Николай Храпов - Счастье потерянной жизни

- Да, Петь, мы-то люди простые, значит, привычные к трудностям, а городским-то потяжельше будет, они понежнее нас с тобой. Да и судьба каждому своя дана, Господь избирает, кого к чему. Вот хоть на своего посмотри: плаксивый был, да зеленый, уж не знаю, какая только болезнь к нему не цеплялась, да ведь вырос и не простой он, Павлушка-то: все его любят, и в школе, и в церкви. Да и сам тычется всюду, как бы какую копейку достать, да все домой несет, матери.

Петр Никитович жадно слушал рассказ о сыне.

- Вот с осени в Подольск куда-то послали, дак нет месяца, чтоб не приехал, да целковых двадцать не привез. И все про отца расспрашивает, молиться, правда, перестал, активистом заделался, чую: покуривать стал, да Бога в душе помнит. Пишет, что его через класс переводят...

Невольно слезы выступили на глазах Владыкина, не стесняясь он вытирал их тыльной стороной ладони, а как вспомнил сынишку, бегущего за эшелоном, слезы полились ручьем. Луша и сама всплакнула,

Наутро пришли к моргу. Там уж скопилось незнамо сколько родственников погибших, стояли скорбные, ждали сторожа.

Пришел худой и высокий старик, не глядя по сторонам, подошел к двери, загремел ключами. Луша оказалась подле него, и он пропустил ее вперед. Тут же с криком ужаса Луша подалась назад. Тучи крыс со свистом кинулись врассыпную. На полу, в разных позах, валялись трупы. Половина из них были раздеты, на остальных висели подобия лохмотьев. Все они были уже обгрызены крысами.

- Вот гляди, Луша, на это зрелище и думай, что кабы не милость Божия, да не его защита тебя в дороге, лежать бы и мне между ними. Так что, считай, что и меня уже нет, жизнь потеряна, и только чудом Божиим мы сегодня вместе и это счастье - счастье уже потерянной жизни.

Луша не рискнула ступить вовнутрь, Петр отправился на поиски сам. Довольно скоро он вернулся.

- Он там. Нужны носилки.

Сторож помог вынести Белавина наружу, Петр похлопотал о подводе, брата отвезли на квартиру, где несколько верующих сестер принялись обряжать его к последнему пути. Петр оповестил остальных христиан.

Среди провожающих появился Хоменко, были и неверующие. Петр произнес краткую проповедь, молча двинулись на кладбище. Здесь спели несколько христианских гимнов и тело брата Белавина предали земле. Кто-то прислонил к холмику фанерную табличку с текстом из Экклезиаста 12-я глава, 7-й стих: "И возвратится прах в землю, чем он и был, а дух возвратится к Богу, Который дал его."

Через несколько дней появились родственники усопшего. Был среди них и старший сын его. Петр проводил их к могиле брата. Поплакали, поскорбели, поблагодарили Петра Никитовича за хлопоты. Владыкин попросил сына Белавина разыскать в Подольске Павлика и передать ему подарок. Тот охотно согласился.

Луша уезжала довольная. Положение Петра улучшилось, своей кротостью и исполнительностью он снискал расположение начальства, и оно обещало перевести его в город. Уезжала Луша со спокойной душой.

Прошло лето 1932 года. Владыкину пора было уж собираться домой: заканчивался срок его ссылки. Луша жила в ожидании. И вдруг - новая напасть. Петра в самом деле перевели в город, определили по сапожному делу, но дали немыслимый план, о выполнении которого нечего было и думать. Директор же был неумолим: не выполнишь, пойдешь назад, на лесоповал. Сказал - как отрезал. Петр знал по опыту, чем грозит ему работа на лесоповале или лесоразработке: тучи комаров, свинцовые бревна, непосильный труд, скудное питание и как результат этого, слабость, болезнь, смерть. Выход был один: работать над планом всей семьей. Об этом и написал Петр письмо.

Томительно потянулись дня ожидания. Петр нервничал: как отзовется Луша? Куда девать детей? Ну, с малыми ладно - Катерина присмотрит, а Павлик? Приедет ли он? Согласится ли бросить учебу? Разделит ли тяжкую участь отца? Тысячи вопросов не укладывались в голове. Хоменко, заглядывая к Петру, призывал к молитве, вместе молили Господа разрешить бремя забот. И вот уже в начале лета хозяйка радостно встретила Петра у самой калитки:

- Вам телеграмма-вся семья едет.

Петр кинулся в избу. На столе белела телеграмма: "Петя, встречай, еду семьей. Луша".

Назван номер вагона. Но где указание, что едет Павлик? Петр даже перевернул листочек, будто надеясь прочитает ответ на обратной стороне. Тщетно. Если его не будет, какая помощь от малолетних ребятишек?

На вокзал Петр помчался за два часа до прихода поезда. Да на вокзале пришлось протомиться столько же: горели леса, поезда опаздывали немилосердно. Наконец, вышел начальник станции, громко крикнул:

- Московский подходит!

Звякнул колокол. Распуская клубы пара, к перрону подходил долгожданный состав. Толпы встречающих облепили вагон. Петр со страхом ожидал в сторонке. Наконец, вышли самые нетерпеливые, счастливые от встречи, они закупорили проход, а сзади вытягивали шеи те, кто уже видел родственников, но не имел возможности кинуться в их объятия. Но вот разобрались. И тут в тамбуре, за спиной высокого юноши, показалась Лушина косынка. Петр кинулся к ней. Но уже передавали ему детей, он обнимал их, плакал, те испуганно жались к маме, а Луша улыбалась:

- Да это же папка наш, чего ревете-то? Ну, а главного что не целуешь?

Петр поднял голову: перед ним стоял высокий, стройный юноша, тот самый, который загораживал Лушу в тамбуре. Волна темных волос небрежно выбилась из-под новехонькой кепки. Смуглое лицо напомнило Петру девический образ Луши, в ту самую встречу в Вершках, у плетня. Для него это было так неожиданно, что он даже перевел взгляд на Лушу, сравнивая, и увидел лукавые огоньки в ее глазах.

- Никак не признал? - улыбаясь спросила она, - Да Павлик, Павлик это!

И тогда Петр пришел в себя, шагнул навстречу сыну, протянул ему руки, тот сделал шаг навстречу.

- Павлик!

- Ну, Слава Богу! - вытирая подступившие слезы, тихо проговорила Луша, ожидая своей очереди.

Защитник истины

Отбушевали метели 1935 года, зазвенела капель, осели рыхлые сугробы, солнце подолгу задерживалось в. безоблачном небе, любуясь своим отражением в редкой позолоте уцелевших церквей, дружелюбно заглядывая через кисейные занавески, предвещая близкую весну.

Весной отменили карточки, прохожие недоверчиво толпились у витрин магазинов, робко переступали порог, а навстречу им уже несли полные корзинки со снедью, еще вчера только снившейся обывателям городка.

Перемены, перемены. Для кого радостные, для других скорбные.

Возле дверей райотдела милиции притормозила легковая машина. Из нее выпрыгнул мужчина в форме сотрудника НКВД, подождал у открытой дверцы, давая возможность выйти молодому человеку и солдату с винтовкой в руках. Все трое скрылись за дверями казенного дома.