Владимир Хлумов - Старая песня

Леонид. Ты что себе позволяешь? Девчонка!

Женя. А вы мне не тыкайте. Не хотите сказать, ну что же, я узнаю и верну, при первой возможности.

Леонид от возмущения не знает, что ответить.

Женя. Отказываетесь. Спасибочки за гуманитарную помощь. Не провожайте, сама дойду (уходит, громко хлопнув дверью).

Леонид. Оторва!

Стоит еще некоторое время, потом подходит к магнитофону, снова слышится старая еврейская песня.

Картина вторая

Та же гостиная. Пришли гости, муж и жена Кожевниковы, Михаил Адреевич Каракозов, все ждут, когда появится мать, чтобы выпить. Во главе Михаил Андреевич, как раз напротив Леонида.

Леонид (громко зовет). Мама, все готово, иди скорее, гости изнывают от жажды.

Юлия (с укором). Леонид.

Тот пожимает плечами, мол, а я что? Ставит обратно рюмку. Татьяна и Владимир Кожевниковы сидят скованно перед пустыми тарелками.

Юлия. Накладывайте пока (поднимает огромную салатницу и предлагает сначала Каракозову). Дядя Миша, ваше любимое оливье, мама готовила.

Каракозов. Спасибо, Юленька, с превеликим (накладывает несколько ложек). Гостям, гостям предложи, я-то человек свой (тянется за водкой и наливает рюмочку).

Владимир (он неотрывно смотрит на Юлию). Мы тоже - не чужие.

Юлия (не замечая Владимира, предлагает еще один салат Татьяне). Попробуй, Таня, салат вегетарианский, совсем без мяса, специально для тебя.

Таня (кротко). Спасибо.

Наконец, появляется Надежда Львовна, снимая на ходу передник. Усаживается рядом с Михаилом Андреевичем.

Каракозов (приподнимается). Позвольте по старинному обычаю, по старшинству, так сказать (упирается в картину на стене). Русь! Велика и разнообразна, но что есть главного в ней?

Леонид (не скрывая возмущения, отодвигается, качает головой, бросая в зал). Начинается.

Каракозов (не замечая). Вот смотрю я на это великое, да, для нас, русских, - великое, гениальное полотнище, и замечаю в нем главную нашу идею. А главное что в ней, в Руси, есть? (Пауза.) Не степь, не удаль наша разудалая, и даже - не душа, умом непознаваемая, а главное в Руси дорога, долгая, без края, до горизонта, дорога. Всяк, ступивший на нее однажды, сойти не может, даже если и занесет судьба в заграницы. Давайте ж выпьем за нее , за матушку нашу, за Россию.

Михаил Андреевич чокается со всеми. Надежда Львовна в недоумении. Остальные - без особого энтузиазма, а Леонид, когда Каракозов обошел уже весь стол и подошел к нему, демонстративно отодвигает рюмку.

Каракозов. Что же, Леонид, за Россию не желаешь?

Леонид. За империю пить не буду, а за дорогу - выпью.

Каракозов (не сильно конфузясь). Ну, пей за свою дорогу (отходит, не чокнувшись. Выпивает до дна, громко ухает, нюхает корочку хлеба и молча возвращается на место).

Воцаряется неловкая пауза.

Мать (виновато). Закусывайте, закусывайте.

Гости ковыряются в тарелках.

Таня (прерывая затянувшуюся паузу). Мне сегодня сон приснился про школу, будто все, как прежде, сидим мы с Юлей за одной партой и пишем сочинение по геометрии...

Леонид. Вот тебе и здрасьте - сочинение по геометрии: площадь трапеции равна полусумме оснований, на высоту.

Таня. Да, по геометрии, только у меня сочинение на сумму углов треугольника. И будто я уже описываю, что за мораль у этой теоремы, и отчего все складывается именно так, а не иначе, и в чем скрытый смысл.

Владимир (стесняясь жены, подыгрывая Леониду). Может быть, все-таки про трапецию?

