Татьяна Янушевич - Мое время

Их заносило снегом.

Кто-то из ребят постарше стал ругаться, и мы кинулись бежать, сколько бы еще мы простояли в оцепенении?

Не знаю, куда делись все.

Я сижу за какими-то ящиками в подвале, слезы не текут, я не сразу понимаю, что повторяю, неистово повторяю ругательства, которые говорил тот. Они носятся во мне, убивая пустоту, а когда замечаю, не остается и этого.

* * *

Нас ведут в настоящий театр, он только что открылся. На балет "Доктор Айболит".

Дух замирает с первых ступеней, от входа между высоких колонн. Сначала я даже не могу разделить зрительный зал и сцену.

Красные кресла ярусами поднимаются к потолку, по верхнему кругу под огромным куполом - белые фигуры Богов в нишах.

Мерно царственно гаснет люстра.

Я не очень понимаю, что там происходит в светлом прямоугольнике.

С началом второго акта меня вдруг поражает момент закрытия занавеса. Мама напрасно пытается навести меня на действие:

- Смотри вон за Доктором гонится Бармалей, ты ведь помнишь, мы читали.

Я ничего не помню, мне нужно, чтобы еще и еще величественно, затяжно плыл занавес и потом гранично, столбами, стоял по краям пестрых подвижных картинок.

Впрочем, я что-то запомнила, потому что потом усердно рисовала танцующих человечков - обезьянок в юбочках, ярких и однообразных в своем движении, как мне казалось, но никогда не могла нарисовать зыбкую торжественность зала...

Ночью долго не могу заснуть, делаю из одеяла занавес, одеваю его как мантию, чтобы она спадала, как с Богов,

а во сне летаю под куполом с мерцающей короной-люстрой на голове.

Потом мы с Валькой и Женькой все время устраивали театр. Но чаще всего вспоминали, как нам в театре купили по персику. Персики мы видели впервые.

На слово "Бог" мы обратили внимание не сразу. Сначала оно было очевидно, - белые фигуры в нишах. Потом оно не давало нам покоя, а взрослые не хотели понятно объяснить. Как-то мы все же поняли, что искать Его надо в церкви. Церковь-то мы знали, она была недалеко от нашего дома. Мы уже не очень слушались родителей, и однажды потихоньку отправились в церковь. В церкви было очень красиво. Мы долго рассматривали странные картины, - таких мы никогда не видели. Там было все странно, и если бы мы тогда знали слово "благоговение", то именно так и назвали бы свое ощущение. Мне захотелось дунуть на свечку, - просто дома всегда давали задуть спичку, - но я не посмела.

Мы вышли из церкви и вдруг одновременно увидели Чудо: зрачки у нас стали маленькие, снова вошли в церковь - зрачки стали большие! - вышли маленькие. (Проверять в другом месте нам потом и в голову не пришло).

Дома нас потеряли. Про церковь мы сказали, про Чудо со

зрачками, конечно же, нет.

Неожиданно Папа не дал меня выпороть. Он сел на мою кровать и стал рассказывать про крестоносцев. Один раз он усмехнулся, поясняя, кто такие крестоносцы, и я подумала: "Он тоже знает про Чудо..." С этого дня он часто рассказывал мне про разные далекие страны, про рыцарей и путешественников, индейцев и разбойников. У всех были свои Боги, особенно много у греков и индейцев. За них бились и умирали, им приносили жертвы, и было вообще много приключений. Позже эти истории я

найду у Вальтера Скотта, Луи Буссенара, Купера и других, многих авторов так и не найду, - они из Папиного детства.

Мне, конечно, рассказывали много и других историй, сказок, читали книжки, и конечно, всеми героями я сама становилась, и не только героями. Это будет глава

О перевоплощении

Обычно происходит так:

Сегодня я вдруг точно знаю, что я

- чайник, - в моем задранном носу свербит кипяток;

- или кораблик, - бегу по лужам быстро, быстро, и пальто - мой распахнутый парус;

- может быть, львенок, скорее это большой невзрослый кот: спина вытягивается - потягивается плавно, нега переходит в тяжесть лап и уходит в землю через выпущенные когти, хочется подпрыгнуть, ударить лапой, хочется завернуть голову внутрь выгнутой шеи, ухом пройтись по чьим-нибудь коленям;

- или только что прочитанный Гулливер. Меня выбросило волною (сна) на неведомый берег, не могу поднять головы - каждый мой волос прибит к земле, ноздри щекочет шпагой маленький человечек. Сейчас, я знаю, я разгляжу удивительных лилипутов, что пленили меня, и потом буду с ними жить, строить им из песка дома, возить за нитки их корабли, ловить мух, которые станут их лилипутскими домашними животными;

.........

Довольно одного-двух признаков, чтобы быть.

Иногда и просто имени.

Это естество детей - жить многими жизнями

одновременно,

а преображение - миг!

И ты свободен

выйти из рамок своих, стать другим,

разным, всеми людьми, предметами, природой, всем миром.

Довольно имени. В произнесении его

встреча нашего взаимного бытия.

В его определенности - начало превращения.

Иногда же разворачивается целое действие. Схема его проста. Начальное имя случается само. Сюжет заимствован, но волен. Развязки часто и вовсе нет. Цепочка действия сплетается из препятствий, прочитанных или выдуманных, взятых из-под руки, и цель его - та же - Встреча, как поиск возможности дать обозначение, имя в много-oбразной стихии отношений.

В "моей истории" я только изначально Гулливер

(где же еще я встречусь с лилипутами и великанами?),

но я - и море, разбивающее корабль, на хребте своем несу обломок мачты с гибнущим человеком;

и рука его, вцепившаяся зубами пальцев в деревяшку;

...;

я - лилипут, забирающийся по лестнице на бастион

моего колена (- или Гулливер на коленях девочки-великанши);

я живу в этих маленьких дворцах, вздрагиваю от тени, закрывшей мое жилище и, мертвея от ужаса, смотрю в огромный глаз, мерцающий в окне,

...

Цель моих приключений - Встреча.

Впрочем, никогда не победа. С победой не известно, что делать, да и скучно, это с побежденными много всего бывает.

Встреча - возможность проявления своей любви и преданности; возможность проникновения в иную суть;

Встреча, где обмен именами есть преодоление себя, т.е. подвиг, и в цепи преодолений осуществляется постепенное Мое Имя.

А еще меня завораживает, как Герои в своих приключениях легко теряют дом, богатства, да и честь, и последнюю одежонку, и откуда-то все снова берется легко, волшебно, чтобы опять раздать, раздарить, бросить, потерять, пустить по ветру и самому пуститься:

сиюминутный заманчивый калейдоскоп Жизни.

Из подражаний вспыхивает непреодолимое желание самостоятельных удивительных поступков, подвигов и чудес.

* * *

В нашем доме на самом верху живет профессор Лилеев. Почему-то мы начали его охранять. Ходили за ним по пятам, дежурили на чердаке. Ночью мы, конечно, дежурить не могли. Ночевать на чердак приходили нищие, иногда цыгане. Цыгане были особенно хороши. Они пили водку и пели странные песни. Слов мы не понимали, песни были веселые, но под них всегда хотелось плакать. Мы и плакали. Их же это очень смешило, они поддавали нам легонько кулачком под бок и хохотали, закинув головы. Мы тоже начинали хохотать. Как-то раз они даже плясали. Их было четверо, - цыган и трое цыганок.