Мирза Ибрагимов - Наступит день

Тем временем Гамарбану со своими спутницами, выбравшись из толпы, хотела свернуть в глухой переулок. Но тут Гюльназ остановилась.

- Прощайте, ханум! - проговорила она, вырвав руку из цепких пальцев Гамарбану. - Мне с вами не по пути.

Гамарбану в страхе вытаращила глаза: случилось самое ужасное, чего она боялась больше всего.

- Не глупи, детка! - дрожащим голосом сказала она. - Идем домой! Ты погибнешь на улице!

Но Гюльназ повернулась к проходившей мимо толпе бедно одетых женщин.

- Как они, так и я! - крикнула она и, бросившись в толпу, исчезла в ней...

А там на широкой площади шел митинг. Выступали ораторы.

Самые обыкновенные слова в эти дни получали какой-то особый смысл, каждая будничная вещь, приобретала высокое значение. Народ чувствовал во всем веяние чего-то нового, улавливал аромат новой жизни, счастья и свободы. Перед ним открывалась возможность осуществить свои самые дерзкие мечты и казавшиеся несбыточные желания.

Народ ликовал.

Но в тот же день происходило собрание и в другом месте. Это было в Шимране, на даче господина Хикмата Исфагани.

Здесь были и Хакимульмульк, и подобные ему "почтенные" господа, здесь были столпы иранского высшего света и его виднейшие политические деятели. Даже серхенг Сефаи, за короткий срок восстановивший свой цвет лица, находился здесь. И, конечно, мистер Гарольд и мистер Томас занимали в этом обществе самое почетное место.

Эти люди готовили для народа иное будущее. Эти люди ковали для Ирана иную - тяжкую судьбу.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Хавер продолжала жить у Судабы. Они быстро сдружились. Страдания, перенесенные Хавер, возбудили в душе отзывчивой девушки искреннюю любовь к ней. А Хавер еще с первой встречи привязалась к Судабе. Узнав о любви девушки к Фридуну, Хавер почувствовала к ней еще большую симпатию.

Судаба отвела Хавер отдельную комнату: для Азада и Аяза там были поставлены детские кроватки. Судаба, проводившая так же, как и Хавер, весь день в работе среди женщин или в школах, по вечерам находила время, чтобы учить обоих мальчиков грамоте.

- Аяз - Судабы, а Азад - мой! - часто шутила Хавер.

Однажды вечером пришли Фридун и Курд Ахмед.

- Ну, как поживает, дочь перса? - ласково улыбаясь, спросил Курд Ахмед, здороваясь с Хавер. - Пора вам вместе с Судабои и Феридой поднимать знамя свободы среди иранских женщин! Пора!

- Хавер к этому готова, - ответила Судаба за свою приятельницу и, взглянув на Фридуна, смутилась.

Позднее подошли и другие товарищи - Арам, Серхан, Ферида, за ними Хафиз Билури и Явер Азими - единомышленники и друзья сертиба Селими. Помня трагическую судьбу и заветы своего друга, они присоединились к группе Фридуна, Ризы Гахрамани и Курд Ахмеда.

- Садитесь, дорогой учитель, - сказал Фридун, пожимая руку Хафизу Билури, - теперь у вас будут хорошие, жадные к науке ученики.

- И это будут дети трудящихся, - улыбнулся Хафиз Билури. - Я давно стремился к этому, сын мой.

- Знаю, учитель, знаю, - сказал Фридун и повернулся к вошедшему вслед за ними Гурбану Маранди. - Ну, а как ты, дружок? Горячишься по-прежнему?

- Еще бы! - откликнулся тот. - Но все же теперь я усвоил еще и иные правила ведения борбы. Жизнь многому учит, Фридун.

Беседуя так, они вошли в гостиную.

Вскоре пришел Джалили, только что вернувшийся из южной ссылки и включившийся в работу организации. С ним вошли еще два незнакомых человека.

