Татьяна Янушевич - Мое время

Ну, спрашиваем у Иогансена, что нужно купить.

- Дроби, пороху. Можно соли и сухарей.

- А сахару? - в один голос.

- Я сладкое не люблю.

Тогда уж мы сами добавили к списку сахар, свиное сало, купили ведро, о мясе не беспокоились, - на Ханке полно дичи и рыбы.

Пока готовились, жили у Колькиного отца на пасеке под Спасском. Шили сами себе ичаги, такие болотные сапоги из кожи, постреливали птичек, собирали бабочек-жуков. Два раза в день устраивали "Великий жор", то есть уминали хлеб с медом, чего даже не вписывали в "расходы".

Как-то Колька не выдержал и съехидничал:

- Ганс Христианыч, Вы ведь, кажется, сладкое не любите?

- Но ведь это же липовый мед!

И этим было сказано все. Спасск славился своим медом. Но вот что интересно, когда липа запаздывает с цветеньем, пчелы летят на бархатное дерево и травятся, что пасечники только недавно раскусили. Такой "враг" оказался пострашнее шершня или мотелицы.

На Ханку мы отправились через болото к устью реки Лефу. Там на травяных островках селились рыбаки и охотники. А на гриве уже никто не жил. Мартына в прошлую зиму нашли убитым возле своей избушки. По канаве, проложенной через трясину, на лодке мы добрались до самого большого острова.

Стоят три дома.

В первом обитают братья Крыловы, бывшие контрабандисты, хотя и теперь не брезгуют. Около избы грязь, валяются рыбьи кости, однако пришлось зайти, так уж принято. А братья любят поговорить. С краю на лавку примостился отец, тихий тощенький старичок в зеленоватых космах. Да вставил словцо, кстати, удачное.

- Цыть, старая собака, пшел в свой куток!

Тот и поплелся за печку.

- Подыхать пора, собаке, а он все ерзает!

Вторая хатка метрах в двухстах - старика Грушенцева. Правда, все его зовут "Каскана". Заядлый охотник, а значит, и заядлый рассказчик, и присказка у него - "как сказано", обкатанная до "касканы".

- Сижу на зорьке, каскана, глядь, журавли сели в осоку, да белые, каскана, глазам своим не верю, редкая птица. Схватил ружье, а те давай прыгать на одном месте, крылами машут, шеи склонили, ну, каскана, пляшут и только. Загляделся, из скрадка поднялся, а они хоть бы что, каскана, вытанцовывают кругами, я и отошел тихонько, раз у них такой бал наметился...

Грушенцев приглашал нас остаться у него, но в его маленькой избенке жил постоялец, какой-то новый рыбак. Откуда? Зачем? Никто не знал. Иван Федорович, человек весьма положительный, всех навеличивал по отчеству и на Вы, не ругался, что само по себе уже было загадочно.

На вечер Каскана пригласил нас на "чехарду". К нему в сезон охоты наезжал известный в Спасске предприниматель Чекарда, который готовил кушанье из уток с солеными огурцами. Отменное варево. Потом Чекарда перестал ездить в эти места.

- Он же, каскана, одну шубу трем охотникам подарил. Берет лодку, нанимает охотника, чтобы возил, каскана, сам только стреляет. У него ружье шестого калибра, а стрелок, каскана, знатный. Ну, охота кончилась, Чекарда и говорит: "Денег я тебе не дам, возьми мою шубу у такого-то, я у него прошлый год оставил." Каскана. А потом и вовсе заявил: "Зиму поносил, хватит, мне шуба самому нужна."

Чекарду и так не очень-то любили. Вздорный мужик, мне еще батька о нем рассказывал. В Спасске в базарный день старики ходят на рынок потолкаться, потолковать, вроде воскресный клуб у них, так Чекарда обязательно к кому-нибудь прицепится. И к вечеру расходятся старики по домам, бороды порваны, ругаются на чем свет стоит, опять же есть повод выпить, обиду унять. А "чехарду" научились готовить все охотники в округе, и ваш покорный слуга не остался в стороне.

Остановились мы в третьей хате, у Бочка. Уж одна его хата отличалась от других: чистенькая, побеленная, в палисаднике цветут желтые пахучие гвоздики, два улья. Сам - гладкий, приветливый, говорливый:

- А, студенты пожаловали, изучать родные края!

После обеда мы с Колькой вымыли посуду. Бочок нас похвалил и тут же рассказал поучительную историю:

- Недели две назад приезжали ко мне гости, уездное начальство. Ну, как водится, сварил им рыбы, покормил, дал лодку. Они сгреблись и уехали, а посуду грязную побросали. Ладно, сам себе думаю, собрал все как было. Приплывают через три дня с утками. Опять сварил и подаю те же немытые миски, ложки медные аж позеленели. Что тут поднялось! Ну я им и говорю: "А после вас из этой посуды никто не ел"...

Таков был веселый Бочок. На каждый случай у него была готова побaсенка. Через неделю он направил нас дальше, в устье Лефу, где на малом островке жили рыбаки - старик со старухой.

- Люди они хорошие. На двоих будет лет полтораста. Почему на двоих? А тут их так и меряют. Друг без дружки ни на шаг. Он левой ногой ступнет она правой, он упадет - она подхватит, она упадет - он пропадет. Примут вас как родных. Деток-то им Бог не дал.

До островка километров десять мы добирались с великим трудом. Цепочки озер так путались, что если бы не вешки, наверняка бы заблудились.

А сколько тут дичи! Кулики крутятся, шныряют лысухи, поганки, вдруг налетит орел-белохвост, и с грохотом поднимаются из камышей тучи уток и гусей, - горизонта не видно. Правильнее надо сказать, орлан-белохвост, самый страшный враг для водоплавающих. Иогансен рассказал нам про битву орлана с лебедем:

- Словно падающая звезда скользнул он по воздуху и бросился на летящего лебедя, преследовал, не давая опуститься на воду, пока не вонзил когти под крыло до самого сердца. Используя падение, потянул добычу до ближайшего берега, и уже на земле над поверженной птицей орлан выпрямился и закричал от удовольствия.

Иогансен засмеялся и добавил:

- Читайте "Жизнь животных Брема, для школы и домашнего чтения". Красочная небылица, каких у него много.

В этих местах на Ханке мне раньше не приходилось бывать, и еще в этот раз повезло - цвели лотосы. Огромные круглые листья плавали или стояли над водой, как солнечные зонтики, поддерживая нежно-розовые цветки, каждый - с чайную чашку. Что может сравниться по красоте красок с лотосом? Разве что мех розового пеликана, который так любят модницы.

Старики встретили нас очень радушно. К ним сюда редко кто завернет. Раз в месяц приходит катер забрать рыбу. Мария Павловна, миниатюрная, даже изящная, если бы не такая дряхлая, старушка, ласковая хлопотунья, ворковала вокруг нас:

- Детки мои, детки милые...

Петр Яковлевич, еще бодрый мужичок-с-ноготок, благоволил к профессору и его "неприкосновенному" запасу спирта.

Ганс Христианыч с первого дня установил строгий распорядок. Поочередно: один дежурит, собирает материал поблизости, готовит обед под руководством Марии Павловны; двое чуть свет отправляются на лодке, часам к четырем возвращаются с трофеями; после обеда весь состав экспедиции приступает к препаровке, и в это же время беседы-лекции до самого вечера.