Таня. Нет, Володечка, про треугольник, да это неважно, а странно совсем другое. (Она уже обращается к Юле). Там, во сне, ты, Юленька, все пытаешься ко мне в тетрадь заглянуть, будто списать у меня хочешь. А я прикрываюсь, не позволяю. Как же так, думаю, вот всегда на геометрии я у тебя списывала, и ты никогда не отказывала, а мне будто жалко. Лучшей подруге... и жалко.

Юлия. Смешной сон. Неужели, так и не дала сдуть?

Таня. Стыдно, не разрешила.

Каракозов. Молодец.

Таня. Нет, теперь стыдно. Еще думала, сказать или нет, а потом решила - обязательно признаюсь.

Юлия. Вот глупости. Танька, а помнишь, мы нашему физику глазки строили?

Таня. Бозону? Помню.

Юлия. Ну-да, Бозон Бизонович, эх школа, школа, прекрасная пора... давайте выпьем за прекрасное время.

Леонид. Ну, пошло-поехало, козы-подружки... выпьем, выпьем за прекрасное.

Юлия чокается с Таней за дружбу школьную. Все выпивают.

Таня(запевает). Прекрасное - далеко, не будь ко мне жестоко...

Юлия, нехотя, подпевает. Поют первый куплет и, не зная слов, останавливаются.

Каракозов. Браво, браво, а дальше-то...

Леонид. А я школу не люблю. Вот, ей-богу, ни одной школьной минуты и не помню хорошей. Одна история чего стоит, сон разума и сумрак законов, Белка, Стрелка, Днепрогэс... О господи, неужто все это позади?!

Каракозов. История, она завсегда, - позади.

Леонид. Только не в этой стране.

Каракозов. А чем же тебе наша история не по душе?

Юлия. Стоп, стоп, стоп... дядя Миша, он же нарочно заедается.

Мать. Право, Михаил Андреич, не кипятись.

Каракозов. Нет, погоди. Хорошо, положим, он России не любит, плевать, что она его воспитала, образование дала, профессию, впрочем, профессия у него - так себе, сам выбирал, но дань отдать, уважение, покрайней мере...

Леонид. Я - дантист!

Каракозов. Не дантист ты, а Дантес! Был бы, как мы с Абрам Иосичем, разведчиком земных недр... или, наоборот, космических.

Леонид. А какая может быть у меня профессия, при моей-то фамилии, куда я мог поступить в вашей стране?

Каракозов. Ты меня фамилией не попрекай, мне Абрам Иосич, царство ему Ерусалимское, лучшим другом был, из одной тарелки щи хлебали, в тайге , в Сибири, в одной палатке согревали друг друга. Что ты мне фамилией тыкаешь? Уж он бы гуманитарную помощь еврейскую побрезговал, из синагоги.

Леонид раздраженно встает, готовясь выйти из-за стола.

Юлия. Какую еще гуманитарную из синагоги?

Каракозов. Погоди, Юленька, голубушка. Что он скажет? (Пауза.) Молчишь? Признайся - брал подачки.

Леонид (к матери). Господи, вот ведь недержание. (Уже к Каракозову.) Брал, брал, да и вы как-то сырком, без особого отвращения, закусываете.

Каракозов. Я - по незнанию (осматривает кусок сыра на своей вилке и тут же, со вкусом, проглатывает его), а ты - умышленно. Нет, послушайте, (оглядывается вокруг, упирается во Владимира, наклоняется к Надежде Львовне) Этот мрачный, что за гость? Ты бы хоть представила.

Мать. Владимир Дмитриевич Кожевников, муж Тани, ученый. А Таня...

Каракозов. Таню знаю. Вот вы, ученый человек, определите нам, что за, понимаешь, гуманитарная помощь, по еврейскому признаку?

Владимир. Ни еврейскую - евреям, ни германскую - немцам, никакую другую, по национальному признаку,- не приемлю.

Каракозов. Правильные мозги - наш человек, только мрачный очень. Ну да я не вмешиваюсь, я про этот сыр с мацой толкую. Вот и Абрам Иосич не взял бы.