Джалили отвесил общий поклон и представил одного из пришедших с ним товарищей:

- Сеид-Джафар Пешавери!..

При этом имени все оживились. В глазах собравшихся сверкнула радость. Пешавери смотрел на них с лёгкой улыбкой, которая, казалось, никогда не сходила с его лица. Он дружески пожал руки подошедшим к нему Фридуну, Курд Ахмеду, Араму и другим товарищам. Уважение, которое оказывали ему товарищи, как будто стесняло этого старого, испытанного борца за свободу и независимость Ирана.

Джалили представил второго товарища, который своей гордой осанкой напоминал сертиба Селами:

- Гамид Гамиди!

Курд Ахмед и Фридун обняли его, как старого друга.

- Как мы беспокоились за вас, если б вы знали!..

- Тебризцы до сих пор только и говорят о вас, - сказала Ферида, горячо пожимая ему руку.

- Пожалуйста, садитесь, - сказал Курд Ахмед и, почтительно взяв Пешавери под руку, подвел к креслу.

А Фридун показал место рядом с собой Гамиду Гамиди. Вскоре разговор оживился, люди освободились от сковывавшего их стеснения.

Когда вошла Судаба, Фридун читал вслух передовую газеты "Эттелаат".

- Нетрудно заметить, - прервал чтение Фридун, - что реакционеры и слуги деспотии меняют свою личину. Эти хамелеоны, наскоро перекрасившись, уже начали трубить о демократии и свободе.

Гамид Гамиди, заглянув в свою очередь в газету, вдруг усмехнулся.

- Ага! Хикмат Исфагани - знаменосец иранской свободы и независимости! Веселая комедия!

- А вы его знаете? - спросил Арам.

- Да кто в Иране его не знает? - вопросом на вопрос ответил Гамид Гамиди.

- Его признают достойным занять место главы нового государства, улыбаясь, сказал Фридун.

- Поверьте, что так оно и будет! - с горькой усмешкой заметил Арам.

- Конечно, этот англо-американский лакей, - начал Хафиз Билури, впервые находившийся в таком обществе, - приложит все усилия, чтобы под знаменем так называемой "демократии" создать новое реакционное правительство. Так было и в прошлую войну - такие вот хикматы исфагани быстро приспособились и выступили на арену.

- Теперь этого не будет, - воскликнул Курд Ахмед. - Вернее, этого не должно быть. И наша задача - поднять на борьбу с ними весь народ. Мы обязаны положить конец аферам этих провокаторов.

Взгляды собравшихся обратились к Пешавери. Тот начал говорить со свойственной ему глубиной и ясностью мысли:

- Наблюдая за развивающимися событиями, я предвижу тяжелую и длительную борьбу. Присмотритесь к тем, кто, выглядывая из своих щелей, собирается занять арену политической борьбы. Кто они такие? Кавам-эс Салтане, Хакимульмульк, Хикмат Исфагани, Ибрагим Хакими, Садр и прочие субъекты! Эти прожженные плуты, эти политические акробаты еще покажут себя, еще наделают немало бед.

- Стоячая вода гниет и испускает зловоние - таково сейчас положение в высшем иранском обществе, - сказал Гамид Гамиди, обращаясь к молодым товарищам. - Надо уничтожить эту зловонную лужу. Это дело история предоставляет вам.

Прислушиваясь к высказываниям отдельных товарищей, Риза Гахрамани отмечал, что в них явно проскальзывало недовольство, неудовлетворенность устарелыми методами работы. Такое же недовольство чувствовал и он сам. События внезапно вывели их на широкую арену открытой борьбы. Жизнь поставила перед ними множество новых задач, требовавших немедленного решения. А решать эти задачи силами сравнительно небольшой группы подпольных работников было невозможно. Ощущалась необходимость иметь широко разветвленную мощную организацию, программа и цели которой были бы понятны и близки всему народу.