Мирза Ибрагимов - Наступит день

В один из воскресных дней Фридун, получив у хозяев разрешение отлучиться на час, опять пошел на склад, по ему ответили все то же:

- Господин Курд Ахмед не приехал.

Фридуну показалось, что его здесь уже запомнили, и он решил пока на складе не появляться.

Однажды вечером, вернувшись домой, Фридун застал Фериду и мать Серхана в сильном волнении. Не дожидаясь расспросов Фридуна, Ферида начала рассказывать:

- Ах, братец Фридун, какие подлые дела творятся на свете! Иной раз думаешь, лучше бы родиться бесчувственным камнем.

И Ферида рассказала драму приехавшей из Баку бедной девушки, которую она, не скрывая этого, очень любила.

Эта девушка, будучи персидской подданной, вместе с семьей, состоявшей из престарелых родителей и младшего брата, вернулась в 1930 году из Баку к себе на родину. В Баку девушка окончила зубоврачебный институт, но, вернувшись в Иран, устроиться на работу не могла. Как все иранцы, вернувшиеся на родину из Советской страны, она была взята на подозрение. Еженедельно она была обязана отмечаться в полицейском участке и не имела права выезжать из города без ведома полиции. Нередко ее вызывали в жандармское управление и настойчиво допрашивали.

- С какой целью вы прибыли сюда? Какие задания получили от большевиков? - мучили ее там, добиваясь нужных жандармерии показаний.

А сегодня утром к девушке явились полицейские и, забрав ее со всей семьей, увели в участок, чтобы оттуда выслать в Аравию, как называют в народе южную часть Ирана, населенную грабами.

При налете полиции, которая с бранью выбрасывала вещи семьи на улицу, собрались все соседи. Побежала туда и Ферида. Улучив минуту, девушка из Баку обняла подругу.

- И вот эти книги успела она мне украдкой дать на прощанье. Шепнула, что все время прятала их от жандармов, даже в землю закапывала. Вот посмотрите, как пожелтела бумага и отсырели переплеты... - И Ферида, вытерев набежавшие на глаза слезы, принесла четыре книги с истлевшими от сырости углами и покоробившимися переплетами.

Фридун перелистал их. Все они были отпечатаны в Баку старым арабским шрифтом. Две из них были по медицине, третья - роман Джнованьоли "Спартак", а на титульном листе четвертой стояло: "Максим Горький", а пониже: "Мать". Фридун знал, что в высших кругах и в официальной печати о Горьком говорили с ненавистью, но чувствовалось, что он для них несокрушимый, наводящий ужас гигант. Они ненавидели его, но отрицать не имели сил. А для Фридуна Максим Горький был как бы омываемый водами океана, живущий своей загадочной жизнью, еще не открытый для него утес.

В какой-то правительственной газете Фридун прочитал, что Горький, отрицая все религии и аллаха, создал новую религию и нового бога. Этот бог разрушает все старые представления, все законы морали, увлекая людей в греховный мир, где нет ни законов, ни веры, ни правопорядка.

Эти слова, бросая читателей в дрожь, вместе с тем возбуждали в них и непреодолимое любопытство: да кто же этот бесстрашный человек, выступивший против аллаха, открывший нового бога? Хотя бы одну строчку увидеть из написанного им!

Вначале, когда Фридун впервые прочитал подобное, он почувствовал пробуждение именно такого любопытства, но впоследствии, услышав от людей другого лагеря совершенно противоположные суждения о Горьком, Фридун загорелся настоящим интересом. По словам этих людей, Горький был великим художником, который показал миру истинную правду жизни - правду, которую до него ни один писатель не сумел раскрыть так глубоко и ясно.

Случайно оказавшаяся в его руках книга давала теперь Фридуну возможность непосредственно познакомиться с произведением русского писателя. Фридун заторопился.

- Спрячь эти книги! - сказал он Фериде, возвращая первые три. - А эта пусть пока останется у меня. Отдам после.

С первых же строк книга захватила Фридуна. По мере чтения ему казалось, что это не описание незнакомых ему людей, живущих где-то далеко от него, в рабочей слободке, а живые и близкие, с детства знакомые ему картины...

"Возвращаясь домой, ссорились с женами и часто били их, не щадя кулаков", - с волнением читал Фридун, и ему казалось, будто кто-то, крепко взяв за руку, водит его по улицам, входит с ним в дома и, открывая перед ним самые сокровенные думы и переживания людей, настойчиво спрашивает: "Ну как? Верно? Ты узнаешь эту жизнь?"

Вот он читает о Михаиле Власове и начинает глубже понимать причину грубости и вспышек злобы Серхана и многих, многих Серханов.

"Не все люди виноваты в грязи своей", - читал он у Горького и задумывался: ну, а кто же виноват? Потом он читал снова:

"Люди привыкли, чтобы жизнь давила их всегда с одинаковой силой, и, не ожидая никаких изменений к лучшему, считали все изменения способными только увеличить гнет".

Нет, надо изменить эту жизнь! Вот первая мысль, которую пробудила в Фридуне "Мать", Горького. В ней, в этой книге, он находил ответ на многие вопросы, которые так волновали его за последние месяцы, заставляя почти физически страдать. Ему казалось, что до этого дня он ходил по земле, как слепой, ничего не видя и руководствуясь одним инстинктом. Сейчас Фридун точно держал в руках факел, который освещал все вокруг вплоть до самых темных, самых смрадных уголков жизни. Пламя этого факела обливало беспощадным, ярким светом и хикматов исфагани, и приказчиков мамедов, и жандармов али, обнажая звериное нутро правящего класса и его приспешников. При свете этого факела еще яснее становилась Фридуну трагическая судьба тети Сарии, Гюльназ, Фериды...

Мир, разделенный на два непримиримых лагеря, отчетливо предстал перед Фридуном. В одном гигантском лагере были миллионы людей труда, творцов всех земных богатств, созидателей, с натруженными, мозолистыми руками.

"Для нас нет нации, нет племен, есть только товарищи, только враги. Все рабочие - наши товарищи, все богатые, все правительства - наши враги... Мы все - дети одной матери - непобедимой мысли о братстве рабочего народа всех стран земли..." - с волнением читал Фридун слова Андрея Находки.

Фридуну, который всегда мечтал о том, чтобы люди жили хорошо и радостно, Горький показывал ту реальную и величественную силу, способную создать такую жизнь. Для этого надо было идти путем, по которому шел Павел Власов. Путь этот тяжел и опасен: тюрьмы, ссылки, лишения ожидали на нем путника. Но это был единственно верный путь к свободе и счастью, путь борьбы, и Фридун невольно связывал прочитанное в книге с тем, что нередко пересказывала ему Ферида со слов приезжей из Баку...

Там, за рекой Аракс, на той стороне границы, люди труда создали свободный и счастливый мир, но они завоевали его в борьбе.

Это - путь убежденных, бесстрашных героев.