Мирза Ибрагимов - Наступит день

Студенты взволнованно обсуждали это событие. Особенно удручены были студенты-азербайджанцы, курды и армяне, которые чувствовали себя во враждебной среде.

Вечером Фридун рассказал об этой истории Ризе Гахрамани:

- Этим господам шовинистам мало того, что они выжали из народа все соки, они еще разжигают национальную рознь. Какое им дело до того, что счастье человечества во взаимном уважении и дружбе наций?!

Слова эти сильно подействовали на Ризу Гахрамани.

- Ведь и я перс, - грубо проговорил он, - но я стыжусь позорного поведения тех, кто творит зло от имени моей нации. Я горд тем, что пользуюсь вашей дружбой и доверием - твоим, Курд Ахмеда, Арама... Мы - братья, и пусть это наше братство будет залогом единения наших народов! - заключил он убежденно.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Хафиз Билури и Явер Азими в тягостном ожидании сидели в кабинете сертиба Селими. Красные и белые шашки в беспорядке лежали на раскрытой доске. Игра прервалась в самом начале, - тревожные мысли, охватившие игроков, не давали им сосредоточиться. Остыл и чай в маленьких стаканах. Фрукты и сладости лежали в вазах нетронутыми.

Оба знали, что в эту минуту решается судьба их общего друга сертиба Селими.

- Неспокойно что-то у меня на душе... Не сделал бы сертиб непоправимого шага, - сказал Хафиз Билури.

- Мне тоже кажется, что сертиб пошел на слишком большой риск.

- Да, его положение трудное... Сертиб одинок, а противная сторона так сильна.

- Как вы думаете, - решился Явер Азими высказать давно уже мучившую его мысль, - если бы сторонников Селими было больше, чем его противников, принял бы государь его предложения?

- Трудно сказать, - помолчав немного, ответил Хафиз Билури.

- Одно ясно: если предложения Селими будут отвергнуты, значит, нет никакой правды в нашей стране и то, что пишут, и то, что говорят, - все ложь...

Когда раздался стук в калитку, оба друга, вскочив, поспешили навстречу Селими. Тот показался им бледным и осунувшимся.

- Ну как, сертиб? - не утерпел Явер Азими.

Сертиб молча опустился в кресло. Почувствовав недоброе, друзья больше не задавали вопросов.

Сертиб Селими не находил в себе теперь ни желаний, ли стремлений, ни надежд. Все было смято и уничтожено. Он впал в состояние полного отчаяния. Сознание бесполезно прожитой жизни мучило его, а слово "шпион" все еще звучало в его ушах, как ничем не заслуженное, невыносимое оскорбление.

Он вызвал слугу.

- Сними этот портрет! - приказал он.

Уставившись на портрет шаха, слуга на минуту опешил, потом поднялся на стул и осторожно снял портрет.

- Что прикажете с ним делать, сударь?

- Сожги в печке!.. С рамой!

Слуга вышел с портретом, и только тогда сертиб обратился к друзьям, которые продолжали сидеть молча, понурив головы.

- День этот для меня очень тяжелый, но и очень радостный... Сегодня я прощаюсь с моими иллюзиями и обращаюсь лицом к настоящей правде. До сих пор я искал ее не там, где надо...

- А где же ее надо искать, сертиб? - взволновано спросил Явер Азими.

Сертиб не ответил. Он снова погрузился в размышления.

- В науке, в просвещении! - ответил за него старый педагог. - Только просвещение приведет страну к подлинной истине и...

- Нет, дорогой друг, - решительно прервал его Селими. - Пока есть насилие не будет правды. Мы честные люди. И должны честно сказать всем сынам родины, что им не увидеть правды, пока существуют шахи и деспоты со всем гнусным строем, который их поддерживает.

Он встал и прошелся по комнате. Отчаяние сертиба, казалось, несколько смягчилось, глаза стали глядеть тверже и бодрее.

- Мой юный друг! - сказал он Яверу Азими, взяв его за плечо. - Быть может, мне осталось жить недолго. Сегодня я сам подписал себе смертный приговор. И я завещаю тебе - не следуй по моему пути. Это стало мне ясно лишь сегодня. Избери себе другой путь. Путь верный и надежный. Найди авторов этих подпольных листовок и честно, искренне присоединись к ним. Правда, которую мы искали, оказалась там в низах. А ведь мы смотрели на них до сих пор свысока. Будущее, друзья мои, тоже там. Туда и идите!

Поразмыслив над предложением Реза-шаха, Хикмат Исфагани стал рассматривать брак дочери с сертибом как выгодную коммерческую сделку. В конце концов этот брак мог сослужить ему неплохую службу. Во-первых, это было достойным ответом злым языкам, которые обвиняли его в соучастии в убийстве отца Селими, и могло положить конец скрытой вражде с сыном. Во-вторых, сертиб Селими придерживался совершенно противоположных политических убеждений, чем сам Хикмат Исфагани, а это в известный момент могло пригодиться.

Однако, беспокоясь, естественно, о благополучии своего будущего зятя, Хикмат Исфагани счел нужным воздействовать на него, чтобы удержать от рискованных поступков, которые являлись, но его мнению, следствием молодости и горячности. С этой целью он пригласил сертиба Селими на узко семейный обед, па который из посторонних был приглашен лишь Софи Иранперест. Чтобы скрыть нарочитость разговора и придать ему случайный и естественный характер, Хикмат Исфагани решил предложить Софи Иранпересту прочитать вслух написанную им для газеты передовую статью о необходимости передачи северной нефти в эксплуатацию англичанам и американцам и, воспользовавшись моментом, изложить сертибу свои мысли. Таков был его план.

Свой особый план имела и Шамсия, знавшая о причине приглашения сертиба. С нетерпением ждала она этого обеда, который, как она считала, должен был решить ее судьбу. Она заранее испытывала ненависть к человеку, которого насильно навязывали ей в мужья, и подготовляла себя к борьбе.

К двенадцати часам все члены семьи Хикмата Исфагани уже собрались в его городском доме. Явился сюда и Софи Иранперест. Он попытался было прочесть хозяину свою статью, но тог остановил его: - Погоди.

Наконец в начале первого часа прибыл сертиб Селими. Он был еще более задумчив и сосредоточенным, чем обычно. Наоборот Хикмат Исфагани старался казаться веселым и беспечным. Он много смеялся, рассказывал сертибу Селими историю своего дома, даже отдельных деревьев в саду.

Наконец они вошли в большой зал, обставленный в восточном стиле, и уселись в креслах.

- Ты все приставал ко мне со своей статейкой, - проговорил Хикмат Исфагани, обращаясь к Софи Иранпересту. - Почитай, послушаем, что ты там нацарапал.

Вопреки своей обычной равнодушно-вялой манере Софи Иранперест быстро вскочил и побежал за портфелем. Вернувшись, он вытащил из портфеля пачку исписанных листов и вооружился авторучкой, желая подчеркнуть этим свою готовность учесть каждое замечание своего господина.

Удобно расположившись в мягком кресле и вытянув ноги, Хикмат Исфагани повернул лицо к редактору и, перебирая четки, коротко бросил: