Геннадий Исаков - Инвалид чеченской войны

Андрей сидел перед ним в своей инвалидной коляске, на которую по этому случаю был перенесен, а тот принялся об?яснять цель прихода. Начал издалека.

- Скажи, солдат, что ты испытывал, когда стрелял в живого человека?

- Отвращение к себе, но больше к нему, что позволил мне его убить. Что он промахнулся, стреляя по мне. Тупость и ненависть к мерзкой жизни, затеявшей все это.

- Тебе не надо никому доказывать, что ты сильный человек. Никому, только себе. А вот себе как это доказать? Только одним способом - найти истинного врага и уничтожить его без сомненья.

Ты в этой стране вообще никому не нужен. Из тебя сделали куклу, драную марионетку на веревке. Вряд ли ты даже знал, кому служил.

- Я служил народу.

Господин рассмеялся.

- Народу? Грозный - это нефть, нефтепровод, ключ к нефти Каспия. Ты видел, чтобы в России где-нибудь нефть принадлежала народу? Глупый! Народу от этого пирога идет не больше, чем света солнца от луны. Войну в Чечне не президент устроил и вовсе не народ, а те, кто мечтал захватить ее. Кто ожидал от этой нефти баснословные доходы. Ты, парень, дрался за чужие нефтедоллары, чтоб кто-то на Канарах вилл настроил. На яхтах проституток ублажал. Тебя использовали, солдат, как одноразовый патрон. Ты был изначально обречен на одиночество и пустоту. Разве тебе дали хоть какой-нибудь смысл этой войны, способный осветить всю твою дальнейшую жизнь, об?яснение, зачем ты был направлен убивать, и вообще смысл рождения и смерти в этой стране?

- Ну, хорошо, пусть так. Значит, я дрался за новый уклад жизни. За такой, при котором каждый может, если он способен, построить себе виллы. Для чего мы ввели частную собственность? Разве не для того, чтобы ради этих вилл собственник развил промышленность в стране?

- Знаешь почему людям нужна частная собственность? Не знаешь. Так я скажу.

От нищеты духа. От пустоты в сознании о смысле жизни. Чтобы чем-то заполнить эту пустоту. И чем-нибудь полегче. Вот только чем? Можно широким и могучим духом, а можно собственностью и думкою о ней. Знаешь, чем они отличаются? Дух строит отношения семьи и дружбы, а собственность - наживы и обмана. А значит - драк, вражды. Что проще, взять себе или отдать другому? Особенно, когда обоим нужно. Вот то-то и оно. Потому и собственность превратилась в бога. Победу рвут, за счастье бьются. Сильному духом ничего себе не надо. Он не побежит наперегонки с другими ничтожествами, не знающими достоинства, за сверкнувшим куском золота, чтобы в счастье закатить глаза. Да ему проще умереть от голода, чем жить таким дерьмом. Сильному нужна дружная семья, а не кучка дерущихся за кусочек золота предурков. Представь бесконечный и ревущий океан, в нем мечется плот с драными, холодными, голодными людьми. Берегов нет. И значит цели нет. Людям непонятно, как так получилось, что они здесь оказались. Почему? Зачем? Возможно, для каких-то испытаний. Какая тогда остается цель? Только одна: выдержать это испытание с максимальным присутствием духа, без драк за теплое место. Цель - мужество и достоинство, чтобы не стыдно было бы потом, когда это все кончится, посмотреть в глаза огромному миру или богу, если он есть.

- Но можно же прожить свою жизнь получше! Ну, как за рубежом, где цивилизация.

- Нет, нельзя. Можно отнять у другого брата, отнять у будущего поколения, внуков, правнуков. Разрушить, ободрать плот к чертовой матери. Извратить мораль. Потому что все богатства спрятаны за ней. Все ценности пропитаны слезами и кровью. Живет гаденыш во дворце, а из каждого его кусочка сочится чья-то кровь. Вот, что такое цивилизация. Лучше жить без бесконечных удобств, которых все равно всегда будет мало такому гаду, потому что он по своей природе неполноценен, чем наслаждаться удобствами из крови чьих-то душ и тел. Нельзя, Андрей, думать, что можно жить лучше. Кто так думает, тот просто слепой.

- А Вы что предлагаете?

- У нас семья. Да, криминальная семья, потому что мы не признаем паршивых тех законов, где каждый только за себя. Мы - маленький остров справедливости, в котором закон и мужественный дух. В стране образовались два мира и они вступили в войну. Паршивый строй и криминальное братство. Мы разрушаем его и будем разрушать до тех пор, пока семьей не станет вся страна. В этой войне ты, солдат, будешь служить идее духа, а значит и себе.

- Вы что, обычные бандиты? Шайка грабителей? Не думаю, что подойду.

- Ты читал про Робин Гуда? Да, шайка, да, грабители! А ты что хочешь? А с нами как они? Вон сколько нищих одиночек ходит! Это тоже твой народ! И их становится все больше. Хищники их сразу на старте сделали нищими. А тебя вот инвалидом. Нет, брат, теперь нас просто не возьмешь. Да тебе и грабить не придется.

- А что же делать?

- Работать с подростками. Из беспризорников готовить нам отряды, чтоб пополнять семью. Будешь с моими ребятами перемещаться по вокзалам и другим местам, где их бывает много, подкармливать, вести беседы. Ты их внимание привлечешь. Никому другому не поверят, как тебе.

Андрей сидел у вокзальной стенке, высматривал беспризорных мальчишек, спрашивал о месте поуютней. Там, куда его перевозили, в окружении сорванцов рассказывал о войне, о солдатской дружбе, о мужестве и о беде. Такой горькой участи, как его, могли безоговорочно сопереживать только одинокие дети с сентиментальными сердечками, покрытыми коростой. Их собиралось все больше и больше. Слушали, затаив дыхание. Андрея уважали.

- Хотите справедливой и нормальной жизни? - Спрашивал калека.

- Да, а что нужно делать?

- Держаться вместе, как одна семья, и слушаться.

Далее он вручал их подручным энергичного господина и перемещался на следующие об?екты.

Все больше и больше мрачнел новоявленный мессия, когда узнавал от завербованных мальчишек о результатах своих дел.

Отряды беспризорников перевозились в отдаленные деревни, где было образовано подобие коммун, и там, как в древней Спарте, создавались из них жестокие легионы, не знающие жалости, культуры и морали. Легионеры установили террор страха. Террор давал им все, что было нужно, и увлекал идеей власти. Власть над людьми, над территорией пьянила фюреров отрядов. Власть зла не переходила во власть добра. Непостижимым образом российский характер породил потребность в насилии и жестокости. Они стали символом времени.

Андрей прекратил и эту деятельность. Не слушал больше песен Высоцкого, не найдя в них созидательного смысла, не смотрел даже детских фильмов, настраивающих не на понимание героев, а на уничтожение кого-то из них. Он устал от криков, воплей и сражений. Он проникал в суть тишины и мрака.

Родители неистово страдали.

Наконец, отец не выдержал. Он побежал по книжным магазинам, по старикам-друзьям и вот, довольный, принес то, что долго искал. Это была книга Николая Островского "Как закалялась сталь".