Татьяна Янушевич - Мое время

- Голубушка, простите меня ради Бога, мне не у кого больше переспросить. Не так давно мне показалось, что я встретил Элю. Скорее всего я ошибся, ведь этого не мо-жет быть, чтобы я его не узнал! Такой похожий крепыш в очках сидел в сквере на газончике в компании алкашей... Нет, не говорите ничего! Теперь я точно знаю, что ошибся, по Вашим глазам вижу. Наверное, мне просто надо было высказаться вслух, чтобы окончательно понять, - я не мог его не узнать. Ну, простите. Вам пора отдыхать. И здравствуйте, как мы любим пожелать на прощанье.

Уходя, он взглянул на номер квартиры:

- Нужно запомнить...

А мне хотелось сказать, - заходите еще... Но было ясно, что это разовая встреча, хотя все-таки не просто эпизод.

Вот такой получился круг от одной песенной строчки. На самом деле он шире, многомернее, - встречи прошлые, настоящие сцепляются, заплетаются в цепочки, а на поверку потом оказывается, что они и составляют нашу текущую жизнь. Это ведь только кажется, что они идут сплошной чередой, и кое-какие не столь уж важны, если ты одержим ожиданием своей особенной единственной суженой Встречи, для которой вроде бы и явился на свет.

Как он выразился, мой ночной гость? - "Встреча - это мера личностей, индивидуальностей. А чтобы возникнуть, индивидуальное должно быть внутренне самостоятельным, должно быть наполнено внутренней правдой". Однако... И что бы я, голубушка, на это ответила?.. Пожалуй, прав земской философ. Каким ты предстал перед другим, то и получил в ответ, то есть насколько тебя самого хватило. Обычно ведь не задумываешься об этом. Сейчас, когда я пытаюсь рассказать о людях, которых люблю, оглядываешься и понимаешь, - сколько у тебя состоялось встреч, столько жизней и удалось прожить.

* *

Обычно мы не задумываемся, но когда теряем близких... Когда начинаем свое прощальное слово, мы вспоминаем первую встречу. Она прорывается из сплошности, и обнажается главный смысл: ты и я. В последний момент мы снова - единое, как тогда, впервые. И в обращенном свете вдруг видишь пронзительней многое, чего раньше не знал.

Со Славиком Берилко мы были из одних дворов, но познакомились лишь в студенчестве, и то не сразу. Его имя упало граненым камешком в наше геологическое сообщество - берилл, золотистый кристалл, но не больше. Дистанция сомкнулась, когда нам пришлось вместе сдавать "хвосты". Преподаватель был строг и красив той крайней отточенностью черт, без запаса для мимики, - чуть ошибся улыбкой, и получается карикатура.

- Крыса, - сказал Берилко. Мы остро переглянулись.

- Милая крыса, - молниеносно поправился он, улавливая мою расположенность к учителю. И мы рассмеялись от сладости общего восприятия, того самого - чувственного, неопределенно точного.

Вот это и стало моментом встречи. Вспышка! Прозорливое ослепление. Такая встреча не нуждается в ритуальной последовательности. Все происходит вдруг и сразу.

Сбросив "хвосты", мы рьяно беремся за экзамены, с единственной целью - не утратить совместности. С утра до ночи сидим над книжками, произвольно отлистывая страницы, "чтоб не засекли". Никто ж не верит в наше возникшее неожиданно усердие. Заходят навестить, выпросить сигаретку, предложить выпить. Почему-то во время сессии особенно браво пьется. Комната набивается битком. А мы безошибочно чуем, что сейчас мы - центр притяжения, ужа-асно всех любим. Это мы уже выяснили, что оба всегда и множественно влюблены, как оказалось, в одних и тех же людей. Например, в ту сокурсницу, что чаще других заскакивает чего-нибудь стрельнуть. Девушка-хулиган, белокурый гаврош с нахальным круглым подбородком. Она залихватски опрокидывает стакан спирта, и вдруг видно - из уголка губ течет.., безобразной бороздой изъязвляя вот же только еще восхитительный подбородок...

Кстати, экзамены мы сдавали отлично, на головокру-жительном гребне куража. Нас захватила стихия сход-ства, в которой увиденное, прочитанное, высказываемое бесконечно перекрещивается между собой, раздробляясь до изначальных знаков, до элементов мироощущения.

- Знаешь, в детстве всегда хотелось стащить чего-ни-будь вкусненького. Когда после войны вместо сахарина появился настоящий сахар...

- Сахар с солью?..

- Ложку сахара, чтоб не заметно, и туда щепотку соли, чтоб побольше...

- Но чтоб не противно!

Мы хохочем от счастья. Угадывание рассеивает барьеры, взаимопроникновение кажется безграничным.

Мир подобного - это вечно-детское царство, оно при-сутствует в нас всевременно. Сходство мерцает постоян-ной игрой символов, делая возможным постижение вещей видимых и невидимых; судьбы людей перекликаются эхом одних и тех же переживаний, теряя единичное значение; ты сам многократно множишься в отражениях и в переливах феерических преобращений становишься Всем. Это интимная тайна человека, тайна жажды и стра-ха своего подобия Всевышнему. Ее нельзя передать дру-гому, разве что соединить в одинаковости, в двуединстве.

Позднее мы обменяемся со Славкой биографическими подробностями, - они столь различны, что для них по-требуется иной этап. Пока же нас занимает абсолютная правда бытия. Упиваясь созвучностью, на самом деле мы вовсе не стремимся длительно петь на один голос, - то было бы скучно и приторно, как ложка сахара без щепоти соли. Мы нащупываем общие опоры, в совпадениях ищем двоякое повторение, утверждение себя, чтобы как раз разомкнуть круг подобия, узнать, понять свою исключи-тельность, которая скользит в собственной двойственности. Потому что тайна жажды и страха - это непременно проба на дозволенность. Из нашего инфантильного рая вырастает сдвоенный побег: сладострастное желание преступить и целомудренное предощущение вины.

А двусмысленность всегда рождает смех.

Вот на этом и состоялась наша встреча со Славой Берилко, она обещала дружбу впереди.., с разветвленным будущим. Естественно, нас донимали вселенские вопросы: кто я есть? что можно - чего нельзя? а до какой черты?..

Мы дотошно обсуждали поступки таких мировых героев, как Мартин Иден, Клим Самгин, Овод с Монтанелли, весь ряд Достоевского, ..., пересыпая их мучительные коллизии проделками любимого плута - авантюриста Феликса Круля, а также деяния людей, попавших в наши скрещенные пространства.

- Только не спрашивай, знала ли я...

- Эльку Поспелова?..

Мы хохочем, аж помираем. Конечно, Элька был у них вожатым в мальчишеской школе.

- Ходили в поход. Вдруг к палаткам выскочил лисенок. Маленький такой лисенок. Рыжий. Мы кинулись его ловить. Я хотел схватить первым. Сначала просто так. Поймать. Как самый ловкий. А он ведь не дается. И захотелось во-что-бы-то-ни-стало! До злости, до сумасшествия. Я бросил камень. Еще! Еще! Мазал. Кто-то дал мне подножку. Я не видел, но думаю, что специально. Элька. Я упал лицом в землю. Лежал, наверное, долго. Не знал, как в глаза смотреть. Элька хлопнул меня по спине: "Сбегай, принеси воды".