Максуд Ибрагимбеков - История с благополучным концом

"Вы только посмотрите на эту старую овцу, - подумал Рауф, старательно давя в чае ломтик лимона, - помолодеть ей захотелось. Только этого мне не хватало".

- Кажется, я зря отказался весной от поездки в Африку, - улыбнулся тесть. - Упустил шанс обрести вторую молодость.

- Ты же говорил, что путевка очень дорого стоит, - напомнила жена. - Всего три страны и такие безумные деньги.

- Всего! А страны какие - остров Мадагаскар, Танзания,

Кения. С посещением заповедников Серёнгети, Нгоронгоро...

Представляете?

Разговор о зарубежных путевках Рауф не стал поощрять.

- Во-первых, весной вы этого рецепта не знали, - сказал он. - И потом, кто бы вам разрешил убить носорога, там в Африке теперь все очень поумнели, в газетах каждый день об этом пишут.

- Я же пошутил, - примирительно ответил тесть. - Да и стрелять в носорога я бы не стал, если бы даже у меня была лицензия.

- А его едят?

- Не знаю, - тесть с интересом взглянул на Рауфа. - Вполне возможно, что мясо у него съедобное. А почему вы спросили?

- Просто любопытно, - сказал Рауф. Он был доволен, что ему удалось задать трудный вопрос. - Какая-то польза должна быть от этого зверя?

Обернувшись, тесть посмотрел на стенные часы. Это означало, что время послеобеденного сна близится, и Рауф взглядом поторопил жену. Но она, не обратив на это внимания, помогала матери убирать со стола.

Теперь, когда перед ним открылась сияющая перспектива второй молодости, проблема обмена стала казаться мелкой, и разговор он завел больше из воспитательных соображений - для жены, с которой перед приходом сюда договорился, что обменяться квартирами предложит она.

Тесть слушал его, не перебивая, и не сразу ответил, когда Рауф закончил описание несложной и обоюдовыгодной операции квартирного обмена. Сидел молча и рассеянно листал книгу.

- Вот, - сказал он. - Тоже интересная вещь. Можно научиться понимать язык животных. На мой взгляд, полезное снадобье. Прочитать?

Рауф с досадой мотнул головой':

- Тут важное дело, решается, можно сказать, судьба ваших внуков, а вы отвлекаетесь. Кому это нужно - разговаривать с животными!

--Здесь не указан способ, как с ними разговаривать, - поправил его тесть. - Очевидно, это невозможно и с помощью магии. Животных можно только понять.

- Очень странно, - вмешалась теша. - Для чего понадобился такой обмен? У вас тоже неплохая квартира, правда, она не в центре, но вы сами всегда говорите, что там замечательный воздух. Переезжать на старости лет очень сложно, я представляю, как придется перевозить всю мебель, одних книг две тысячи томов, мы здесь прожили тридцать лет, лучшие годы наши прошли в этих стенах. - Голос ее дрогнул и она замолчала, остановив на муже затуманившийся лаской взгляд, от которого Рауфа, считавшего всякое проявление нежности в возрасте тещи неприличным, передернуло.

- Вы меня не поняли, - терпеливо объяснил он. - Мы только оформим обмен, понимаете, оформим его. Юридически обменяемся квартирами, а на самом деле нет. Каждый где жил, там и останется. Только мы, - он кивнул на жену, неподвижно уставившуюся в стенку, - с двумя младшими будем прописаны здесь, а вы - у нас. И Руфатик там будет прописан. Слава богу, ему исполнилось шестнадцать, паспорт человек получил! Вы же сами его поздравили.

- Тогда в чем же смысл? - удивилась теща.

- "Ибо сказано, глубокий смысл познается не сразу", - процитировал тесть и засмеялся. - Совпадение! - Он повернулся к жене. - Рауф же объяснил - пока все останется по-прежнему, а потом он с семьей переселится сюда, а Руфатик останется в их квартире.

- Это когда же потом? - заинтересованно спросила Диляфруэ-ханум.

Тесть поднял голову и с улыбкой оглядел жену.

- А еще жалуешься, что постарела. Какой была в юности любопытной, такой и осталась. Сложная юридическая операция, а ты хочешь сразу в ней разобраться, обернувшись, он еще раз взглянул на стенные часы, это означало, что время непременного послеобеденного сна наступило окончательно, подошел к побледневшей дочери и непонятно почему погладил ее по голове. - Ты только не нервничай. Все уладится.

Проходя мимо, он кивнул на прощание Рауфу и скрылся в спальне. Рауф внимательно оглядел книгу, раскрыл потертый кожаный переплет и задумчиво полистал ветхие пергаментные страницы. Текст оказался для нормального человека непонятным, и, хотя в этот момент Рауф даже отдаленно не мог представить, какие изменения произведет в его жизни эта книга, он на всякий случай отнес ее в книжный шкаф и запрятал от постороннего глаза на верхний ряд - ему не хотелось, чтобы ее увидел кто-то еще. Унести книгу с собой он побоялся. Несмотря на свой, в целом добродушный, нрав, старик свирепел, когда дело касалось книг. То, что тесть не ответил на его предложение, Рауфа не беспокоило. В отношениях с женой и ее родителями он рано или поздно своего добивался. Первое время после женитьбы, когда родители жены были еще молоды и полны энергии, на это у него уходило много усилий, но теперь, спустя тридцать лет, все его желания легко преодолевали любое сопротивление.

"Конечно, человек он ученый и все такое, но к жизни не приспособленный, я бы на его месте!" Вспомнив слова о многочисленных званиях и степенях тестя, Рауф сокрушенно вздохнул, и этот вздох не остался незамеченным, сидящая напротив жена оценила его как осуждение своего пассивного, если не откровенно предательского по отношению к мужу, поведения.

Вид насупленной жены отвлекал от главного. И он, для того чтобы лучше сосредоточиться, прошел в кабинет тестя. Эта комната ему нравилась больше других в квартире, и, закрыв за собой дверь, он мысленно приступил к уточнению некоторых деталей плана, в главных чертах уже сложившегося в его голове. Из кабинета виднелось голубое море с белыми кораблями, расцвеченными флагами по случаю Первого мая. Через раскрытое окно вперемежку с возбужденным щебетом птиц доносился шелест молодой листвы, и это означало, что следует торопиться весна уже наступила. Он вернулся в гостиную, где жена с тещей кормили вернувшихся из кино детей и, с трудом дождавшись, когда они кончат есть, объявил сразу же погрустневшей семье, что пора домой.

В передней они встретились с родственниками. Пришел племянник тестя Кямиль с женой. Дядю своего он навещал каждую субботу, хотя необходимости в этом, по мнению Рауфа, не было никакой, так как последние три года после окончания Кямилем аспирантуры оба они работали в одном институте и, провожая дядю с работы до дому, почти каждый день Кямиль виделся с нежно любимой теткой. К их совместному пребыванию в одном научном учреждении Рауф относился отрицательно, но с его мнением ни тесть, ни Кямиль не посчитались. Больше того, Кямиль работал на одном этаже с тестем, что, по мнению Рауфа, усиливало удар, наносимый терпению общественности. И хотя за три года в их адрес ни разу не выдвигалось обвинения в семейственности и даже в патронировании, дальновидный Рауф знал, что рано, или поздно кое-кому придется искать себе другое место, и от всей души, в глубине которой затаилась неприязнь к самоуверенному юнцу, желал, чтобы это случилось прежде, чем тот защитит диссертацию.