На что у меня вырвалось:

- А почему вы считаете, что мы, русские, должны уступать?

У американца округлились глаза.

- Что значит "мы"? Вы же американка, не так ли?

- К сожалению, должна вас разочаровать, - ответила я. - Я - абсолютно русская. И представляю "Московские новости".

И услышала уже знакомые слова:

- Я понятия не имел, что в России есть черные.

В его глазах это была куда большая сенсация, чем затянувшиеся переговоры о контроле над стратегическими вооружениями. А тут японский фотограф ухватился за эту "сенсацию" и щелкнул фотоаппаратом. Этот разговор положил начало череде интервью. Некоторые вопросы были интересными, другие - удивительно наивными. Но в одном сомнений у меня не было: как черная русская в Америке я вызывала куда больший интерес, чем в России.

Одно из этих интервью опубликовал журнал "Джет". Так я познакомилась с Ли Янгом из Лос-Анджелеса, которого я теперь считаю своим отцом. Ли сыграл очень важную роль в моей жизни. У него была своя, очень личная причина, побуждавшая его налаживать контакты между русскими и американцами, но ничего этого я, естественно, не знала, когда в "Монитор" позвонил совершенно незнакомый мне человек.

- Я прочитал о вас в "Джет", - объяснил он, - и очень удивился, узнав, что в Советском Союзе есть черные. Я хотел бы встретиться с вами и хотел бы, чтобы вы познакомились с местными черными бизнесменами. Вы не могли бы приехать в Лос-Анджелес на уик-энд?

С чего это у совершенно незнакомого человека возникло желание встретиться со мной? Вообще-то я человек осторожный, и потому мне было странно, что согласилась выслушать Ли.

Я по-прежнему мыслила советскими понятиями. В моей визе местом пребывания указывался Бостон, и я опасалась, что американская полиция арестует меня и отправит в тюрьму, если я появлюсь в Лос-Анджелесе. Ли терпеливо объяснил мне, что американцам не требуется разрешения для поездки из одного города в другой (тут следует отметить, что в то время советским журналистам, постоянно работавшим в США, требовалось разрешение, чтобы выехать за установленные им территориальные пределы, но меня, поскольку я приехала по программе обмена, эти ограничения не касались).

А билет? В России, чтобы куда-то улететь, билет покупался заранее, как минимум за две недели. Ли заверил меня, что с билетами проблем не будет. Он оплатит его по своей кредитной карточке и пришлет мне.

Наконец, я заявила, что не могу приехать, потому что совершенно его не знаю. Он объяснил, что он - черный бизнесмен, который посвятил свою жизнь налаживанию контактов между простыми русскими и американцами. И именно потому он хочет повидаться с черной русской.